Доводилось посещать собрания и князю А. Н. Голицыну, всесильному в тот период вельможе, который покровительствовал Екатерине Филипповне и ее кружку. Благодаря его стараниям, например, Татаринова, после того, как мать ее уехала в Лифляндию, смогла и дальше проживать в Михайловском дворце. Более того, стараниями князя ей была назначена пенсия в размере 6000 рублей в год — солиднейшая сумма для того времени! Татаринова пользовалась благоволением также митрополита Михаила, который сам принадлежал к масонскому кругу.
Такое тогда было время, и нет ничего удивительного ни в том, что царский дворец служил местом собраний кружка Татариновой, ни что на них видели священнослужителя, протоиерея столичного Исаакиевского собора, известного проповедника Алексея Ивановича Малова, которого искренне восхищали песнопения и пророчества Екатерины Филипповны.
Особая роль в кружке-секте принадлежала музыканту кадетского корпуса Никите Федорову, чьи чудачества обеспечили ему в Петербурге прозвище Никитушка, так же его именовали и кружковцы. Его пророческий дар, проявлявшийся в ходе радений в форме неожиданных откровений, обеспечивал ему видное положение в секте, которая даже зачастую была называема Никито-Татариновской.
Следует сказать, что Татаринова и те, кто составлял ее окружение, не были ни скопцами, ни хлыстами. Екатерина Филипповна придерживалась только православного вероисповедания, она не разделяла и не воспринимала ни скопческую, ни хлыстовскую идеологию.
В своих проповедях она оставалась в рамках толкований догматов в мистическом духе. У скопцов Татаринова позаимствовала только радение, в ходе которого все участники этого коллективного молельного обряда доходят до мистического экстаза. Ею мрачные обряды хлыстов и скопцов были преобразованы в театральное действо.
Собрания Татариновой открывались чтением священных книг, затем пелись песни. Это были сочиненные ею самой духовные стихи, которые клал на музыку, по большей части используя народные напевы, Никитушка, или пелись песни хлыстов «Царство, ты, царство», «Дай нам, Господи, Иисуса Христа», а иногда и церковные, в частности «Спаси, Господи, люди Твоя». После песнопений начиналось радение, заключавшееся в кружении всех участников обряда, которое все ускорялось и заканчивалось тогда, когда на кого-нибудь «накатывал» Дух святой, и этот человек принимался пророчествовать. Чаще всего «накатывало» на саму Татаринову, на Никитушку и некую Лукерью.
Что касается собственно пророчеств, известны по большей части те, что произносила Татаринова (о них будет сказано ниже), предсказания же остальных кружковцев канули в Лету. Каких-либо свидетельств современников на этот счет тоже не сохранилось. Впрочем, и фиксировать пророчествуемое было затруднительно, так как к моменту говорения тот, на кого «накатывал» Дух святой, находился в глубоком трансе, а пророчество представляло собой поток необыкновенно быстро произносимых бессвязных речей, напоминающих народные прибаутки по ритмике и включающие рифмы. Согласно воспоминаниям, прорицания в основном относились к ближайшей судьбе «ближнего круга», то есть к непосредственным участникам радения, которые отлично знали друг друга.
У каждого радения был четкий сценарий, кроме музыки, сочинявшейся профессиональным музыкантом, радетельному делу служили еще живопись, чаще всего кисти Боровиковского, славившегося необычайно богатой палитрой красок, и хореография. Таинственность и мрачноватая красочность этих обрядов, разворачивающихся в завораживающее действо, в ходе которого каждый желающий зритель мог легко превратиться в участника, привлекали немало людей.
Что до действа как такового, то современники Татариновой оставили весьма противоречивые их описания. Некоторые же современные авторы описывают радения так: когда заканчивался бал в Михайловском дворце и основная масса публики удалялась, то оставшиеся посвященные переодевались из бальных платьев и мундиров в белые рубахи до пят и принимались бесноваться, погружая себя в состояние транса. Похожая картина нарисована Максимом Горьким в его романе-эпопее «Жизнь Клима Самгина». Однако современники Татариновой ни о каких переодеваниях не упоминали.
Для полноты картины будет интересно ознакомиться с описаниями радений Е. Ф. Татариновой, принадлежащими архимандриту Фотию и Ф. Ф. Вигелю. Последний в своих «Записках» писал: «Верховная жрица, некая госпожа Татаринова, посреди залы садилась в кресла, мужчины садились вдоль по стенам, женщины становились перед нею, ожидая от нее знака; когда она подавала его, женщины начинали вертеться, мужчины петь, под текст ударяя себя в колена, сперва тихо и плавно, а потом все громче и быстрее. В изнеможении, в исступлении тем и другим начинало что-то чудиться. Тогда из среды их выступали вдохновенные, иногда мужик, иногда простая девка, и начинали импровизировать нечто, ни на что не похожее. Наконец, едва передвигая ноги, все спешили к трапезе, от которой нередко вкушал сам министр духовных дел».
