спине исердито шикнула:
–Молчи, зануда! Чудеса ещё случаются. Смотри!
Ивсе посмотрели вту сторону, куда указала Койныт. Ауказала она навзгорок, накотором стоял дом великана Калгамы. Там, накрутояре, появился новый большой дуб. Инад ним сияла яркая радуга.
Нонето было удивительно, что вырос дуб, ато, что он двигался!
Глава семнадцатая,вкоторой всё заканчивается, а,может, только начинается
Сэвэн Удэ– ритуальная скульптура нанайцев, аборигенов Амура. Такие деревянные скульптуры когда-то были вкаждом нанайском доме. ИуКалгамы– тоже.
Если ты помнишь, Хондори-чако выскочил изпещеры сорехом, вкотором хранилась его жизненная сила. Дотех пор, пока кочоа цел, никто несмогбы победить бусяку, тем более– убить.
Калгама бросился догонять Хондори-чако. Тот отлично ориентировался вокрестностях своего логова: каждый камешек, каждое, даже самое маленькое, дерево ему были знакомы; все тропки итропинки исхожены, любая колдобина или вмятина наних известны; он неспотыкался даже окорни, то тут, то там выступавшие изземли, потому что выучил их, как школьник– таблицу умножения. Бусяку по-прежнему немог открыть глаз, пораненных сорокой, нопамять ему неизменяла. Можно сказать, он бежал наощупь, нодовольно быстро. Лишь однажды запнулся огнилой сук, недавно отпавший отвысокого тополя, ито– лишь потому, что ещё незнал онём.
Хондори-чако стремился поскорее попасть креке. Наеё берегу вгустых зарослях тальника хоронилась отпосторонних глаз плоскодонка. Еслибы Хондори-чако сел внеё,то спассябы отпреследования. Быстрое течение подхватилобы лодку ипроворно понесло вниз пореке.
Сорока полетела заХондори-чако и,настигнув его, снова клюнула вглаз. Бусяку взревел ипринялся находу отмахиваться отптицы, ноона его небоялась: спикировала наголову, ухватила клювом клок волос идёрнула что есть силы. Хондори-чако взревел пуще прежнего, инестолько отболи, сколько отсознания бессилия: наказать сороку он немог. Ата то вглаз его клевала, то уши щипала, то залохмы таскала, ипри этом непереставала трещать навсю округу. Так что все звери иптицы узнали: бусяку– трус, спасается отвеликана Калгамы бегством.
Великан внесколько прыжков давно могбы настичь бусяку, но,набеду, Фудин, тоже закомпанию кинувшаяся впогоню, упала иподвернула ногу. Калгама немог оставить её лежащей без помощи накамнях. Пока переносил жену втенёкпод дерево, рвал траву, чтобы уложить её намягкую подстилку, Хондори-чако успел далеко убежать.
–Побудь сФудин,– попросил Калгама медведя.– Нельзя её без присмотра оставлять.
–Ая что, негожусь?– пискнула мышка. Она запыхалась, догоняя сотоварищей.– Думаешь, если маленькая, так никакого отменя толка?
–Аты медведю помогай,– велел Калгама.– Нарви подорожника, положи его наногу Фудин. Амедведь тем временем лыка надерёт. Перевяжете ногу, легче Фудин станет.
Красавице было неловко, что погоня из-за неёостановилась. «Ну, надоже,– думает,– какая неуклюжая!» Она даже попыталась встать, нотутже, закусив губу, охнула: ногу будто огнём ожгло, какбы перелома небыло!
–Оставь меня,– попросила она Калгаму.– Друзья– сомной. Небеспокойся ни очём. Твоё дело– наказать злодея!
Азлодей Хондори-чако, между тем, уже радовался: река близко-близко, ещё немного– ион запрыгнет влодку. Сорока, конечно, досаждала, нонедолго ей над ним измываться: наверняка поостережётся вслед заплоскодонкой пореке кинуться.
–Погоди, белобокая,– пригрозил бусяку,– попадёшься ты мне втёмном лесу. Ух, только перья полетят!
–Ха! Размечтался!– засмеялась сорока.– Мечтать невредно. Вредно заранее планы строить. Даже птичку обломинго легче изловить, чем осторожную сороку.
Бусяку хотел ей возразить, новдруг почувствовал: земля под ним горячая, искаждой секундой всё жарче становится. Что такое? Аэто, оказывается, Подя разжёг огонь.
Подя незабывал обид. АХондори-чако, посвоему обыкновению, неиспытывал угрызений совести, если причинял кому-то зло. Он даже инепомнил, как однажды вылил остатки воды прямо надомик духа огня. Правда, бугорок спеплом трудно принять зажилище, ноеслибы бусяку был внимательным, то непременно услышалбы недовольное бормотанье Поди. Ноон, увы, непривык обращать внимание надругих, тем более извиняться ипросить прощения. Ещё чего! Хондори-чако считал себя самым сильным и,значит, поего мнению, все должны трепетать только отодного его вида, взгляда бояться иходить пострунке.
Подя решил проучить грубияна. Хондори-чако заподпрыгивал наземле, как нараскаленной сковородке, наего пути вспыхнул костёр. Бусяку завопил отстраха, его халат загорелся– пришлось сбросить, огонь ишерсть подпалил– горелым запахло. Заметался Хондори-чако, нокуда ни кинется, всюду горячо. Уж Подя наславу постарался!
Была– небыла, Хондори-чако решил перескочить костёр, пока тот неразгорелся вовсю силу. Разбежался, оттолкнулся лапами отземли ипрыгнул. Ноязыки пламени всё равно его достали, ибусяку невольно разжал кулак, вкотором держал чокоа. Орех упал всамое пекло, аХондори-чако перемахнул-таки через огнище.
