скалах рисовали.
Калгама потёр камушек– яснее личина проступила. Ещё потёр– сеточка нахалцедоне побледнела, авнутри, смотрит: сидит бусяку, когтистой лапой машет.
–Помоги изкамня выйти,– просит бусяку.– Любое твоё желание исполню!
–Ладно,– ответил Калгама.– Если всю правду скажешь, выпущу тебя изкамня.
–Сильнее его три, старайся!– умоляет бусяку.– Сто лет уже тут сижу-томлюсь, устал! Выпусти меня наволю.
–Э, нет!– несогласился Калгама.– Сначала желание исполни. Бусяку всегда обманывают, иты тоже провести меня можешь.
–Что ты хочешь?– прохрипел бусяку.– Всё исполню!
Асам, однако, думает: «Погоди, вот выберусь отсюда– задам тебе, жалкий великанишка, жару!»
НоКалгама-то нетакой уж ипростодушный, знает: отзлых духов ничего хорошего ждать нестоит. Когда им что-то очень нужно, они влепёшку расшибутся, своего добьются, нозадобро вероломством отплатят. Такова уж их бесовская природа.
–Скажи, где сейчас моя жена Фудин томится?– спросил Калгама.
–Далеко-далеко отсюда, впещере Хондори-чако,– ответил бусяку.– Аживёшь ты сАмбактой, моей дальней родственницей.
–Как найти Фудин?– допытывался Калгама.– Какими путями-дорогами кней идти?
–Это ещё два вопроса,– заупрямился бусяку.– Мы так недоговаривались! Я только одно желание выполняю.
–Нескажешь?
–Ни зачто непроговорюсь!– рыкнул бусяку.– Узнают мои родичи, что проболтался оних– плохо мне будет.
–Ты обещал: всё исполнишь,– напомнил Калгама.– Только ипрошу, скажи, как пещеру Хандори-чако отыскать.
–Примешься искать– найдёшь, ая уж точно инеприпомню дороги, сто лет взаточении просидел– совсем ослабла память,– схитрил бусяку.
–Сам узнаю!– рассердился Калгама.– УАмбакты допытаюсь. Ну, погоди, негодяйка-чертяка! Ответишь завсе злодейства свои!
–Акакже я?– захныкал бусяку.– Обещал меня изкамня выпустить!
–Разве я давал тебе честное слово?– возразил Калгама.– Недавал! Честное слово никогда ненарушу. Бусяку всегда обманывают– их тоже негрех вокруг пальца обвести.
–Нежелаю ещё сто лет взаточении сидеть, пожалей меня!– зажалобился бусяку.– Бедный я, несчастный…
НоКалгама его неслушал. Размахнулся изабросил камушек созлым духом насамую середину реки– широкие круги пошли, вода пузырится как кипяток, высокая волна вспенилась. Изтемных глубин злобный рёвпослышалось– нехотел бусяку надне Амура оказаться, никто его оттуда теперь недостанет. Начто уж чайки-мартыны нахальные, аите испугались звериного рыка– кберегу метнулись, вкамнях попрятались: головы врасщелины сунули, хвосты наружу торчат. Считают: если они никого невидят, их тоже трудно заметить. Глупые, что сних взять!
Калгаме самому хотелось отгоря взвыть, ноон сдержался. Лишь стиснул зубы ибросился бежать ккрутояру.
Набеду, Амбакта наблюдала всё это вволшебное зеркальце. Дотого разволновалась, что губу отзлости прикусила: ох, несдобровать, если неуберётся подобру-поздорову доприхода Калгамы. Ух, как вего глазах молнии мелькают! Широко шагает– ветер заним непоспевает. Ручищи вкулаки сжал, ноздри раздувает, брови, как грозовые тучи, нахмурил– пощады отнего нежди.
Испугалась Амбакта, выбежала водвор, заметалась: что делать, как быть? Калгама-то семимильными шагами идёт, оглянуться неуспеешь– тут как тут будет. Состраха изабыла: умеет вхэрэ-лягушку превращаться.
Обычно никто ивнимания нахэрэ необращает– прыгай себе да прыгай, только цапле наглаза непопадайся– вмиг проглотит. Нохитрая лягушка отвсех врагов спрятаться может– под лист лопуха скакнет, сзелёной травой сольётся, ато вобычной луже затаится.
Калгама всё ближе иближе, аиспуганная бусяку мечется подвору, незнает, вкакую сторону ей наутёккинуться. Бегала-бегала, да иступила вгрязную лужу.
–А!– вспомнила Амбакта.– Глупая я, глупая! Какже забыла, что лягушкой могу стать? Вот ивыход!
Взмахнула рукавом– обернулась хэрэ. Лягушка маленькая, халат большой: Амбакта насилу изнего выпуталась, да ипоскакала взаросли кипрея.
Калгама пришёл домой, дверь распахнул:
–Где ты, бусяку, прячешься? Выходи!
Никто ему неотвечает. Огляделся-осмотрелся: нет Амбакты ни вдоме, ни накрутояре, только халат натраве валяется– успела бусяку улизнуть. Догадался Калгама: чертовка-волшебница вкакое-то маленькое животное превратилась. Нокак узнать, вкого?
Мимо мышка бежала. Остановил её Калгама:
–Здравствуй, тётушка мышка! Невиделали ты бусяку?
–Всё равно ты мне неверишь!– надулась мышь.
–Теперь верю,– сказал великан.– Незнал: вжизни бывает такое, что ивстрашном сне неприснится.
