Он закрыл лицо ладонями. На миг Изабель показалось, что муж плачет, но, когда он отвел ладони, глаза у него были сухими, взгляд тусклым, как может быть только у невероятно усталого человека.
– Ничто из этого, – повторила она за мужем и нежно повела его к ванне.
Изабель стянула с него штаны и помогла забраться в ванну. Потом она принесла ему хлеб, копченую селедку, еще вина, отпустила служанок и оруженосцев и сама принялась его мыть. Он него воняло лагерем, и Изабель поняла, что он был вместе с солдатами и на поле. Кожа пахла дымом и потом.
Он поел и выпил вина, и это сразу же дало результат. Лицо приобрело обычный цвет, даже раскраснелось, а глаза перестали быть стеклянными.
– Губерт Вальтер, епископ Солсбери, говорит, что назначен выкуп, и подтверждает, что король жив.
– Сколько? – спросила Изабель.
Вильгельм съел остатки хлеба и осушил кубок.
– Королевский выкуп, – ответил он с глубоким вздохом. – Сто пятьдесят тысяч марок, выплачивать нужно в три приема.
У нее в отчаянии округлились глаза.
– Боже! Как найти такую сумму?
– Бог знает, и я надеюсь, что Он мне подскажет в самое ближайшее время, потому что этим должны заниматься юстициарии. Если мы не сделаем этого быстро, восстание Иоанна возобновится, и в стране начнется настоящая война. – Он опустил голову под воду, прополоскал волосы и снова вынырнул. – Действовать нужно быстро еще и потому, что принц Иоанн и Филипп французский предпримут все возможное, чтобы помешать освобождению Ричарда. – Он стал мыться, теперь более энергично. – Как я понимаю, часть средств выделят цистерцианцы – налог овечьей шерстью, и можно взять заем у церкви – золотом и серебром.
Пока он говорил, лицо у него мрачнело.
– Ты против этого?
– Нет, это нужно сделать, но это напоминает мне время на службе у молодого короля. Тогда мы тоже забрали у церкви реликвии – чтобы заплатить наемникам, и мне не по себе от этой мысли. – Он вылез из ванны, обвязал полотенце вокруг бедер, накинул еще одно на плечи и вздохнул. – Придется обкладывать людей налогами, пока не закричат от возмущения. Некоторых будем просить дать столько, сколько смогут, – с обещанием Ричарда, что они будут за это вознаграждены.
Изабель нежно вытерла его.
– А ты какую награду желаешь получить от Ричарда? – тихо спросила она.
Вильгельм вздохнул и обнял ее.
– У меня и так всего достаточно, – сказал он. – И более чем достаточно. Но надо оставаться фаворитом. Епископ Солсбери намекнул о более высоком месте в церкви для моего младшего брата… Может, он станет епископом. Моя верность, если останется непоколебимой и проявится не только в выполнении долга, поможет облегчить судьбу моего старшего брата, который поддерживал принца Иоанна. Кроме того, я дал клятву верности Ричарду, и она действует до самой смерти.
Изабель быстро приложила ладонь к его губам.
– Не произноси это слово, – укорила она его.
– Которое? – спросил он. – Верность?
Изабель попыталась высвободиться из его объятий, но Вильгельм крепко прижимал ее к себе.
– Одно связано с другим, – прошептал он ей в висок. – По крайней мере, для меня. За Ричарда я поручиться не могу. – Он накрутил ее косу на руку и нежно ее поцеловал. – Если тебе так нравится больше, то я скажу, что это закон, по которому я живу. Я знаю, что Господь имеет право положить конец моей жизни, когда захочет, но я молюсь, чтобы он позволил мне увидеть, как мои сыновья вырастут большими и сильными.
Изабель еще раз его толкнула, на этот раз нежно, потом снова оказалась в крепких объятиях мужа и молча обвила его руками.
Иоанн Маршал смотрел на женщину, которая была его прошлым и в которой он до сих пор нуждался. Эта боль напоминала гниющий зуб, который у него никогда не хватало мужества вырвать. Затем он посмотрел на мужчину, стоявшего рядом с ней. Темноглазый, спокойный и уверенный в себе. Гийом де Коллевиль был мелким землевладельцем из Суссекса, мелкой рыбешкой, которой Иоанн мог очень сильно осложнить жизнь, занимая должность шерифа этого графства.
– Вы хотите моего благословения на брак? – кисло рассмеялся Иоанн. – Боже, мое благословение – это последнее, что вам нужно!
В глазах Алаис появился укор. Мужчина сжал кулаки. Иоанну хотелось схватить его и посадить в тюрьму. Вначале он был очень щепетилен в таких вопросах, но со временем стал смотреть на эти вещи проще.
– Мне не нужно ни твое благословение, ни твое согласие, – заявила Алаис, решительно упершись руками в бока. – Но я надеюсь, что ты, по крайней мере, пожелаешь мне добра. Я хотела сама сообщить тебе об этом. Так честнее и благороднее…
Внезапно в горле Иоанна появился ком.
– Благороднее! – он чуть не подавился словом и повернулся к де Коллевилю. – Она рассказала вам о своем прошлом?
Иоанн не знал, ухмыляться ли ему, говорить как мужчина с мужчиной, быть честным и справедливым или кусаться, как раненый зверь.
