В течение года Уганда сделалась банкротом. Не трудно предугадать ответные действия Амина. Национальный банк получил распоряжение печатать миллионы не имеющих ценности банкнот. Ими глава государства затыкал бреши в экономике, а оставшиеся долларовые и стерлинговые ресурсы стали доступны исключительно для его личных нужд.
Цена куска мыла в Кампале подскочила до шести фунтов, составлявших двухнедельный заработок среднестатистического рабочего с кофейных плантаций, остававшихся среди немногочисленных статей дохода Уганды.
Временное спасение предложил другой экстравагантный диктатор, ливийский полковник Муамар Каддафи. Амин с готовностью согласился на сделку. Ливия обязалась снабжать Кампалу денежными средствами, необходимыми для поддержания страны «на плаву», Амин же в свою очередь разразился гневными тирадами и яростными выпадами против Израиля и Штатов, театрально выставив из страны небольшую группу израильских инженеров. Строительные объекты, на которых они работали, представляли собой ту ограниченную помощь, которую Израиль согласился-таки оказать Уганде.
Разгневанные и уязвленные израильтяне забрали с собой все свои бульдозеры и кипу бумаг с детальными разработками и чертежами незаконченных зданий. Среди прочих документов была подшивка, сыгравшая позже свою роль в истории. Она содержала планы последнего дара Израиля Уганде — нового пассажирского терминала, башни радиоконтроля полетов и чертеж взлетно-посадочной полосы аэропорта в Энтеббе.
Амин старался доказать Каддафи, что является стоящим союзником. В этих целях он открыл в Кампале представительство Палестинской Организации Освобождения и присвоил ему полновесный дипломатический статус. Не желая останавливаться на достигнутом, президент пошел дальше — публично заявил о своем восхищении политическим кумиром Каддафи — Адольфом Гитлером. Когда Амин выдвинул проект возведения мемориала Гитлеру в самом центре Кампалы, мир начал понимать, что на маленькую африканскую страну обрушилось страшное несчастье.
Подтверждения самых мрачных прогнозов ждать пришлось недолго.
Материальная поддержка Ливии окончательно развязала Амину руки. Из нескольких сотен своих отборных прихвостней он создает новый полицейский орган, Государственное Сыскное Бюро. Верность помощников Амин покупает щедрыми подарками — дорогими машинами, видеомагнитофонами, одеждой, завезенной из Лондона и Парижа.
Однажды жарким августовским вечером 1972 года гости Амина, собравшиеся на обед в его резиденции в Энтеббе, были поражены и шокированы, когда хозяин неожиданно вышел из-за стола и вернулся из кухни с обледеневшей головой бригадира Хуссейна в руках. Охваченный приступом ярости, Амин принялся выкрикивать оскорбления отрубленной голове, швырять в нее ножами, а затем приказал гостям уйти.
Двумя днями позже президент неожиданно возник в Восточной Уганде. Он объявил, что Бог являлся ему во сне и сказал, что пятидесятитысячное азиатское население Уганды — в основном торговцы, доктора и медсестры — является причиной всех экономических проблем страны. Им было приказано покинуть пределы республики в течение девяноста дней.
Последовавшие три месяца голос Амина ежедневно звучал по угандийскому радио, отсчитывая отпущенный срок. Азиаты издавна жили в Уганде. У многих из них в этой земле было похоронено не одно поколение предков. Эти люди составляли основу национальной коммерции, и теперь все они в ужасе бежали, бросая дома, магазины, плантации.
В ноябре того же года Амин принялся предлагать своим друзьям и приятелям любой налаженный бизнес на выбор. Фармацевтика и хирургия были переданы в ведение автомехаников из Государственного Сыскного Бюро, текстильные склады отошли к телефонным операторам из того же Бюро и к армейским капралам. За считанные недели опустели полки магазинов, все товары были проданы, а новых не поступало… людям из Государственного Сыскного Бюро снова нужно было платить.
Не имея более денег для их содержания, Амин предложил своим людям последнее, что у него осталось, — жизни своих соотечественников.
Это был самый чудовищный в истории контракт на массовое убийство. Амин разрешил своим верным палачам убивать ради выгоды.
Он знал традиции угандийцев, их глубокое почтение к останкам умерших родственников и готовность отдать последний угандийский шиллинг за возможность получить останки своих близких для погребения. Во многих племенах существовали так называемые «искатели тел», которые получали деньги, прочесывая местность в поисках трупа чьего-нибудь отца или сына, сгинувшего, перегоняя скот, или утонувшего в нильских водах.
Государственное Сыскное Бюро сделалось и убийцами, и, по совместительству, искателями тел.
Разъезжая по улицам Кампалы в импортных машинах, разряженные в безвкусные шелковые рубашки и брюки клеш, они запросто арестовывали прохожих горожан. Арестованных свозили в штаб-квартиру, помещавшуюся в двух шагах от дворца Амина, и там безжалостно убивали.
