– широкие лавки, напечи два котла стоят, вуглу– широкий таз, куда Калгама сразу щуку пустил.
Из-за занавески, которой угол отгорожен, раздавался могучий храп. Любил Хондори-чако лишний часик вздремнуть.
Противоположный угол тоже занавешен. Колеблющееся пламя светильника отбрасывало тень: наткани проступал силуэт Фудин. Склонилась она над шитьём, так иснуёт иголка веё руках. «Чтож она такое шьёт-кроит?– подумал великан.– Видно, бусяку заставляют их обшивать». Незнает ещё ничего отом, что жена задумала.
Подошёл Калгама кпечи, взолу желудь сунул– пусть полежит намягком. Вертел около печки поставил, амялку сколотушкой оставил около двери. Сам тихонечко приоткрыл занавеску инаФудин поглядел. Долго её невидел– соскучился!
Сидит Фудин належанке, терпеливо сшивает рыбью кожу. Нет-нет да ивздохнёт горестно, отбросит прядь волос солба иназанавеску посмотрит. Только невидит она мужа, незнает: пришёл он заней. Исхудала она, лицо бледным стало, раньше волосы чёрные как смоль были– теперь тусклые, идаже ленточки вкосичках посерели, глаз нерадуют.
Только хотел Калгама окликнуть Фудин, как храп прекратился: Хондори-чако проснулся. Протёр он глаза, зевнул вовсю пасть, ноги слежака спустил– вздрогнул пол: бусяку тяжёлый, неуклюжий.
После крепкого сна Хондори-чако всегда есть хотел. Откинул занавеску, кпечи протопал, открыл один котёл, открыл другой– остыла вних пища. Делать нечего– надо огонь развести, подогреть еду. Нагнулся бусяку над очагом, принялся угли раздувать. Атут желудь как подскочит, да как хватит его вглаза, ещё ипеплом их присыпал!
Взвыл Хондори-чако отболи, кинулся ктазу сводой, чтобы глаза промыть. Там– щука, высунулась ивцепилась острыми зубами внос. Бусяку ничего невидит, непоймёт, что происходит. Отскочил он оттаза, лапищами вокруг себя водит, рычит:
–Кто тут? Погоди, доберусь!
Вертел, однако, неиспугался– вспину ему воткнулся. Совсем перепугался Хондори-чако. Кинулся кдвери, чтобы изпещеры выбежать. Атут мялка сколотушкой занего взялись, принялись колотить его имять, так, что бусяку исвета невзвидел.
Фудин шум услышала, из-за занавески выглянула. Ничего понять неможет: свирепый Хондори-чако жалобно воет, пополу катается, ковры под себя подгребает, амялка сколотушкой знай охаживают его. Мышка тоже расхрабрилась– забралась бусяку меж лопаток ипокусываетего.
–Сестра моя Амбакта, где ты?– взывал Хондори-чако.– Приди напомощь!
Фудин уронила маленький ножик, которым рыбью кожу резала. Стукнулся он опол, зазвенел. Почуял бусяку звук– позвал Фудин:
–Будущая мояжёнушка, плесни мне налицо воды! Смой пепел сглаз– ничего невижу! Мнеб только глаза раскрыть, ух, задалбы жару обидчикам.
Калгама, всё ещё невидимый, как услышал слова бусяку насчёт будущейжёнушки, чуть неостолбенел. Как так? Неужели Фудин променяла его наэто чудовище? Во,дела! Неслучайно, видно, кусочки рыбьей кожи сшивает, вся иголками инитками обложилась– мастерит свадебный халат, неиначе!
Слов нет, расстроился Калгама. Нераз он слышал отдругих великанов: мол, верность только всказках бывает, сердце женщин склонно кизмене, красавица долго одна неостаётся. Ноневерил Калгама этим притчам. Считал: сочинили их неудачники, сердитые навесь белый свет.
–Сам себе помогай,– ответила Фудин.– Ведь ты хвалился: бусяку– самые сильные, крепче их никого насвете нет. Докажи!
