дорыбалки. Он стоской озирался окрест: неедетли кто налодке? Как нагрех, никого! Идолголи он ещёбы томился накамне, неизвестно, нонаего счастье мимо проплывал горбыль. Чумбока приноровился иплюхнулся нанего. Хорошо, что попал. Он ведь плавать совсем неумел. Еслибы неуцепился задерево, то неминуемо надно пошёл.
Одной рукой Чумбока загорбыль держится, другой, как веслом, рулит. Попутный ветер, увы, всегда слабее встречного– семь потов сЧумбоки сошло, умаялся он напрочь, пока доберега доплыл. Выбрался насушу, отряхнулся ипобрёл кдому.
«Мокрый весь, чумазый!– сморщилась Койныт.– Как такого оборванца вхоромы пускать? Накрыльцо грязи наляпает, испачкает мои ковры, наследит, ай! Надо предупредить: пусть вамбар идёт, самое ему там место. Нечета такой богачке, какя».
Соскочила она слежанки, выбежала накрыльцо итолько хотела намужа закричать, как видит: крыльцо– гнилое, старое, идверь– скрипучая, рассохшаяся. Что запритча? Огляделась: двор сорняком зарос, отдворца ипомина нет– прежний скособоченный домик стоит, анакрыше сердитая чёрная ворона нахохлилась.
–О,горе!– вскричала Койныт.– Как теперь жить? Было всё– нестало ничего!
–Всё– ничто иничто– всё!– каркнула ворона игрустно посмотрела наКойныт. Может, ерунду сказала, аможет, великую мудрость. Женщина было недосуг поразмыслить над этим высказыванием: её больше озадачивал вопрос, куда подевался дворец ипочему она снова такая обдергайка.
–Ану, лети прочь, умница-разумница!– шикнула Койныт.– Ещё чего нехватало, каждая залётная ворона учить меня будет!
–Иты тоже предпочитаешь учиться насобственных ошибках,– печально покачала головой ворона.– Чужие никого ничему почему-то неучат,эх!
–Ну инадоеда!– возмутилась Койныт.– Расселась накрыше моего дома без разрешения, да ещё илюбомудршу изсебя корчит. Кыш отсюда!
–Я некурица, чтоб кышкаться– ворона свидом оскорбленной добродетели выпятила зоб.– Меня Гаки зовут, икое-что наэтом свете я повидала, тебе инеснилось.
Койныт, ибез того обеспокоенная, разволновалась ещё больше. Любое замечание насчёт того, что ей что-то неснилось, приводило её всмятение. Потому что быть такого неможет! Она считала, что пересмотрела все сновидения, какие только есть, анекоторые– так даже инепоразу.
–Ах, ты, такая-рассякая!– забранилась она.– Каркаешь невесть что! Да знаешьли ты: мне что приснится, то ибудет! Вещунья я, анеты. Кыш отсюда!
Затопала Койныт, замахала руками, даже палку схватила и,прицелившись, собралась её вГаки запустить, да набеду попала ногой втаз. Он, незаметный, втраве стоял, авнём– рыбья требуха ичешуя. Койныт, почистив красноперок да лещей, посвоей лености сразу невылила помои, задвинула тазик влебеду, решила как-нибудь потом посудину впорядок привести. Иневспомнилабы обэтом, еслибы неугодила внего. Помои выплеснулись– ився чешуя, что вних была, наженщине оказалась.
–Кар! Сон вруку!– язвительно поддела её Гаки.– Один водин!
Чумбока молча слушал их перебранку. Обычно он принимал сторону жены, нонаэтот раз ему хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, всё, что угодно, лишьбы Койныт необнаружила его присутствия. Он впервые замного лет вернулся срыбалки пустым, даже ротана непринёс. Вот уж рассердится Койныт, мало непокажется. Хорошо, ворона её отвлекла. Можно незаметно вдом прошмыгнуть, атам– будь что будет.
