посмотрел из-под руки напоселение людей.
Чумбока жил сженой почти усамого берега. Фанза уних старая, дырявая, надобы давно отремонтировать, да Чумбоке всё недосуг: то поспать охота, то погода плохая, то вспине кольнёт, то голова заболит. Нодва дела он хорошо делал: рыбу ловить итрубочку курить. Золотистые сазаны, казалось, сами заходили вневод Чумбоки, да большие такие, жирные! Никогда он без рыбы неоставался. Ауж если начинал курить, то люди пугались: никак пожар! Сизые клубы дыма закрывали всё небо, дышать нечем, испуганные птицы скриком втайгу летели.
Как накурится Чумбока, так спать заваливается. Хоть вдесять бубнов бей над ухом– даже непошевелится. Ижена его, Койныт, ему под стать: наестся ухи изсазанов, обгложет сладкие рыбьи головки– инабоковую, даже котёл непомоет. «Ачто его мыть-то?– рассуждает.– Выставлю водвор, пусть дождик сполоснёт. Зря, чтоли, вода снебальётся!»
Наэтот раз Чумбока неспал. Калгама видел: он сталкивал оморочку наводу. Неплохая, кстати, уЧумбоки оморочка: легкая, изберёзового ствола выдолбленная, она наперегонки светром пореке летела– такая ходкая! Атут, только хозяин внеёзапрыгнул, быстрее самой резвой чайки оказалась. Другие лодки заней непоспевали. Авысыпало их нареку ого сколько, десятка два. Гребцы стараются, извсех сил вёслами машут. Брызги насолнце так исверкают!
–Соревнования, чтоли?– подумал Калгама. Ноприсмотрелся ипонял причину переполоха: реку переплывал изюбр. Зверь вводе– слишком лёгкая добыча, имужчины стойбища решили неупускать свой шанс.
Изюбр испугался людей налодках ипоплыл ещё быстрее, нотечение сносило его кпреследователям. Чумбока ближе всех кнему подплыл и,радостный, уже лук сплеча снял. Сейчас начнёт целиться воленя.
–Ну, нет!– решил Калгама.– Изюбр беззащитный, надо ему помочь.
Несколько прыжков– ивеликан оказался наберегу. Вошёл вреку, она ему поколено, схватил изюбра захолку и,как котёнка, вынес напесчаную косу.
–Беги, давай!– сказал он изюбрю.– Если тут есть настоящий охотник, то он тебя всегда догонит. Так будет честно.
Люди влодках удивились: как это так получилось, что добыча из-под носа уних ушла? Калгама-то специально невидимым сделался, непоказался им. Один Чумбока догадался:
–Оленю великан помог, вот что!– заявил он.– Калгама лесных животных жалеет. Слишком добрый! Анашижёны идети сегодня без ужина останутся. Их ему нежалко!
Народ зашумел, завозмущался:
–Ах, уж этот Калгама! Вечно что-нибудь учудит!
Это они, наверно, вспомнили, как Калгама над Чумбокой иженой его Койныт однажды подшутил. Женщина-то известная лежебока-засоня, можно сказать, спит находу. Ачтобы муж неупрекал её всонливости, объявила себя предсказательницей: мол, что ей приснится, то вжизни ислучится.
Да ведь хитрая какая! Вернётся Чумбока сбогатым уловом, она радостно улыбается: «Сон вруку! Мне всю ночь снилось: листья сберёз падают, да так много! Каждый листик рыбу означал. Неприснилосьбы мне этого, ничегобы непоймал, вот!» Аесли приходил муж сохоты иприносил лисицу, Койныт вещала: «Так изнала! Я восне горячую чурку вочаге ворочала. Чурка длинная, красная– как лисий хвост. Вот лисица ипопалась тебе. Еслибы нея, даже бурундука недобылбы!»
