зеркальца всё спрашивала: «Яль насвете всех милее, всех румяней ибелее?» Икак только падчерица-царевна подросла да похорошела, зеркальце возьми да правду скажи. Ух, как рассердилась отставная красотка! Что только ни выдумывала, чтобы сгубить ту, что стала имилее, ирумяней, ибелее всех насвете.
Глупая, однако, царица! Всему приходит свой срок, иничего сэтим неподелаешь. Разве яблонька вцвету– невеста вподвенечном платье, да итолько!– становится хуже восеннем наряде, когда яблочки наней горят, алистья багрянцем отливают? Так имудрая женщина: входит ввозраст– только интереснее становится, красота вней изнутри светится, неисчезает. Румяна купить можно, кожу– отбелить, губки– подкрасить, ато, что природой даётся, ни закакие деньги неприобретешь. Это либо есть, либонет.
Вот илесная буссеу Чикуэ была такая, какая была. Как иположено настоящей чертяке, ликом– чёрная, волосы косматые, рот кривой, уши– длинные, заячьи, итолько глаза– ярко-голубые, как незабудки, живые ивесёлые. Смотреть насвоё отражение вводе она нелюбила, азеркальца ивзавиданье небыло. Еслиб даже кто иподарил, буссеу его всё равно выбросилабы: нехотела лишний раз себя, уродину, видеть. Считала: красивой всякий обольстится, авот уж если она, чёрненькая, кому-то приглянется– значит, точно: любовь! Вот такая она, как говаривали встарь, романтическая особа. Авы что думали, такими только писаные красавицы бывают? Ну-ну, думайте дальше…
Буссеу следила запорядком влесу. Особого зла никому неделала. Ну, разве что пугала уханьем иного охотника, который без меры зверя бил. Ато, бывало, над женщинами подшучивала: некоторые изних обламывали ветки черёмухи, чтобы спелую ягоду собрать. Нет, чтобы надерево забраться– аккуратно урожай снего снять, спасибо сказать; всё обтрясут, лапаки изомнут, порушат– черёмуха после них обдергайкой стоит, отгоря последние листья роняет. Таких ягодниц-нерях Чикуэ специально потайге водила– идень, идругой: поболотам да трясинам, чащобам да глухим урочищам. Ато вообще запутывала их втрёх соснах, смеялась над ними, запугивала жутким воем икриками.
Ух, сколько страху приходилось женщинам натерпеться– влес больше ни ногой. «Ой-ей-ёй,– шепотом рассказывали они соседкам, округляя глаза,– насилу спаслись отхуасарку-чудовища! Оно такое огромное, больше амбара, лапищи– во,дуба толще, зубищи– тигру неснились, ай, хотело нас поймать, кишки выпустить исъесть!» Соседки ахали иохали, верили их россказням охуасарку. Никто его ивглаза никогда невидел, зато говорили онём все. Аэто была буссеу, всего-то!
Бродила Чикуэ однажды полесу, сладкие корешки копала, ягоду собирала, созверями-птицами разговаривала, акогда хотела пить, срезала волнушки. Вих вогнутых шляпках, как вчашке, хранилась чистая вода. Нарассвете кто-то большой идобрый полил все деревья, цветы, листья ласковым дождиком. Может, это постарался седой, как лунь, дух Фиоха: он влесу всё равно, что садовник. Чикуэ видела его только однажды, ито– издали: Фиоха старается никому непопадаться наглаза.
Напилась Чикуэ водицы, сорвала орешек маньчжурской лещины. Его оболочка нахвостатую зеленую птичку похожа. Даже жалко её очищать, чтобы достать орешек. Ноочень уж буссеу любила щёлкать орехи!
Вдруг слышит: кто-то сквозь чащу ломится, пыхтит-отдувается. Подумала: наверно, медведь малиной лакомится. Излюбопытства решила глянуть, что косолапый делает, да исамой малинки захотелось.