Мышцы де Коллеувиля напряглись, потом расслабились. В нем шла внутренняя борьба.
– Все, – ответил он спокойно. Это спокойствие ему явно нелегко давалось. – Между нами нет секретов.
– Тогда забирайте ее, – Иоанн махнул правой рукой так, словно что-то отбрасывал. – И желаю вам получить от нее больше радости, чем получал я.
Алаис с трудом подавила возражения, и глаза у нее наполнились слезами боли.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – рявкнул на нее Иоанн. – Что осталось недоговоренным? Ты все сказала на могиле нашего ребенка. Если было грехом держать тебя в любовницах, то я уже заплатил кровавую цену. – Он попытался взять себя в руки. – Мой брат знает?
– Он согласился выступить свидетелем на нашей свадьбе, – с каменным лицом ответил де Коллевиль.
Иоанна чуть не вывернуло наизнанку.
– Как я предполагаю, мои дети не возражают.
– Они наши дети, – ответила Алаис дрожащим голосом, но все равно держа себя в руках. – И они этому рады… Я тоже заплатила цену.
Иоанн проглотил ком.
– Я желаю тебе всего доброго, – удалось ему выдавить хриплым голосом. – Я на самом деле желаю, но больше ничего у меня не проси, потому что я не могу этого дать. Я не так щедр душой.
Вскоре после этого они ушли. Он и не ожидал, что они останутся. Иоанн сложил руки на груди, чувствуя себя так, словно кто-то проткнул его копьем. Алаис, Алаис. Дело было не в любви или душевных муках из-за нее, и не в том, что он не мог без нее жить. Он мог. Больно было потому, что все обещания и сладость его молодости быстро истекали кровью, а он приближался к грустной старости. Впереди ждала пустота. И еще Алаис получила благословение Вильгельма, которое сам Иоанн дать не мог. Он не был достаточно щедр.
– Господин?
Он поднял голову. Голос молодой жены звучал робко. Она никогда не называла его Иоанном, хотя он и разрешил ей это.
– Что? – рявкнул он и выпрямился. У него начала болеть голова, в висках стучало, глаза жгло.
Она стояла перед ним с побелевшим лицом, сжимала и разжимала руки, держа их у талии. Ей было семнадцать, а ему почти пятьдесят. И пусть поможет ему Бог!
– Гости не остались? – спросила она.
Иоанн горько усмехнулся.
– Я сомневаюсь, что нам было бы что сказать друг другу за обеденным столом. Возможно, тебе тоже стоит уехать.
У нее на лице появились удивление и тревога.
– Уехать, господин? А куда мне ехать?
– Как можно дальше от меня… К раненому кабану на ласкаются, а берут копье и пронзают им его сердце.
– Господин? – у нее был испуганный голос.
– Боже, девочка, уйди и оставь меня в покое!
В конце концов ему пришлось заорать на нее, и от звука собственного голоса череп Иоанна чуть не раскололся на две части. Когда красный туман перед глазами рассеялся, он увидел, что жена ему подчинилась и он остался один.
Вильгельм проехал через Мальборо по пути в пограничные земли между Англией и Уэльсом для сбора денег в выкуп короля. При виде замка на горе у него испортилось настроение. На стенах было полно солдат. Несмотря на то что он отправил вперед верховых сообщить о своем приезде, обстановка оставалась тревожной и враждебной.
– Может, нам стоит повернуть, – сказала Изабель и с беспокойством посмотрела на повозку, в которой ехали сыновья с нянями.
Вильгельм покачал головой. Он знал, что, несмотря на все ошибки, безрассудства и глупости Иоанна, братоубийство в список его грехов не входило.
– Если даже он и не желает принимать юстициария короля, он примет родственников, – с мрачным видом заявил Вильгельм и направил коня на мост.
Иоанн ждал во дворе. Вильгельм пришел в ужас от того, каким старым и больным стал брат. Выглядел он ужасно. У него покраснели и слезились глаза, щеки обвисли. Рубаха была заляпана жиром, на подбородке выросла уже довольно длинная седая щетина.
– Ты тоже приехал, чтобы умыть руки и бросить меня? – вызывающе спросил Иоанн.
Его голос пронзил Вильгельма, словно копье.
– Если бы я собирался сделать что-нибудь подобное, то не привез бы с собой свою семью и твоего сына, – он показал на юношу со светлой щетиной на квадратном подбородке. – Он почти достиг возраста посвящения в рыцари, и из него получится прекрасный человек.
– Ты, как всегда, дипломатичен, – проворчал Иоанн, и его слова прозвучали как оскорбление. – Давайте, заходите в дом.
– Ты знаешь, что король вернется сразу же после выплаты выкупа? – спросил Вильгельм.
Женщины вместе с детьми отправились в комнату на верхнем этаже. Изабель с горящими глазами заявила, что собирается взяться за перевоспитание Алины, чтобы та проявила хоть немного характера. Вильгельм вытянул ноги к горящей жаровне и потер бедро, которое в этот вечер болело.
Брат сложил руки на груди.
– Принц говорит, что до сих пор нельзя быть даже уверенным, жив ли Ричард.
– Он жив, это точно, – резко ответил Вильгельм. – Отрицание этого попахивает государственной изменой.