Чумбока сердился, нонавсякий случай прислушивался ксловам Койныт. Малоли… Чего только насвете небывает. Увсехжёны какжёны– обычные, аунего– вещунья. Как примется свои сны женщинам рассказывать, те удивляются: надоже, какая ясновидица! Ауж если возьмётся чужие сны разгадывать, то такого наговорит– хоть стой, хоть падай. Что правда, что нет– поди-ка, разберись, асбудется– несбудется, это уже другой вопрос, потому что Койныт советовала: «Сон предупреждает. Нехочешь, чтоб явью стал, того-то итого-то неделай…» Ноесли что-то плохое всё-таки случалось, унеёотговорка наготове: «Никудышно, соседка, старалась! Сама виновата!» Ичто тут вответ скажешь?
Калгама решил подшутить над Койныт. Как-то раз, когда она храпака задавала, аж скедра шишки падали, сгреб он постель соспящей ленивицей да иоттащил насопку.
Проснулась Койныт: «Ой, ну иприснитсяже! Саран-то кругом, ох, как много: одна кдругой как наогороде растут. Надобы их луковиц накопать, Чумбока их любит. Да чем копать-то стану? Нет уж, лучше ещё посплю. Может, другой сон приснится?»
Долголи, коротколи, снова глаза открыла, зевнула: «Охо-хо-хо, никак всё ещё сплю? Вжизни невидела столько голубицы, накаждом кустике– ягод сведро, неменьше! Хороший сон, однако. Вотбы насамом деле вэтом ягоднике оказаться…»
Где сон, где явь, Койныт непоняла. Чумбоки-то рядом нет. Тому надоест храпящая жена, он идвинет её локтем, ато ивовсе разбудит: «Хватит дрыхнуть! Иди еду варить!»
Атут– никто Койныт небудит, почивать немешает. Ну, ирешила она: всё ей снится– икрасные сараны, иголубица, иягода-калина, ивсякие полезные травки сосладкими корешками. Проснётся, поглядит вокруг, постель поправит иснова набоковую. «Хорошо, Чумбока хоть неснится,– задрёмывая, подумает.– Вечно он мешает самые лучшие сны доглядеть! Ох, хороший, однако, сон. Всегдабы такое снилось!»
Калгама незнал, что иделать. Он-то думал: проснётся Койныт внезнакомом месте– испугается, решит: меньше нужно спать, ато инетакое ещё приключится. Нокуда там! Койныт неделю спала, иещё, наверно, столькобы продремала, да Калгама решил: шутка неполучилась, нужно женщину обратно домой вернуть. Нотолько он поднял её наруки, как Койныт проснулась.
–Келе, ой, келе!– испуганно закричала она.– Зачем ты снишьсямне?
Келе значит чёрт. АКалгама всё-таки великан иснечистой силой ничего общего неимеет.
–Вот ещё выдумала, никакой я нечёрт,– насупился он.– Меня Калгама зовут. Инеснюсь тебе. Настоящийя!
Койныт ещё сильнее испугалась. Спрыгнула срук Калгамы и,что есть силы, бросилась кселу. Только пятки засверкали!
Только тут простодушный Калгама вспомнил: забыл невидимым обернуться. Перепугал бедняжку своим видом. Эх, икорилже он себя заэто!
АКойныт домой прибежала, дверь– назасов и,чуть дыша, возле очага рухнула.
–Где тебя семь дней носило?– заругался Чумбока.– Я столько рыбы наловил– соседи завидовали, асейчас хихикают: вся она протухла! Ябы исам её посолил ивялиться подвесил, да немужское это дело…
–Ох, незнаешь ты ничего!– всхлипнула Койныт.– Меня ведь Калгама похищал. Атебе всё равно, где жена была. Хороший муж искатьбы стал, аутебя науме одна рыбалка. Ничего инезаметил!
Виноватила Чумбоку как только могла. Атот неверит:
–Делать нечего, чтоли, Калгаме! Говорят, он серьёзный великан, некогда ему шутки шутить. Так ипризнайся честно: хотела всласть поспать!