Потрясённый приключением сволшебной щукой, он меньше всего хотел рассказывать онём Койныт. Чумбока неверил, что чудеса случаются. Ноони выпали наего долю, аон, скопидом жаднючий, неостановился наисполнении одного желания– хотел всё больше ибольше. Врезультате остался сносом.
Наверно, учеловека должна быть заветная мечта, одна-единственная, нотакая, отосуществления которой изменится вся жизнь. Но,может, дело даже иневэтом. Пока есть заветная мечта, делаешь всё, чтобы приблизиться кней. Она– цель, ивдвижении кней есть смысл. Нокто-то легко достиг её затебя и,ласково улыбаясь, преподнёсисполненное нараскрытой ладони: «Пожалуйста!» Аты, счастливчик, ипальцем опалец неударил…
Да, такому человеку многие порой завидуют. О,везунчик! Ноотчего порой так невыносимо тоскливо становится людям, укоторых, кажется, есть всё? Может, потому что уних больше нет заветной мечты?
Щука угадывала все желания Чумбоки. Если хорошо подумать, они были слишком обычными. Идаже скучными. Нокакое это имеет значение, если соседи раскрыли отудивления рты? Слишком многие люди делают всё возможное иневозможное, чтоб было нехуже, ато изначительно лучше, чем удругих. Иктож теперь поверит Чумбоке, что щука исполнила его желания?
Чумбока, ктомуже, незнал: его халупка оборачивалась дворцом, вся обстановка– дорогая, лежанка Койныт– излебяжьего пуха, асама она щеголяла ввеликолепных нарядах. Жена, всвою очередь, неподозревала олегкой икрасивой лодке под парусом, которая разбилась оподводный камень. Узналабы– вот крику-то былобы! Уж лучше вообще язык прикусить.
Койныт, однако, разошлась ненашутку. Бросила вГаки палку– промазала. Подобрала камень, запустила вворону– тоже непопала. Разгневалась женщина, ухватила Чумбоку заполу халата: тот уже, было, почти протиснулся вдверь домика,– закричала сердито:
–Поразвелось ворон! Спасения нет отних. Вместо того, чтоб прохлаждаться, перебилбы, муженёк, вредных пернатых. Где твой лук? Ану, неси его сюда!
Чумбока пык-мык, что-то вответ нечленораздельно промямлил. Лично ему ворона неказалась вредоносной птицей. Может, есть вней какое-то ехидство, ноктож без него? Все мы иногда бываем язвительными, кто-то меньше, кто-то больше. Лучше по-хорошему сГаки поговорить, зачем её излука подстреливать?
–А!Такой-сякой!– наступала Койныт наЧумбоку.– Тут жену твою оскорбляют, аты– хотьбы хны! Каждая ворона может бедную, несчастную женщину обидеть, изащитить её некому. Если память мне неизменяет, я замужем– замужем, значит! Вот ивстану затвоей спиной, аты– давай вперёд!
–Да что это стобой, жена, приключилось?– изумился Чумбока.– Как сдуба рухнула! Никогда тебя такой злой невидел. Ну, подумаешь, ворона. Ну, каркнула что-то, бестолковая. Будто прежде их, пустомель, неслышала. Если каждую ворону заэто подбивать, никаких стрел для лука нехватит.
–Аутебя если чего ихватает, так это дыр наштанах!– вскинулась Койныт.
–Ухорошей жены всегда иголка сниткой найдётся, чтоб одежду мужа залатать,– парировал Чумбока.
–Ха! Нормальные мужья непротирают штаны додыр,– нашлась Койныт.– Я замуж недля того выходила, чтоб тебе прислуживать!
–Адля чего?
–Авспомни сам, что мне нашёптывал!