Подобралась ближе изамерла отвосторга: кусты малины сплошь ягодой усыпаны; наягодках капли воды дрожат, вспыхивают насолнце рубинами, да так ярко, что глаза приходится прищуривать.
Нагнула буссеу одну ветку, выглянула из-за неё,смотрит: молодой бусяку идёт, рослый, крепкий, кому-то, может, инекрасивым кажется, аей-то, страшненькой, слица воду непить– главное: своего, чертячьего, роду-племени, ишерсть унего густая, наверно, тёплая имягкая.
Бусяку заметил буссеу:
–Непрячься, выходи. Давай знакомиться! Скучно мне одному полесу ходить…
Так ипознакомилась буссеу Чикуэ ибусяку Хондори-чако. Друг другу они сразу приглянулись. Правда, нашлись подружки, которые начали нашёптывать:
–Чикуэ, глаза-то открой! Этот бусяку хулиган, каких свет ещё невидывал. Иразбойник. Иктомуже людоед. Сним ни одна порядочная девушка знаться нехочет. Обольстит, посмеётся над тобой– слёзы лить потом станешь. Вспомнишь наши слова, да поздно будет.
НоЧикуэ лишь смеялась вответ:
–Знаю! Да, он такой! Может, даже хуже, чем вы представить можете. Нодогадываетесь, почему он такой?
–Злым родился– злым ипомрёт,– поджимали губы подруги.– Кому он нужен, такой?
–Вот-вот!– лукаво усмехалась Чикуэ.– Одинокий он, никому ненужный. Совсеми плохой, асомной– хороший.
–Ох, наплачешься ты сним!– пророчили подруги.– Как пить дать, попадёшь вкакую-нибудь жуткую историю.
–Аневаше дело!– легкомысленно отвечала юная буссеу.
Никого она ислушать нежелала. Часто стала вместе сХандори-чако полесу бродить, разговоры разговаривать, ивсё уних, вроде, неплохо складывалось. Нодотех пор, пока Чикуэ непришла сАмбактой знакомиться.
Бусякина сестрица сразу невзлюбила Чикуэ. Ещёбы! Жили-жили вдвоём сбратом, всё уних общее было, Хондори-чако делился добычей, ничего для Амбакты нежалел ивдруг,– нате, вам,– появляется какая-то пигалица: братец вокруг неёувивается, самые вкусные куски– ей, нарядов сулится накупить, холить-лелеять обещает. Ну, акак да укажет молодая хозяйка Амбакте напорог: иди, мол, сама посебе живи, немешайнам.
Принялась Амбакта хулить буссеу: иходит-то она нетак, иноги унеёкак две коряжины, исмотрит косо, отлакомства– человечьего мяса– нос воротит: видишь, привыкла всвоём лесу питаться ягодами, грибами да орехами. Эдак, чего доброго, иХондори-чако приучит кдругой пище. Известное дело: чего хозяйка нелюбит, того вовек наобеденном столе непоявится.
–Ничего,– отвечал Хандори-чако.– Зато жена уменя будет! Все мужчины-бусяку женатые, один я холостой. Непорядок!
Как Амбакта ни уговаривала Хондори-чако отказаться отжениться– тот ни вкакую! Иведь дочего доверился Чикуэ, даже рассказал ей: его сила спрятана ворешке-кочоа, илежит тот орешек надне реки. Кто его расколет, тот ипобедит бусяку.
–Эх, ты!– ругала брата Амбакта.– Ктож такие тайны открывает? Да малоли, что науме уэтой безродной буссеу? Забыл, где ты её нашёл? Под кустом малины подобрал! Порядочные буссеу там неваляются!
–Аона иневалялась,– оправдывался влюблённый братец.– Ещё неизвестно, кто кого подобрал– я её или она меня. Женюсь, иточка!
Может, всёбы уХондори-чако иЧикуэ сладилось, ноочень уж она любила загадки загадывать. Как придёт вгости, так обязательно сметливость бусяку проверяет. Ивот однажды говорит:
–Ладно, пойду затебя замуж, если три моих загадки отгадаешь.