–Воды, прошу, хоть горсть плесни!– зарычал Хондори-чако.– Увидишь, какой я сильный!
–Нет,– несоглашается Фудин.– Я слабая женщина, боюсь выйти иззагородки.
Асама нацыпочках подобралась кпечке, схватила котёл и,надрываясь, потащила его кбусяку– хочет набашку ему надеть. Да только видит Калгама: силёнок унеёмаловато. Перехватил он посудину инатянул её наголову Хондори-чако– посамый кадык. Тот уже, было, пепел свек стряхнул, глаза приоткрыл, ивдруг– опять ничего невидит, да ещё икотёл мешает двигаться. Совсем бусяку обезумел– как бешеный, заметался попещере, всё крушит, что под лапу попадётся.
Набеду, Калгама неуспел взять лук славки. Подвернулся он рассвирепевшему бусяку– схватило чудовище его, переломило как соломинку. Лавки тоже разнёсвщепки, стол перевернул икдверям отбросил, тудаже илежанки метнул– загородил выход.
Фудин перепугалась, отстены кстене перебегает– увёртывается отХондори-чако, аон растопырил лапищи, ищет её да приговаривает:
–Из-за тебя все беды! Изловлю– проглочу! Давно надо было Амбакту послушаться, права была сестрёнка. Человеческая женщина только наеду годится, ажениться надо надевушке-бусяку: ровня– ровне!
Калгама, всё ещё незримый, взял Фудин заруку иосторожно пожал– успокоил её. Та неиспугалась прикосновения: помнила ладонь мужа, крепко ухватилась занеё– спокойнее надуше стало.
Великан приобнял жену, шепнул:
–Заспину мне становись. Ничего небойся. Я стобой!
Спряталась Фудин заспину Калгамы, атот колотушку спола подобрал да как ударит покотлу наголове бусяку– аж искры посыпались. НоХондори-чако крепок, чертяка– удержался наногах. Воткнул ему великан вертел вспину– взвыл бусяку, однако это ему всё равно, что комариный укус. Имышка, как ни старается побольнее его куснуть, никакого впечатления нанего непроизводит– Хондори-чако лишь плечами переводит, как лось, которому мошка надоела.
–А!Это ты, Калгама, пришёл?– догадался наконец-то Хондори-чако.– Погоди, расправлюсь я стобой! Носначала Фудин натвоих глазах растерзаю. Посмотришь, что бусяку смолодыми женщинами делают,– изловеще захохотал, как филин заухал. Мурашки покоже уФудин побежали, заворотом похолодело.
Калгама, однако, молчит: нехочет выдать себя голосом. Поймёт бусяку, где великан стоит,– легче ему сориентироваться: метнётся, враз подомнёт– труднее сним бороться. Хочет Калгама улучить момент, чтобы внезапно броситься наврага, всадить ему охотничий нож вчёрное сердце. АХондори-чако насмехается:
–Куда ты против меня? Слабак! Я инетаких великанов бивал!
Тут желудь под ногу бусяку подкатился. Тот споткнулся онего иупал, да головой прямо втаз сощукой угодил. Рыба взмахнула хвостом, огрела Хондори-чако пошее, высунула голову изубами вгрудь вцепилась. Кто хоть раз щучью пасть видел, знает: острые унеёзубы, имного их, всё небо– взазубринах, будто пила. Заорал бусяку благим матом, принялся щуку отсебя отрывать. Да куда там! Она снова, как надувная, увеличилась– почти как крокодил стала!
Калгама изловчился, набросился набусяку, лапы ему заспину заломил– вырывается Хондори-чако, клыками скрежещет, мутная слюна изпасти капает: куда упадёт– прожигает насквозь. Неуберёгся великан– жгучая слюна наруку ему угодила. Всего лишь накакую-то секунду ослабил он хватку, абусяку уже вывернулся, схватил Калгаму загорло:
–А!Попался!