Калгама, между тем, бежал легко. Земля горела только под Хондори-чако, авеликан, гнавшийся заним, даже непочувствовал жара. Подя, может, икостёр загасилбы ради Калгамы, новпламени лежал волшебный орех. Хозяин огня знал: кочоа представляет большую ценность для бусяку, иникак нельзя допустить, чтобы он снова завладел им. Пусть лучше сгорит!
Великан огня неробел. Он опасался лишь одного: нарушить табу. Поповерьям, пламя нельзя перепрыгивать, иначе Подя рассердится инашлёт какое-нибудь несчастье. Больше всего Калгама боялся, что оно может коснуться Фудин. Хуже нет, когда вответе затвои прегрешения оказываются самые близкие люди. АФудин ибез того уже страдала…
–Подя, я нехочу нарушать табу!– вотчаянии прошептал Калгама.– Осквернять огонь заказано. НоиХондори-чако нельзя дать уйти отвозмездия. Как быть, Подя?
Хозяин огня допускал: любое, даже самоежёсткое, правило имеет исключения. Но,сдругой стороны, если исключений много, то они могут стать правилом. Икакое издвух правил будет верным? Исам запутаешься, идругих столку собьёшь,эх!
Подя задумчиво поскрёб взатылке. Что делать, он незнал. Акогда незнаешь, как быть, иногда полезно посмотреть посторонам. Может, подсказка где-то рядом.
Оглядевшись, Подя ничего особенного неприметил. Нопока он смотрел посторонам, невидел, что делает Калгама.
«Ага, вэтом что-то есть,– подумал Подя.– Так-с! Напрягаем мозговые извилины. Калгама тут, нопока нанего несмотрю, его какбы нет. Хотя он, конечно, есть. Ичто великан делает, незнаю. Так-с… Интересно. Он что-то вытворит, номне это неведомо. Получается, вроде, как инеделал. Хотя насамом деле… Ох, голова даже закружилась! Так делал или нет?»
Подя задумался и,вконце концов, решил: иногда лучше вообще что-то незнать. Ачтобы незнать, ненадо видеть. Если чего-то невидел, то этого какбы инебыло. Содной стороны, позиция дурная, но,сдругой,– выход из,казалосьбы, безвыходной ситуации.
–Я смотрю вдаль,– сказал Подя Калгаме.– Очень старательно смотрю. Иневижу, что ты делаешь. Может, ты через огонь перепрыгнешь, ноесли я этого ненаблюдал, то ты вроде как иненарушал запрет.
–Ноя-то знаю, что нарушил!– возразил Калгама.– Какая разница, видел ты или нет? Нет, так непойдёт!
Прямодушие великана удивило Подю, новглубине души он сним согласился. Однако непомочь ему он немог.
–Ладно,– проворчал Подя.– Перепрыгивай костёр! Азанарушение правила ответишь. Потом, как будет время, соберёшь кучу валежника. Илес очистишь, имне– подарок. Идёт?
–Ещё как!– обрадовался Калгама.
Он перемахнул через костёр, втри прыжка настиг Хондори-чако исхватился сним врукопашной борьбе. Земля под ними задрожала, сгоры посыпались камни, адеревья переламывались как тростинки.
Сорока встрахе решила убраться отборющихся подальше. Когда она подлетела ккостру, маньчжурский орех раскололся отжара: пиф-паф, искры взвились снопом! Изкочоа выскользнула чёрная бабочка– это была сила Хондори-чако.
Ктобы мог подумать, что жизнь свирепого истрашного бусяку зависела отмотылька? Вот исорока неподумала. Когда она нервничала, то всегда что-нибудь ела. Почему-то еда успокаивалаеё.
Сорока проворно настигла бабочку, ухватила её клювом имигом проглотила. Втотже миг Хондори-чако вздрогнул, повалился втраву изамер. Калгама видел: бусяку побелел как мел, его сильные мохнатые лапы обвисли ватными культяшками, ощеренную пасть облепила зловонная серая пена. Повсему видно: Хондори-чако приходит конец.
–Враг повержен!– обрадовалась сорока.– Калгама, ты победил!
Она весело стрекотала, выделывала воздушные пируэты, топорщила хвост веером. Подя тоже обрадовался. Он похлопал Калгаму поколену, надобы, конечно, поплечу, норостом невышел.
–Молодец,– похвалил Подя.– Теперь ты можешь сделать сбусяку всё, что хочешь: разрубить начасти, стереть впорошок, развеять поветру…
Калгама, однако, смущённо пожал плечами:
–Разве это я его победил? Без всех вас ничегобы небыло! Мы вместе одолели Хондори-чако. Вон, сорока его силу съела. Колиб неона, досих пор дралсябы сним…
Сорока наконец осознала, что забабочку она, неглядя, схоромчила. Ну, надоже! Ежелибы знала: это заколдованная сила бусяку, то сто раз подумала, прежде чем решить, что делать. Страшно всё-таки. Атут, незная, ням-ням– ивсе дела.
–Ох!– вздрогнула сорока.– Что теперь сомной станет? Непростой ведь бабочкой закусила!
–Ну, закусила изакусила,– пожал плечами Подя.– Что переживать-то?
–Ага!– закатила глаза сорока.– Говорят: ты есть то, что ты ешь. Ая, подумать страшно, что стрескала! Вдруг бусяку стану? Его сила теперь вомне.
–Ипереваривается, переваривается втвоём желудке,– усмехнулся Подя.– Аизпереваренного сама знаешь, что потом получается…
Сорока, видно, представила, что получается, потому что сконфузилась ижеманно вымолвила:
–Фи! Какой ты простой!
–Какой уж есть,– ответил Подя и,повернувшись квеликану, напомнил:
–Калгама, теперь ты можешь сделать с