–Давай, говори…
–Что это такое: наскале лягушка сидит, спрыгнуть неможет?
Думал, думал Хондори-чако, морщил, морщил лоб– неможет отгадать. И,главное, Амбакта тоже ничего придумать неможет.
–Это нос налице,– засмеялась Чикуэ.
–Надоже!– удивился Хондори-чако.– Как всё просто!
–Авот вторая загадка: изодного места вышел, куда хотел– пришел, акак шел– неотвечает?
Иопять бусяку неотгадал.
–Это стрела,– сказала Чикуэ.– Какой ты недогадливый, милый!
–Это ты хитрая,– рассердилась Амбакта.– Голову сломаешь над твоими загадками!
Асама думает: хорошо, что братец ничего отгадать неможет– непойдёт, значит, занего буссеу замуж.
–Ну, третью-то загадку ты должен отгадать,– вздохнула Чикуэ.– Совсем она простая. Правда, этого ввашей пещере нет, зато накаждом доме есть.
–Нетоми, загадывай!– попросил Хондори-чако.– Неужели уменя соображения нехватит?
–Что это такое: сто парней наодной подушке спят инессорятся?– спросила Чикуэ.
Думал, думал бусяку, опять ничего непридумал, развёл руками:
–Незнаю, что иподумать… Чтоже это запарни такие?
Амбакта, однако, радости нескрывает: чуть владоши нехлопает, довольная сидит.
–Что так обрадовалась, сестрица?– помрачнел Хондори-чако.
–Никогда таких умных женщин невидела!– засмеялась Амбакта.– Радуюсь, что они бывают наэтом свете!
Чикуэ подумала-подумала, да иговорит:
–Аты, Амбакта, тоже недогадалась, чтоэто?
–Люди дома строят, крыши соломой покрывают,– ответила Амбакта.– Только насто парней солома непохожа…
–Это жерди накрыше,– говорит Кальдука.– Амбакта, ты почти угадала. Молодчина!
–Амне-то что теперь делать?– опечалился Хондори-чако.– Ты сказала: неотгадаю загадки– замуж заменя непойдёшь.
–Я передумала,– кокетливо повела бровью Чикуэ.– Буду тебя учить разгадывать загадки. Это так интересно! Нам будет чем заняться долгими зимними вечерами…
–Нашли, чем заниматься всумерки,– пробурчала Амбакта.– Ишь, какая умная! Жена недолжна быть толковее мужа. Насмехаешься ты над моим братом, вотчто!
Призадумался Хондори-чако: иправда, что это задела– выставляется Чикуэ, самой разумной хочет быть. Так бусяку неполагается! Муж– всему голова, ажена– тише воды, ниже травы, место своё знать должна.
–Смеётся она над тобой!– закричала Амбакта.– Ишь, глаза-то какие наглые! Где это видано, чтобы жена учила мужа уму-разуму? Ты исам недурак!
–Недурак,– выпятил грудь колесом Хондори-чако.– Иникому непозволю шутки сомной шутить!
–Араз недурак, то давай накажем эту бессовестную буссеу!– предложила сестрица.– Пусть она щукой будет! Век ей вреке плавать и,умной такой, отрыбаков хорониться! Пусть свою смекалку им показывает, ха-ха-ха!
Амбакта колдовать умела. Взмахнула рукавом халата– ираз, идругой, прошептала заклятие– превратилась Чикуэ вщуку. Отнесла её сестрица креке, бросила вводу:
–Желаю удачи!
И,довольная, громко расхохоталась– будто раскатистый гром раздался.
Ащуке-то встретился потом Калгама. Незнал он, что рыба непростая– заколдованная Чикуэ. Ктомуже, очень набусяку обиженная.
Борется Калгама сХондори-чако; ни он, ни бусяку одолеть один другого немогут. Вот уже, кажется, великан верх взял, аХондори-чако извернулся и