Элла, будущая мать кинозвезды, родилась 12 июня 1900 года в поместье Зайпендааль. Она росла веселой и легкомысленной девушкой, свято убежденной в том, что все в мире делается к лучшему, а прочее можно улучшить, если очень сильно захотеть. Кстати, мечтала Элла всегда по-крупному: желанием ее жизни, по воспоминаниям дочери, было «быть стройной, быть актрисой и быть англичанкой». Элла получила прекрасное, хоть и немного поверхностное образование, достойное истинной аристократки, но на самом деле ее привлекали не науки, а любительские театральные постановки. У Эллы был неплохой голос, выразительное лицо и заметный драматический талант — она мечтала стать оперной певицей, однако родители вместо оплаты консерватории купили ей билет на пароход и отправили дочь к родственникам, служившим голландской короне в Батавии (ныне Джакарта). Оказавшись среди молодых, образованных, скучающих без изысканного женского общества чиновников и их родственников, Элла расцвела — она блистала на балах, с успехом пела на камерных вечеринках, и ее остроумие и красота наверняка вскружили голову не одному поклоннику. Не прошло и пяти месяцев с момента ее приезда в Батавию, как Элла ван Хеемстра согласилась стать женой достопочтенного Хендрика Густава ван Уффорда, также принадлежащего к высшим кругам голландской аристократии. 11 марта 1920 года они обвенчались, а через девять месяцев — 5 декабря — Элла, как и полагается образцовой жене, родила мужу сына, названного Арно Роберт Александр (впрочем, все звали его просто Алекс). Второй сын, крещенный как Ян Эдгар Брюс, появился на свет 27 августа 1924 года, а уже в декабре того же года пара прибыла в Голландию, чтобы тут же подать на развод. Причины его они не указали, но все биографы сходятся в том, что благородный ван Уффорд оказался для романтичной и избалованной Эллы слишком простым и заурядным, если не сказать — занудным.
Почти сразу же ван Уффорд отплыл в США, где, по его словам, ему предложили хорошую работу. Там он вскоре женился на немецкой иммигрантке Мари Каролине Роде — как позже напишут биографы Одри, он предпочел самоустраниться из жизни своей первой жены и детей, покинув семейную лодку при первой возможности.
Как бы ни хотелось Элле независимости, но молодой разведенной женщине с двумя детьми на руках и без личных доходов деваться было некуда, и она вернулась к родителям. Возможно, те надеялись, что их дочь возьмется за ум и станет хоть немного серьезнее; может быть, она и сама этого хотела, но ее непреодолимый оптимизм заставлял ее верить, что в следующий раз будет лучше. Едва оправившись от развода, Элла снова начала флиртовать — в частности, с одним англичанином, с которым познакомилась еще в Ост-Индии, как считается, на Яве, где тот числился почетным консулом, а Элла проводила свой медовый месяц. Его звали Джозеф Виктор Энтони Растон, он был на одиннадцать лет старше Эллы — и, кажется, этим исчерпываются точные сведения о его биографии. Считается, что он родился в ноябре 1889 года в Богемии и его родителями были уроженец Лондона Виктор Джон Растон и австрийка Анна Катерина Вельс. Кажется, в жилах их сына была еще ирландская кровь, подозревают и какие-то азиатские корни, но докопаться до них не удалось еще ни одному исследователю. Фамилию Хепберн-Растон он сочинил себе сам, «для аристократичности» присовокупив к отцовской девичью фамилию своей бабушки, которая, по его словам, была потомком Джеймса Хепберна, графа Босуэлла, — третьего мужа шотландской королевы Марии Стюарт. Чем Джозеф Растон занимался, тоже не очень ясно: часто его называют банковским служащим, хотя исследователи так и не смогли найти банка, в котором бы он работал. Один из его внуков признавал: «Грустная правда в том, что он никогда не занимался никакой работой». Наиболее точно было бы назвать его авантюристом — хотя некоторые биографы видят в его не поддающейся документированию биографии доказательства его причастности к тайным службам. В Ост-Индии Джозеф женился на богатой наследнице Корнелии Вильгельмине Бишоп, на чьи деньги и пускал пыль в глаза голландским деловым кругам. Элла тоже поддалась его чарам: уже скоро он казался ей вполне подходящим потенциальным отчимом для ее сыновей и мужем для нее самой. Растон был красив — статный, с аккуратными усиками и бархатными, по выражению самой Эллы, глазами, — к тому же щедр, остроумен и по-мужски обаятелен. Растона в Элле привлекла, конечно же, не только красота, но — в основном — титул и влияние ее семьи. Титулом он был просто очарован: хотя Элле пришлось ему объяснить, что, даже став ее мужем, сам он не приобретет баронского достоинства, он все равно был счастлив хоть так приобщиться к миру высшей аристократии.
Они были под стать друг другу: оба обожали танцевать, с удовольствием посещали спортивные состязания и военные парады. Так что нет ничего удивительного в том, что Элла без особых раздумий согласилась стать миссис Хепберн-Растон, как только Джордж получит развод от своей прежней жены. Влюбленные незамедлительно отправились в Ост-Индию, где после недолгих бюрократических проволочек — Корнелия, судя по всему, сама была рада избавиться от такого сомнительного сокровища, как ее супруг, — поженились в Батавии 7 сентября 1926 года.
