чуть поодаль, взарослях лещины, дикие кабаны резвились: кормились клубеньками икорешками растений, подбирали опавшие орешки. Возле них белки промышляли: скорлупок набросали, грибы назубок пробовали– только лишь надкусили шляпки тех, что староватыми оказались, амолоденькие обабки да подосиновики сножкой изпочвы выкрутили, ссобой унесли. Хозяйственные! Кзиме припасаются.
Мышка невыдержала– соскользнула сплеча великана, перебралась нарукав ивтраву сиганула: углядела сизоватые перья листьев сныти, докоторых была охоча. Черешки сныти илюди собирают– готовят сними супы, салаты, тушат совощами.
Калгама смотрел, как мышь хрумтит снытью ивспоминал: Фудин всегда посыпала этой зеленью жареную рыбу, ох, пальчики оближешь!
Он сорвал молоденький листик, пожевал– приятно, новблюдах Фудин сныть была почему-то вкуснее. Что ни говори, умеет она готовить. Великан сглотнул слюну ивспомнил: сутра даже маковой росинки ворту небыло. Пора остановку сделать: развести костёр, чайку вскипятить, юколу размочить– перекусить иснова впуть. Ножалко великану терять время. Подхватил он мышку изашагал кгорам, синеющим нагоризонте. Где орешек сорвёт, где горсть лимонника врот бросит, стебель борщевика пожуёт или кисть калины снимет– тем исыт.
Долголи, коротколи, ноподошёл Калгама кширокой бурной реке. Поеё берегам густой лес стоит, еловые лапы хилую травку прикрывают, ни птиц, ни зверя неслышно– молчаливые, угрюмые чащи. Нопочти усамой кромки воды высится старая берёза, одна ветка сухая, чёрная– как Нгэвэн описывала, указывает насклон самой высокой горы. Если приглядеться, увидишь: лежат груды серых камней, ни травинки среди них, авозле самого большого валуна стоит шест, белеют нанём человеческие черепа. Отшеста средь глыб чуть приметная тропинка вьётся– ведёт кчёрному проёму вскале. Возле него два ворона, как стражи, кружат, зорко посторонам поглядывают.
–Вот оно, логово Хондори-чако!– приободрился Калгама.– Ещё чуть-чуть инаместе окажусь!
Решил он найти узкое место, чтобы натот берег перепрыгнуть. Однако, сколько ни шёл, неотыскал такого участка, авброд даже великану реку неперейти: глубокая она, бурная, сног сбивает. Сел он накамень уповаленного ветром тополя, пригорюнился: что делать, как быть?
–Подсоби мне, ия тоже помогу тебе,– послышался голос из-под тополя.
Глядит Калгама: вода тополь подмыла, упало дерево– большущую щуку придавило. Лежит она под тополем– ни взад, ни вперёд, хвостом шевелит, аходу-то нет. Совсем измучилась рыбина. Да такая здоровенная, ладная! Сколько лет уж великан рыбачит, аподобной щуки ещё невылавливал. «Ого,– думает,– да мне её изадва дня несъесть!» Это ему голод снова напомнил осебе.
–Щука нетолько вуху годна,– шепнула ему рыбина.– Помоги мне– другом стану!
Так жалобно она просила, что Калгаме даже неловко стало отмыслей обухе. Взялся он затополь, отвалил его, иоказалась щука наволе. Всплеснула хвостом, наглубину ушла, поплескалась и,довольная, кберегу подплыла.
–Как реку перейдешь?– спросила.– Давай-ка, садись мне наспину, перевезу натот берег!
Как ни велика щука, аКалгама всё равно её больше. Думал: придавит рыбину, никак наеё спине непоместится. Нощука, видать, волшебная: разинула зубастую пасть, вдохнула воздуха ираз, идругой– надулась, ещё больше стала. Калгама никогда невидел надувных игрушек– их вего время небыло, ато посчиталбы щуку резиновой. Удивился он, нобез лишних слов сел нанеёивмиг напротивоположном береге оказался.
–Никак, кбусяку ты идёшь, Калгама?– спросила она великана.– Хитрые они, коварные! Возьми меня ссобой– ещё пригожусь!
–Да какже ты без воды жить станешь?– удивился Калгама.
–Аничего, потерплю!– ответила щука.– Но,как кХондори-чако впещеру зайдёшь, сразу брось меня втаз. Он увхода стоит.
Смотрит Калгама: рыба уменьшилась, вполне вего мешке поместится. «Ладно,– думает.– Возьму ссобой, раз ей так хочется!»
Посклону горы взбираться тяжело: всё стлаником заросло, ноги путаются вего переплетённых ветвях; порой они так перекручены, что нехуже капкана хватают путника защиколотку. Мышка, хоть инеиспытывает этих трудностей, цепко ухватилась заплечо Калгамы да охает поминутно: «Ох, тяжко-то как! Ах, ноги береги! Когдаж эти испытания закончатся, ох!». Великан, начто уж спокойный характером, аневыдержал– прикрикнул нахвостатую спутницу. Та обиделась изамолчала. Ащука подала голос измешка:
–Потерпи, Калгама. Стланик скоро кончится, нотам, наверху, кроме камней, ничего нет– наоткрытом месте увидят тебя вороны, оповестят бусяку. Будь осторожен!
Калгама выбрался иззарослей стланика, стряхнул содежды хвоинки, сокрушённо вздохнул, осмотрев олочи: подошвы истоптались, голенища совсем прохудилась, пальцы издыр торчат. Ноничего, цель вот она, совсем рядом. Уж как-нибудь дойдёт, надо будет– босиком побежит. Лишьбы эти вороны, что над пещерой вдозоре летают, незаметилиего.
