ручейки, болота перескакивает, насопки поднимается– всё ближе иближе та гора, накоторую ему ведьма велела ориентироваться. Кажется: уже рукой донеёподать, нонасамом деле– идти ещё иидти.
Хондори-чако вэто время решил припугнуть Фудин.
–Нестанешь мне женой– придётся тебя растерзать,– зарычал он.– Надоело мне тебя уговаривать! Нехочешь по-хорошему, будет по-плохому. Ну,что?
Фудин, однако, надеется: раноли, поздноли Калгама придёт её спасать. Быть такого неможет, чтобы неизбавил отзлого бусяку! Ирешила она слукавить.
–Нехорошо порядочной женщине без гиамата тэтуэни– свадебного халата замуж выходить,– ответила она Хондори-чако.– Принеси мне лучшей рыбьей кожи, нитки ибисер достань– буду халат шить. Как сошью, так истану тебе женой.
Гиамата тэтуэни шили изхорошо выделанной, выбеленной кожи сазанов, амуров итолстолобиков. Такой халат невеста обязательно украшала орнаментами, анаего спинке вышивала целую картину: два дерева скрепкими корнями, возле которых сидели лягушки, ящерицы, черепахи, пауки; возле стволов стояли олени, изюбры или кабарожки. Вкроне деревьев прятались маленькие птички чока– они считались душами будущих детей. Увенчивало дерево солнце-цветок, яркое ирадостное.
Занесколько дней всё это невышьешь. Некоторые девушки готовили гиамата тэтуэни неменьше года,– старались, чтобы халат был красивым, удобным, прочным. Какой халат– такая ижизнь получится.
Хондори-чако чуть неподпрыгнул отрадости: если Фудин желает обычай соблюсти– значит, хочет, чтобы всё серьёзно было.
–Ладно,– сказал он.– Всё тебе достану, что просишь. Давнобы так! Ато заладила «нет» да «нет»…
–Незнаю, как увас, бусяку, положено, аулюдей немного по-другому,– схитрила Фудин.– Скромная женщина никогда сразу нескажет «да». Мужчина должен заслужить её любовь. Ты настойчивый, иэтим мне приглянулся.
–Никто никогда мне таких слов неговорил,– растаял Хондори-чако.– Давай быстрее гиамата тэтуэни шей! Хочу быстрее натебе жениться.
–Потерпеть придётся,– скромно опустила глаза Фудин.– Свадебный халат– дело тонкое. Немешай мне шить. Исестре своей скажи, чтобы неотвлекала.
Специально так сказала. Нехотела, чтобы брат исестра– бусяку видели, чем она насамом деле занимается. Фудин задумала сшить изрыбьей кожи лёгкую оморочку. Она вроде складной: свиду– материал, сложенный внесколько раз, новсчитанные минуты раскинешь его, вставишь каркас-распорку– илодочка готова.
Фудин решила: улучит момент, когда хозяева пещеры уйдут наохоту, сядет влодку иуплывёт отних. Наводе следов неостанется. Пусть попробуют найти!
НоФудин надеялась: оморочка– накрайний случай, всё равно Калгама вот-вот придёт испасётеё!
Глава девятая,вкоторой Калгама снова встречает медведя
Калгама вэто время шёл поберегу речки. Она скамня накамень прыгала, вертунами бурлила, пёструю гальку перекатывала. Вчистой прохладной воде резвились хариусы иленки– эти рыбы любят плавать против течения, имбы вволнах поплескаться да стайменем впрятки меж коряг поиграть. Одно плохо: повадился медведь сюда ходить. Специально взбаламутит песок, зайдёт вводу илапой, как острогой, подцепляет оторопевших рыбёшек.
Медведь так увлёкся рыбалкой, что даже незаметил Калгаму. Это великана-то! Еслиб тень отнего наречку нелегла, мишка инеоторвалсябы отзанятия. Атак поневоле пришлось голову повернуть: что случилось?