Первое время баронесса была счастлива, однако довольно быстро она поняла, что снова вышла замуж не за того мужчину. Джозеф оказался холодным, самолюбивым эгоистом, предпочитающим тратить деньги жены, проводя время в праздности и ворчании. К ее сыновьям он был холоден, с женой неласков, и хотя Элла была вынуждена устроиться на работу, ее супруг лишь ругал правительство и жаловался на экономический кризис. Элла держалась как могла: второй раз признать свой брак неудачным было нелегко даже для такой закоренелой оптимистки. Но в конце концов она — в весьма сдержанных выражениях — написала обо всем родителям. Через некоторое время пришел ответ: возможно, Джозеф бы преуспел, если бы завел дела с кое-кем из их английских партнеров — может быть, дела в Англии обстоят лучше и там найти работу ему будет проще?
Джозеф с радостью согласился: он вообще любил Англию, и каким бы туманным и промозглым ни был Лондон, он был всяко лучше затерянной на краю света Батавии. В конце 1928 года Джозеф, Элла и два ее сына отправились к британским островам, навсегда оставив в прошлом голландскую Ост-Индию.
Они прибыли в Лондон накануне Рождества — не самое лучшее время, по словам Джозефа, чтобы искать работу; впрочем, в январе он к поискам тоже не приступил. Зато в феврале кто-то из деловых партнеров барона ван Хеемстра предложил ему место в бельгийском отделении британской страховой компании — и через месяц Элла снова паковала вещи для очередного переезда. Она была на седьмом месяце беременности, и ее оптимизм таял на глазах…
В Брюсселе они, с помощью приехавших из Голландии родственников, сняли дом, и, пока Джозеф пытался трудиться на скучной должности младшего клерка без определенных обязанностей, Элла с волнением ожидала появления на свет своего третьего ребенка.
Девочка появилась на свет утром 4 мая 1929 года, в субботу. Через десять недель родители зарегистрировали ее в английском консульстве как Одри Кэтлин Растон — благодаря происхождению отца новорожденная Одри получила английское гражданство. В раннем детстве она постоянно путешествовала между Брюсселем, Арнемом, где часто гостила у дедушки и бабушки, и Лондоном, куда Джозеф нередко ездил по делам. У Одри с детства был талант к языкам: к концу жизни она не только свободно говорила на голландском, английском, французском и итальянском языках, но и могла изъясняться на немецком и некоторых африканских диалектах…
Маленькая Одри была пухлым, живым, любопытным ребенком. С первых дней она любила музыку и, едва научившись ходить, стала танцевать. Вспоминают, что однажды, гуляя с матерью по лондонскому парку, маленькая Одри сбежала и перепуганная Элла нашла дочь, танцующую под военный оркестр, по одобрительным аплодисментам…
О своем детстве Одри вспоминала редко — в интервью она нередко рисовала его идиллически-безоблачным, но иногда оно представлялось окутанным темным облаком скрытых конфликтов. Родители постоянно ссорились, подраставшие братья, как и положено мальчишкам, изводили свою сестренку, которой в силу возраста нечего было им ответить. Она обожала отца, однако он, видимо эмоционально холодный от природы, не обращал на девочку никакого внимания. В ответ Одри еще больше старалась обратить на себя его внимание, но по-прежнему напрасно. Матери тоже было не до нее: Элла как могла занималась воспитанием и образованием дочери, учила ее читать и писать, разбираться в классической музыке и искусстве, а главное — прививала ей любовь к упорному труду и самодисциплину, однако на простую ласку у нее не было ни времени, ни сил. Лишенная любви, маленькая Одри набрасывалась на шоколад, поедая его в невероятных количествах. Как писала потом сама Одри, «шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу не предал».
От шоколада Одри, естественно, толстела; заметив это, Элла велела прятать от нее шоколад, а сама объяснила Одри: есть так много — неприлично, истинная леди не должна весить больше 46 килограммов! Одри послушалась: она всю жизнь сохраняла вес около 45 килограммов. Но достигла она этого дорогой ценой: от переживаний она просто переставала есть…
Брак родителей, громко трещавший по швам, лопнул в 1935 году — однажды ночью Элла застала мужа в постели с няней. Его вещи тут же были выкинуты на улицу; когда дети проснулись, в доме уже не было ни няни, ни Джозефа.
Одри никогда не говорила об этом. Только однажды она призналась, что в тот день, когда ушел отец, закончилось ее детство: «Я была совершенно сломлена, — вспоминала она. — Я проплакала несколько дней подряд, развод родителей был первым ударом, который я пережила в детстве… Я боготворила своего отца и очень скучала по нему с того самого дня, как он ушел. Расставание с отцом в возрасте каких-нибудь шести лет ужасно. Если бы я могла время от времени встречаться с ним, я бы чувствовала, что он любит меня. Но в той ситуации мне оставалось лишь постоянно завидовать другим, у которых были отцы, и я