Обернулся великан невидимым. Одно плохо: лук, нож имешок так иостались обычными вещами. Кто состороны посмотрит, рот отудивления разинет: двигаются ввоздухе, как какие-нибудь неопознанные летающие объекты. Вернее, вполне опознанные, норазве могут они сами посебе перемещаться? То-то!
–Некоторые взрослые очень быстро забывают, как были детьми,– щука снова подала голос и,как показалось Калгаме, тихонько засмеялась.
Аразве щуки смеются? Они всегда серьёзные, им недоулыбок– надо быть начеку, чтобы добычу неупустить. Охотники они обстоятельные, удачливые– все рыбы их боятся, разве что одна касатка неробеет: выставит острые шипы, расправит костлявые плавники– инеухватишь её, аухватишь– подавишься. Так что приходится щуке воба глядеть, какбы неоплошать, тут недохиханек-хаханек. А,сдругой стороны, невсегдаже они угрюмые, шутки тоже понимают и,значит, смеются.
Подумав обэтом, Калгама спросил:
–Чему улыбаешься? Неужели я похож наскучного взрослого?
–То-то ионо, что нет,– ответила щука.– Апотому обязательно вспомнишь, вкакие игры любил играть. Это моя подсказка тебе.
Больше всего Калгаме нравилось наперегонки бегать, канат перетягивать, бороться сдругими мальчишками, аещё бабушка-великанша научила его делать игрушки. Обычно, когда затяжные дожди обкладывали стойбище совсех сторон, все вангоре– доме собирались. Разжигали очаг, усаживались налавку-накан: дети ягоду втуесках перебирают, мужчины– кто невод вяжет, кто кожу мялкой мнёт, женщины лепят дутун– черёмуховые лепёшки или кету варят, абабка сказки рассказывала, ачтобы интереснее было, наскорую руку мастерила фигурки– изрыбьих косточек, веточек, кусочков меха. Воткнёт вциновку позвонок карася– превращается он вохотника скопьём наплече! Аследом заним бежит собачка– её изображает косточка отленка. Восторженные ребятишки, затаив дыхание, наблюдали: вот злой шаман крадётся заохотником попятам, вот бусяку выглядывает из-за ствола кедра, мэргэн наконе спешит выручить избеды прекрасную девушку…
Калгама тоже сочинял игрушки, ипорой такие диковинные выдумывал! Аещё он любил рисовать углём накамнях. Взрослые, правда, бранились: опять, мол, валуны расчертил-размалевал! Маленький великан обижался: он придумывал сказочных существ– например, голову льва присоединял ктуловищу тигра, азлобному бусяку рисовал хиленькие ручки инахлобучивал налоб кастрюльку.
Кстати, потом, через много-много лет, солидные учёные люди найдут эти писаницы ипризадумаются: кого изобразил древний художник? Вроде, фигура напоминает человеческую, нопочему изображена вскафандре? Кастрюлю примут закосмическую амуницию! Ноэто будет потом. Апока великан сидел втени огромного дуба иразмышлял над намёком щуки. Что она имела ввиду?
Калгама поставил лук возле камня, рядом смешком. Мышка отнечего делать сновала рядом. Великан наблюдал, как она вскарабкалась налук и,стараясь сохранить равновесие, забалансировала натетиве. Очертаниями лук напоминал фигуру животного, которое вздыбило спину. Аесли приставить широкий охотничий нож, то уневедомой зверюшки будет хвост трубой!
Итут Калгама понял, начто ему щука намекала. Нужно сделать чучело-обманку! Он приставил мялку таким образом, чтоб узверюшки получилась мордочка. Вертел иколотушку подвесил натетиву– вроде передних лап. Мешок примотал клуку ирасправил, ащуку попросил кмялке примоститься. Кто издали посмотрит, подумает: какой-то зверь скормёжки идёт, своим детёнышам щуку взубах несёт.
–Ай да я!– похвалил Калгама сам себя.
Щука неудержалась– хмыкнула.
–Ну, небез твоей, конечно, помощи,– смутился Калгама.– Спасибо занамёк!
Теперь он без опаски двинулся кпещере Хондори-чако. Невидимый, вертит сооруженной конструкцией: вроде как зверюга покамням скачет, торопится всвоё жилище. Вороны её заметили, нонепоняли, что это обманка. Очень уж правдоподобно великан шевелил чучелом.
Фудин вэто время взагородке сидела, сшивала рыбью кожу. АХондори-чако нанакане спал. Храпел так, что камешки состен пещеры осыпались.
Бдительные вороны, увидев, что неведомый зверь прямиком впещеру бежит, закричали:
–Стой! Кто такой?
–Каждому встречному-поперечному недокладываюсь,– тоненьким голоском Калгама отвечает.– Ваш хозяин знает, ктоя.
–Хозяин отдыхает!– каркнули вороны.– Невелел будить.
–Знаю,– тоненьким голоском ответил Калгама.– Я ему гостинец несу. Видите, какая жирная щука? Её варить быстрее надо, ато затухнет.
–Невелено– значит, невелено!– несдаются вороны.– Ивообще, какого ты роду-племени, неведомая зверюга? Никогда прежде тебя невидели. Что-то подозрительно!
–Это я-то подозрительная?– снова тоненьким голоском Калгама отвечает.– Старалась, рыбачила, вся вымокла! Хондори-чако осерчает, когда узнает: непускали вы меня кнему, глупые! Сами, наверно, щуку хотите съесть, а?Признавайтесь!
–Что ты, что ты!– испугались вороны.– Ладно. Иди. Только если рассердишь хозяина, он тебя саму съест. У,какой он злой, если невыспится!
–Неваше дело,– гордо ответила неведомая зверюшка иловко впещеру проскользнула.
Внутри пещеры светло: везде плошки расставлены, вних огонь горит. Пол покрыт меховыми коврами, вдоль стен