Калгама давно невстречался смедведем ипотому обрадовался:
–Бачиго-апу! Как поживаешь?
–Скучать некогда,– ответил медведь.– Надо жирком обзавестись, вберлогу назимовку скоро залегать. Аты куда идёшь, Калгама?
–Ищу свою Фудин,– опечалился великан.– Похитил её Хондори-чако. Держу путь ксамой высокой горе. Нужно мне выйти кбыстрой реке, наберегу берёзарастёт, одна ветка унеёчёрная, торчит как перст– указывает путь кпещере бусяку.
–Невидел я тут такой берёзы,– сокрушенно помотал головой медведь.– Эта речка хоть ибыстрая, но,наверно, нета… Перед той горой немало рек бежит. Которая изних твоя, неузнаешь, пока все непройдёшь.
–Трудностей нестрашусь!– воскликнул Калгама.– Одного боюсь– опоздать. Бывает, минута всё решает. Вдруг наэту минутку припозднюсь!
Мышка, сидевшая наплече великана, решила его успокоить:
–Никто быстрее тебя неходит! Уменя аж дух захватывает. Держусь четырьмя лапками, слететь боюсь, ободном думаю: мнеб ещё четыре лапки, чтобы надёжнее было!
Калгама представил мышь овосьми лапах– рассмеялся:
–Запутаешься вних, когда поземле побежишь. Немышка, аосьминожка какая-то! Боишься наплече сидеть– давай вкарман определю. Так тебе спокойнее будет.
–Нет, я свежий воздух люблю!– пискнула мышка.– Ктомуже, высоко сижу, далеко гляжу. Когда-то мне такой случай ещё раз представится? Ладно уж, побуду мышью-высотницей. Потом детям стану рассказывать!
Медведь, между тем, вспомнил, как возил Калгаму вселение Тунгу. Опередил пятерых мэргэнов наконях-иноходцах! Ирешил он снова помочь великану.
–Ану её, эту рыбалку,– сказал медведь.– Ещё успею рыбы наловить, никуда она неденется. Авот тебе спешить нужно. Давай-ка, садись наменя! Напрямки ксамой высокой горе помчусь, все преграды преодолею, только крепче держись!
–Неудобно, однако, отдела тебя отрывать,– смутился Калгама.– Спасибо, однажды ты мне итак уже помог. Небез ног– сам дойду!
–Устанешь ведь,– вздохнул медведь.– Вон, олочи уже стоптал, ноги сбил. Тебе силы надо беречь. Бусяку неотдадут Фудин безбоя.
Сорока, которая окрестности изучала, вдруг застрекотала, да так радостно, будто лучшую подругу встретила. Услышав её, медведь поморщился: недолюбливал он эту птицу– вечно суёт свой усатый нос невсвои дела, балаболка! Он незнал, что Калгама взял её ссобой, инетакой уж бесполезной белобокая оказалась.
–Растрещалась!– буркнул медведь.– Весь лес переполошит! Ичему радуется?
Аусороки причина для радости: встретила синицу. Давно невидела, обрадовалась. Однако почти сразу иогорчилась: синица ей охэрэ-шаманке рассказала, никакого спасения отжадины-злодейкинет.
–Некручинься,– молвила сорока.– Медведя тебе искать непридётся. Тут он, наречке, сКалгамой беседы беседует. Повезло тебе, сестрица! Как говорится, наловца изверь бежит.
Прилетели они кдрузьям, синичка обеде давай рассказывать. АКалгама всё её расспрашивает, как та хэрэ выглядит, как шаманит, что забубен унеё.Ивсё больше убеждается: это злая Амбакта донимает лесных зверей иптиц, заставляет их дань платить.
–Медведь, вот видишь: ты своим лесным сородичам нужен,– сказал Калгама.– Амбакта притворилась хэрэ-шаманкой. Ты сильный, справишься сней. Помогбы тебе, нопоспешать надо. Боюсь заФудин.