Фудин, однако, неробкая. Взяла охотничий нож и,недолго думая, всадила его влапищу бусяку. Надобы, конечно, изловчиться, да всердце прицелиться. Ночто поделаешь: женщина, недогадалась.
Хондори-чако лапой затряс, неудержал Калгаму– выскользнул великан изего объятий, всторону отскочил. Нож, кстати, успел израны выхватить.
Хондори-чако, хоть иобессилила его борьба, подполз кдвери, загородил её туловищем:
–Всё равно никуда отсюда неденетесь! Незнаешь ты, Калгама, моей тайны. Акто её незнает, никогда меня неубьёт,– изахохотал, будто гром загремел.
Тут щука, уменьшившись, снова втазик плюхнулась. Отдышалась вводе, высунула голову иговорит:
–Что? Непризнал меня, проклятый бусяку?
Она первый раз при Хондори-чако заговорила. Тот услышал её голос идаже вздрогнул:
–Как ты тут оказалась? Тебе вводе положено жить!
–Ая вводе исижу,– усмехнулась щука.– Никто тайну твою, говоришь, незнает? Меня сосчетов несбрасывай, милый!
–Прошу тебя, невыдавай её Калгаме!– взмолился бусяку.– Век тебе служить буду!
–Твоё слово ненадёжное,– засмеялась щука.– Мерзавец много чего наобещает отстраха– потом иневспомнит. Учёная я, милый.
–Чем тебе поклясться?– спросил Хондори-чако.– Ну, хочешь сестрой своей любимой Амбактой поклянусь?
–Нет никого убусяку по-настоящему любимых,– ответила щука.– Ненужны мне твои клятвы. Отомстить тебе хочу.
Калгама иФудин слушают их, ничего непонимают. Откуда щука знает тайну бусяку? Вообще, как они познакомились? Поразговору ясно: хорошо друг друга знают.
Хондори-чако сидит удвери, грудь ходуном ходит– отволнения тяжело дышит. Но,как ни взбудоражен, апотихоньку-полегоньку лапищу пополу двигает– подбирается кковру, который комком уего ног лежит.
–Ты несравненная, самая замечательная,– бормочет бусяку.– Зачем Калгаме подсобляешь? Лучше мне помоги! Станем мы стобой душа вдушу жить!
–Ох, льстивы твои слова,– вздохнула щука.– Незнаю, что идумать…
АХондори-чако изловчился, схватил ковёр да накинул его нащуку. Недавая ей опомниться, сграбастал идавай мять-душить. Кангама тоже непромах– бросился кбусяку, отнимает унего добычу. Покатились они пополу, борются, то один верх возьмёт, то другой– только пыль столбом стоит.
–Амбакта!– взревел бусяку.– Где ты, сестрица? Напомощьиди!
Его рык далеко окрест слышен. Испуганные вороны-стражницы над пещерой мечутся, незнают, что им делать: толи Амбакту лететь разыскивать, толи самим навыручку хозяину кидаться. Клюв-то уворон крепкий, ударит вглаз– вмиг человек ослепнет.
Долго размышлять стражницам, однако, непришлось. Откуда ни возьмись, Гаки! Изпоследних сил крыльями машет, перья теряет, глаза пучит.
–Спасайтесь, сестрицы!– крикнула она товаркам.– Ужасть ужасная втайге творится!
–Кар-кар! Да что случилось-то, подруга?– спросили её вороны.– Натебе иперьев, считай,нет.
–Нгэвэн погибла!– заорала Гаки.– Меня чуть неугробили! Амбакта вбеде! Ох, мир перевернулся! Спасайся, кто может.
Снялись вороны ивслед заГакой полетели. Летят ивсе хором каркают:
–Спасайся, кто может! Кар-кар!
Глава одиннадцатая,вкоторой открывается тайнащуки
Эх, нет никого опаснее разгневанной женщины! Что далеко запримером ходить? Помните царицу, которая у