–Ох, какой он страшный, этот Калгама!– гнёт Койныт своё.– Вровень слесом, весь мохнатый как медведь, зубищи– во,как утигра! Насилу отнего убежала…
–Ладно врать-то!– неверит Чумбока.– Вон ипостели твоей нет. Признайся: унесла её вукромное местечко да идрыхла там всвоё удовольствие. Атут рыба протухла. Плохая ты хозяйка?
–Это я-то плохая?– Койныт вскочила, руки вбока упёрла ину наступать намужа.– Ану, повтори-ка, что сказал. Может, нетак расслышала?
Только Чумбока повторить хотел, как вдверь стукнули. Уже давно замечено: внеёвсегда всамый неподходящий момент стучат. Нотут, может, икместу, потому как Койныт уже была готова вцепиться вволосы мужа. Если уж она ссорилась, то куда только вся её сонливость девалась!
Открыл Чумбока дверь, глядь: перед ней лежанка Койныт валяется. Ну, несамаже она пришла, нет упостели ног. Ясно: кто-то принёс. Акто? Никого вокруге нет. Только вотдалении дерева качаются, будто кто-то их рукой раздвигает.
–А!Великан-невидимка идёт!– догадался Чумбока.– Вернул, однако, лежанку Койныт. Значит, неприснился он ей. Ну идела!
АКойныт-то, болтливая, соседке освоём приключении посекрету рассказала, та– другим женщинам. Скоро всё село над засоней смеялось!
Вспомнив обэтом, Калгама даже расстроился. Мало того, что над Койныт иЧумбокой люди теперь втихомолку пересмеиваются, так опять он невольно подшутил: увёл добычу из-под носа.
–Нехороший ты, Калгама,– бранился Чумбока.– Оставил людей без свеженины! Что, пустую похлёбку теперь хлебать?
Это он, конечно, ради красного словца сказанул. УЧумбоки вамбаре исоленая, ивяленая рыба– полным-полно. Никак уж голодным неостанется. Ноудругих-то ивправду едынет.
–Помочь надо,– решил Калгама.– Вон пореке косяк толстолобиков плывёт. Хорошая рыба, вкусная, я сам её люблю. Придётся попугать её немножко!
Толстолобики, между прочим, очень боязливые. Стоит вводе, допустим, камешками постучать, как они начинают впанике наповерхность выпрыгивать. Так искачут, так искачут! Аустраха-то глаза велики– неразбирает рыба, куда прыгает. Так ивлодку рыбаку попасть может. Никаких снастей ненадо.
Вошёл Калгама вреку, хлопнул владоши под водой– толстолобики испугались ину выпрыгивать, метров подесять пролетали прежде, чем снова плюхались вАмур. Некоторые, самые большие, прямиком влодки клюдям сигали. Ате ирады!
Никто без рыбы неостался. Вечером всё село лакомилось ухой да Калгаму хвалило.
Глава вторая, вкоторой медведь ходит скувшином наголове
Неправду говорят: сила есть– ума ненадо. Без здравой головы она немногого стоит. Авот даже очень слабому рассудок всегда поможет.
Хорошо, когда сильный ещё иумный. Он зря никого необидит. Даром, что медведь могучий иголова унего большая, ноума вней маловато. Вогромном кувшине, случается, только горсточка крупы хранится. Так исоображения унекоторых– совсем чуть-чуть. Апосмотришь: ух, какой здоровущий да ладный!
Как-то раз большой медведь пришёл кдому Калгамы вего отсутствие. Смотрит: водворе стоит кувшин, исладко пахнет изнего липовым мёдом. Акосолапый, известное дело, большой сластёна. Захотелось ему медка отведать. Ну, исунул голову вотверстие кувшина. Думал: полно там мёда, аего инет, только постенкам размазано да надонышке чуть-чуть.
Незнал медведь: Калгама вынес посудину, чтобы её помыть. Оставил накрыльце, сам заводой нареку пошёл.
Сластёна, однако, не