–Да малоличто…
Они так увлеклись перебранкой, что инезаметили: Гаки поднялась накрыло ибыла такова. Зато нашум-гам сбежались любопытные соседки. Подходить кспорящим супругам близко они нерешались– держались полукругом напочтительном расстоянии. Их удивило, что Койныт снова встаром халате, аотдворца, что стоял наместе завалюшки, неосталось иследа. Куда всё девалось? И,что совсем уж непонятно, Койныт вся врыбьей чешуе итребухе. Аведь совсем недавно золотыми подвесками горделиво трясла, будто трясогузка– хвостом.
–Раз вжизни попросила: поймай щуку,– наступала Койныт наЧумбоку.– Щучки очень захотелось. Аты даже пескаря непринёс, горе-рыбак!
–Зналабы ты, какую я щуку поймал, вразбы язычок-то прикусила!– кричал Чумбока.– Та щука неизтех, которых едят. Она сама кого хочешь съест.
–Можно подумать, пуймур, анещука!– хлопнула себя побокам Койныт.– Ой, держите меня, люди добрые!
Если кто незнает, пуймур– это такой дракон. Поповерьям нанайцев, он живёт вводе инапоминает крокодила. Это существо довольно опасное: незаметно подкрадывается кжертве, хватает её острыми, как бритва, зубами иглотает целиком.
–Молчи, женщина!– рассердился Чумбока.– Щука мне попалась необыкновенная: сначала выполняет любое желание, апотом самаже его иотменяет.
–Интересно,– призадумалась Койныт.– Неонали нарядила меня вхалаты, окаких я имечтать несмела? Инеонали превращала наш домик водворец?
Чумбока удивился. Халаты– ещё ладно, нодворец наместе своей хижины он даже ипредставить немог.
–Неприснилосьли тебе, жена?– спросил он.– Где сон, где явь, ты исама порой путаешься…
Нотут заКойныт вступились соседки, подтвердили: собственными, мол, глазами всё сами видели. Адевочка Дачи вышла вперёд и,потупившись, смущённо сказала:
–Вот, смотрите!– ираскрыла сжатую ладошку: наней ярко вспыхнула золотая подвеска.
–Откуда это утебя?– удивились соседки.
–Аона упала схалата тётушки Койныт впесок,– объяснила Дачи.– Пока никто невидел, я её ивзяла. Утётушки Койныт много таких штучек было, я решила: одной меньше, одной больше– ничего она незаметит.
–Ах, какая нехорошая девочка!– забранили соседки девочку.– Чужое брать нехорошо!
–Ая небрала, я нашла,– насупилась Дачи.– Теперь, когда утётушки Койныт ни одной побрякушки нестало, возвращаю ей потерянное. Ачто, ненадо было признаваться?
–Ах, какая хорошая девочка!– переменились соседки.– Теперь Койныт станет смотреть наэту подвеску ивспоминать, какая она богатая была…
Узавистливых соседок, конечно, свой резон был. Ничто так нерасстраивает человека, как воспоминание онечаянном счастье, промелькнувшем мимолётным виденьем. Пусть теперь мучается Койныт, решили они, так ей инадо, задаваке!
Чумбока взглянул назолотую безделицу, печально вздохнул ивдруг засмеялся, да так громко ивесело, что люди решили: никак, умом тронулся отрасстройства.
–Простые истины помнишь, ноневсегда их насебя примеряешь,– утирая выступившие отсмеха слёзы, сказал Чумбока.– Что легко пришло, то легко иушло. Жили без волшебства– иещё проживём! Нанего надейся, ноисам неплошай.
–Кчему ты это говоришь?– перебила его Койныт.– Гляньте-ка, люди добрые, наэтого болтуна! Мораль нам читает, будто самый умный. Да мы это ибез тебя знаем!
Чумбока взглянул назолотую безделушку, которую бережно держала Койныт, иснова рассмеялся:
–Много хочешь– мало получишь. Будет тебе,жёнушка, очём подумать…
Он хотел сказать что-то ещё, нонеожиданно замолчал. Потому что Койныт хлопнула его по