–Эх! Кабы мог я надвое разорваться!– рявкнул огорчённый медведь.– Итаёжным сородичам помогбы, итебе– тоже. Ну, почему всегда нужно выбирать, где ты нужнее?
–Атебе выбирать неприходится,– сказал Калгама.– Помогай тем, кто слабее. Ая уж как-нибудь обойдусь, спасибо тебе!
Синичка медведю наспину села, торопит его: полно-те разговоры разговаривать, пора задело. Вон, мухоловки уже излесу полетели, вслед заними исоловьи наюг подались. Ну ичто, что они перелётные птицы! Может, ещёбы тут пожили, да боятся шаманки! Втеплых травах копошатся разные букашки да козявки– есть чем питаться птицам, нодаже широкороты откочёвывают вдальние края: хэрэ каждый день требует птенцами дань платить. Ноптенцы, уже большие– нехуже родителей носятся, водин голос запросились: «Полетели скорее отсюда, страшно тут оставаться!» Кузнечики устроили им прощальный концерт наскрипках– иднём, иночью играть неперестают.
Заблистала позолотой неприметная доэтого трава патриния– будто театральная ложа, авней горделиво выпрямились справные высокие стебли пижмы, покачивают ярко-жёлтыми шапочками соцветий. Отпижмы, полыни идонника струится крепкий, терпкий дух. Мошка обрадовалась– сбилась вкучки, беззаботно пляшет влугах, досаждает лосям икосулям, да инад медведем столбом колышется. Хорошо, синичка гнус обклёвывает, ато пришлосьбы медведю постоянно вречку нырять, чтоб отнадоедливой мошкары избавиться.
Нагнулся Калгама кводе, чтобы напиться, нокто-то вдруг окликнул его тоненьким голоском. Поозирался великан– вроде, никогонет.
–Посмотри себе под ноги,– попросил голосок.
Глянул Калгама: лежат мялка да колотушка, которыми рыбью кожу выделывают. Кто-то вмялку гвоздь вбил, ауколотушки черенок сломал.
–Ни начто мы теперь негодны, ноесли починить, ещё вполне пригодимся!– сказала мялка.– Нонекому нас починить…
–Дел-то!– улыбнулся Калгама.– Запросто!
Великан вытащил измялки гвоздь, аколотушке новый черенок сделал. Стали они как новенькие!
–Спасибо тебе, Калгама!– обрадовались мялка иколотушка.– Ты нам помог, имы тебе поможем. Ничего, что медведь тут останется. Мы тоже чего-то стоим!
УКалгамы мешок, однако, небездонный, там уже итак вертел лежит. Нонестал он обижать колотушку смялкой. Положил их вмешок, простился смедведем ивпуть тронулся. Асиничка повела косолапого втайгу. Там, где-то далеко, уже раздавалось противное кваканье хэрэ-шаманки:
–Тьфэ-тэфэ! Куда все попрятались? Кто меня угощать будет?
Глава десятая,вкоторой Калгама попадает впещеру Хондори-чако
Заречкой почти сразу пошли мари, заросшие вахтой трехлистной. Так называется трава– сочная, скрасивыми белыми цветами, нодочегож прегорькая! Незнающий человек потрогает её, иесли потом немытыми руками есть будет, то непременно скривится: перец, да итолько. Авот лоси обожают эту траву– специально приходят намари лакомиться ею. То тут, то там Калгама видел их следы. Чёткие, они ясно различались впримятой траве. Сутра нанеёложилась обильная роса– кто ступит, обязательно отпечаток оставит. Поэтим следам опытный охотник может определить, кто тут проходил, давноли, что делал.
Наполянке Калгама наткнулся нанаброды глухариного выводка. Птицы выклевывали изколосков зернышки, беззаботно порхались врыхлой земле– сразу видно: вбезопасности себя чувствовали, хэрэ-шаманка тут небывала.
А