Когда в подвалах трехэтажного здания Бюро скапливалось слишком много трупов, в скорбящие семьи посылали депутации с сообщениями, что их родственник был арестован, но исчез после ареста и, к несчастью, вероятнее всего, умер. За розыск тела взималась плата в размере ста пятидесяти фунтов. Если семья не имела таких денег, ей следовало отдать государству все самое ценное. В обмен на это убийцы из Государственного Сыска везли вдов, рыдающих сыновей и дочерей в лес на окраине Кампалы.
Мертвые тела скрывались почти что в каждом овраге, почти под каждым кустом. Много ночей подряд сотни семей совершали эти жуткие поездки. Тела, не востребованные родственниками, сбрасывались в озеро Виктория как ненужный хлам и плыли по течению до тех пор, пока не застревали в фильтрах гидроэлектростанции водопада Оуэн.
Однако вскоре осуществлять расстрелы в стенах Сыскного Бюро стало проблематично. Обитатели соседнего французского посольства напрямую пожаловались Амину, что им не дает спать постоянная стрельба по ночам. Амин, все острее ощущавший вкус к насилию, обсудил пути выхода из сложившейся ситуации с главой Бюро, лейтенантом Айзеком Малиамунгу.
Малиамунгу, служивший сторожем на текстильной фабрике до того, как Амин сделал его государственным чиновником, был известен своими садистскими наклонностями. Прежде чем окончательно расправиться с мэром провинциального городка Масака, он прогнал страшно изувеченного мужчину по улицам, заставляя нести в руках отрезанные у него гениталии. Теперь сообща с Амином они быстро нашли решение проблемы. Чтобы поддерживать леденящий кровь поток высоко прибыльных убийств, но избежать при этом раздражающей, бесконечной стрельбы, решено было сажать каждую жертву в одиночную камеру в подвале, а другому заключенному предлагать освобождение, если он согласится до смерти отделать одиночника шестикилограммовым кузнечным молотом.
Среди обезумевших от страха, молящих о пощаде заключенных находились некоторые храбрецы, у которых хватало духу отказаться от чудовищного предложения. Как только один из заключенных выполнял требование тюремщиков, роли неизменно менялись. Недавнего палача по неволе, нередко рыдающего, с помрачившимся рассудком, самого запирали в одиночную камеру, а соседу его бессердечно обещали жизнь и вручали увесистый молот.
Президент находил время, чтобы лично поучаствовать в сценах кошмарной жестокости.
В марте 1974 года по совершении несложного мусульманского обряда он развелся с тремя из четырех своих жен из-за их вмешательства в его личные дела и затем выставил женщин из дома. Три месяца спустя одна из бывших жен, юная Кай Амин, умерла в своей квартире в Кампале после неудачной попытки совершить аборт. Выяснилось, что молодая женщина была на четвертом месяце беременности. Разгневанный Амин помчался в морг взглянуть на тело. Несколько минут он стоял молча, а затем спокойным, бесстрастным тоном отдал хирургам распоряжения и ушел.
Через час президент привел в морг свою младшую жену Сару и шестилетнего Алигу Амина, маленького сына Кай.
— Смотрите внимательно и запоминайте, — крикнул он им. — Кай была злой женщиной, и вот что с ней стало.
Обезображенное тело Кай Амин лежало на хирургическом столе. Голова и все конечности были отсечены. Голова лежала на груди лицом вниз, ноги аккуратно приложены к плечам, а руки на место ног, к тазу.
28 июня 1976 года авиалайнер компании «Эйр Франс» был захвачен палестинскими террористами и приземлился в аэропорту Энтеббе. Самолет направлялся в Париж. Вскоре после промежуточной посадки в Афинах пилоту было приказано лететь в Уганду. На борту самолета находилось около трехсот пассажиров.
Оказавшись в сердце африканской страны, управляемой поклонником Гитлера, у несчастных не было ни малейшей надежды на спасение. Самоуверенные палестинцы выдвинули свои требования. Амин ликовал, наблюдая за происходящим. Еще бы, ведь Уганда неожиданно привлекла внимание всего мира!
В обращении террористов, составленном не без помощи Амина, говорилось, что все заложники погибнут через сорок восемь часов, если пятьдесят три палестинских заключенных не будут к этому времени выпущены из тюрем Израиля и Европы. Международное напряжение увеличивалось. В результате переговоров удалось перенести последний срок на 4 июля, были оставлены пассажиры только еврейской национальности, а остальных отпустили.
Оставшиеся заложники, перепуганные до смерти, содержались под неусыпной охраной в помещении пассажирского терминала. За два дня до назначенного срока пожилая уроженка Лондона Дора Блош, имевшая двойное, британо-израильское, гражданство, нечаянно подавилась и была доставлена в клинику в Кампале, располагавшуюся в 32 километрах от аэропорта.
В эти дни Иди Амина и заложников часто показывали по телевизору. Израильские инженеры, высланные в свое время из Уганды, узнали помещение аэропорта, которое сами когда-то помогали строить. Спешно были подняты архивы и найдены нужные планы.
По всему восточноафриканскому побережью тайно рассредоточились объединенные силы международных спецслужб. Вскоре после полуночи 3 июля над озером Виктория внезапно появились самолеты израильских военно-воздушных сил с коммандос на борту. Согласно секретной договоренности им было разрешено дозаправиться и лететь в эоне действия радаров Кении, соседствующей с Угандой.