Тут, конечно, заставляют улыбнуться «мужики» и «простые девки», ведь хорошо известно, какого высокого социального положения люди посещали радения Татариновой.
Что до описания радений, содержащегося в воспоминаниях Фотия, они не требую какого-либо комментария, если знать, что архимандрит страстно ненавидел Татаринову. Судите сами: «.. к [Татариновой] собирались духовные и мирские: лестью своей она привлекала к себе даже пустынных монахов; в жилище ее близ дворцовой церкви, и даже почти над местом церковным или близ бывшем, был Святой у нее Дух написан, да видят, что над нею наитие Святого Духа бывает. По ночам собирались у нее и днем девицы и прочие и действовали, как некое священное действо свое, обычай кружения делать, вертелись, падали потом на землю от безумия, демон же входил в них, производил глаголы, предсказания, и потому называлась секта сия пророков и пророчиц, а Татаринова главою всех. Петы были разные смешные песни, стихи, без толку сочиненные, где духовное с плотским было смешано, и более имелось плотское, любодейное, нежели иное, весьма смешанное составление и понятие».
Красивой внешне женщине, Екатерине Филипповне были присущи естественный шарм и обаяние. Ею восхищались и суровые скопцы, и блестящие придворные. К ней участливо относилась императрица Елизавета Алексеевна. Татаринова была благосклонно принята давшим ей аудиенцию императором, их беседа продолжалась в течение нескольких часов, и Александр I «удостоверился в ее правоверии, в непорочности пути ее и в подлинности ее пророческого слова»; он даже разговаривал с Никитушкой, которого за его пророческую деятельность удостоили чина коллежского регистратора. Долгое время императорская чета знала о том, что в Михайловском замке проводятся собрания кружка Е. Ф. Татариновой. Однако все жалобы, что на нее поступали, Александром I игнорировались, сам же он в письме к гофмейстеру Кошелеву, будучи вне Петербурга, говорил: сердце его пламенеет любовью к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе Татариновой в Михайловском замке. Более того, император стал крестным отцом ее внебрачной дочки.
В 1818 году тайному советнику Г. П. Милорадовичу пришлось сильно обеспокоиться: сын его, офицер гвардии, вовлекся в общество Татариновой, — и он написал императору жалобу по этому поводу. Александр I в ответном письме в частности сказал: «Я старался проникнуть его связи и по достоверным сведениям[44] нашел, что ничего такого нет, что бы отводило его от религии; напротив, он сделался еще более привязан к церкви и исправным в своей должности, посему заключаю, что связи его не могут быть вредны».
Высочайшее покровительство, благосклонность митрополита Михаила и покровительство князя Голицына позволили Татариновой проводить свои собрания свободно довольно долго, с 1816 по 1822 год. Что касается ее как личности, Екатерина Филипповна, безусловно, была сильной и яркой, ей были даны многие таланты и природные способности. По-видимому, она первая женщина в России, которой в том же Михайловском замке устраивались публичные сеансы магнетизма, говоря современным языком, гипноза. Судя по всему, она обладала сильнейшим даром внушения, так как успех магнетических сеансов ее был необыкновенным, их обсуждали повсюду в Петербурге. Осознание же пророческого дара побудило ее даже принять православие, причем креститься Екатерина Филипповна решила 8 ноября, в праздник архангела Михаила, который почитается покровителем пророков.
Пророчествовала Татаринова по большей части о человеческом, она редко делала глобальные предсказания о будущем, касающемся государства или всего мира. Когда генерал Головин тяжело заболел, она во время посещения не утешала его, а сказала, что ему предстоит успешная военная карьера, получение высоких чинов и должностей. У постели больного ощутив целительский дар, Татаринова еще дала Головину несколько советов, и тот, исполнив их, полностью оправился, хотя врачами болезнь его полагалась не поддающейся излечению.
Живописец В. Л. Боровиковский получал от нее предсказания успеха или неудачи из-за завистнических козней, и все всегда сбывалось. В 1826 году он спросил у Татариновой, есть ли ему резон браться за выполнение крупного заказа, и в ответ услышал: «Не о том думаешь, душа моя. Выгода тебе вроде как и ни к чему будет. Пора тебе, Володенька, на суд предстать». Владимира Лукича взяла обида, он назвался честным человеком, не имеющим никакого касательства к судам. Татаринова отвечала в том смысле, что от тюрьмы да сумы не заречешься, а от суда — тем более. В скором времени художник скончался и предстал таким образом перед высшим Судом.
У Татариновой продолжали собираться, а многочисленные недоброжелатели продолжали строчить жалобы. Не одними ревнителями православной веры писались доносы, но и осторожными жандармами, проявлявшими вполне понятное беспокойство из-за многолюдных собраний, окруженных атмосферой таинственности. На Татаринову сыпались обвинения том, что в секте ее наравне с дворянами состояли крепостные, что во время радений совершались развратные действия и прелюбодейство, что кружком ее преследовались державшиеся в строгой тайне политические цели, и многое другое вменялось ей в вину.