–Авот насчёт сна это неко мне,– ерепенится мышь.– Пойди кКойныт сходи! Может, она тебе что-нибудь полезное скажет…
–Необижайся, пожалуйста,– попросил Калгама.– Мне нужно бусяку найти, неуспела она далеко уйти, хочу изловить её. Только она одна знает, где пещера Хандори-чако находится. Вней моя Фудин томится.
–Ох, инезнаю, поверишьли ты мне,– жеманится мышь.– Ну, почему всегда так: правду говоришь– никто неверит. Вот иты меня сплетницей назвал!
Никак мышь обиды неможет забыть. Хоть изнает, что Амбакта влягушку превратилась, анеговорит– хочет, чтобы Калгама дольше себя виноватым чувствовал, да иприятно ей: он такой большой, аона, малютка, верх над ним взяла, теперь великан отнеёзависит.
Пока они разговаривали, Амбакта-хэрэ влес ускакала. Там она снова поменяла обличье– прежней стала. Бусяку умеют быстро бегать, лес им– дом родной: то корягой обернутся, то деревом прикинутся, вболоте средь кочек спрячутся или наберёзовой ветке омёлой повиснут, ни зачто ненайдёшь.
–Ладно, подскажу,– смилостивилась мышь.– Амбакта лягушкой обернулась, вон под тот лопух спряталась. Я сама видела!
–Спасибо, тётушка мышка!
–Возьми палку да ударь полопуху– хэрэ ивыскочит,– посоветовала мышка.
–Нет, убью ещё нечаянно её,– решил Калгама.– Она живая нужна. Пусть расскажет, как Фудин найти!
Однако как ни ворошил листья лопуха– нет нигде хэрэ. Мышка рядом суетится, тоже ищет, да всё удивляется:
–Кудаж она подевалась? Ни вот настолечко несоврала, правду говорила!
Мимо сорока летела. Отсестры своей вороны она уже новость знала: влесу объявилась бусяку, да такая страшная, косматая, всех зверей иптиц распугала, даже медведь отнеёдёрудал.
–Влесу бусяку ищите!– прострекотала сорока.– Глупые вы, глупые! Она что, дожидаться вас под лопухом станет? Соображения увас никакого!
Калгама, было, кинулся клесу, ноостановился. Искать бусяку вчаще, что иголку встоге сена. Умчалась она, наверно, далеко– недогнать иненайти,эх!
Сел Калгама навалун, пригорюнился. Сорока ему наплечо опустилась– утешает. Мышка вногах шмыгает– тоже сочувствует. Ачем горю великана помочь, незнают.
Сидел он, сидел, думал, думал ирешил:
–Делать нечего, надо впуть отправляться. Попытаюсь отыскать Фудин! Неможет такого быть, чтобы никто незнал, где Хондори-чако обитает.
–Меня ссобой возьми!– запросилась сорока.– Мои родичи– сороки ивороны– всюду летают, много знают. Расспрошу их оХондори-чако. Может, кто-то слышал оего пещере.
–Ия тебе, Калгама, пригожусь,– мышь решила тоже отсороки неотставать.– Несмотри, что маленькая– зато удаленькая, влюбую щель пролезу.
Согласился великан взять их ссобой. Собирался недолго: пристегнул напояс охотничий нож, заодно плечо лук закинул, надругое– мешок схарчем, обулся вунты иотправился, куда глаза глядят.
Глава шестая,вкоторой Калгама встречает новых друзей
Шел, шел Калгама, видит: напути большой лес стоит. Деревья высокие, внебо вершинами упираются, облака заих макушки цепляются. Даже трава тут гигантская: начто уж Калгама великан, адоколена ему достаёт, ноги опутывает, идти мешает. То через буреломы приходится ему пробираться, то валежник перепрыгивать. Аводном месте он наткнулся назаросли дикого винограда: крепкая лоза снизу доверху перевила кряжистые ильмы идубы. Лианы, взобравшись вкроны вековых деревьев, нависли плотным зелёным шатром. Сумеречно под ним, трава– невысокая, чахлая. Мелкие гибкие лозы стелются позарослям борщевика икустарнику– всё переплели, встали напути крепкой зеленой изгородью.
Красивые резные листья амурского винограда свеликанскую ладонь; сплетей свешиваются грозди спелых, сочных ягод висят– видимо-невидимо, так ипросятся врот. Сорока клюнула ягодку-другую:
–Ах-ха, сладкокак!
Мышка полиане вскарабкалась, тоже виноградинку отведала:
–Никогда такой вкуснятины неедала!
Едят они виноград да нахваливают. Калгама тоже хотел его попробовать, нозамечает: мышка сонной стала, да исорока клюёт носом– вдрёму её клонит.
–Э! Что-то тут нето,– решил он.– Нестану виноград пробовать. Ивы, друзья, больше его неешьте.
Да куда там! Мышка уже свалилась под зелёный шатёр– лежит, похрапывает. Сорока наветке нахохлилась, сунула голову под крыло итоже задремала. Один Калгама бодрствует, посторонам поглядывает. Проголодался– достал измешка юколу, сидит игрызёт её. Отвяленой рыбы пить захотел. Нони ручейка, ни родника поблизости нет. Авиноградные кисти– густые, сочные, так имаячат перед ним: попробуйнас!
–Нет,– думает Калгама.– Перетерплю жажду. Потом родник найду– вволю напьюсь. Скороли мои спутники проснутся? Сморил их сонный виноград.
Вдруг ветер зашумел, зашуршала листва накронах деревьев. Слышит Калгама: сучья трещат, кто-то идёт вего сторону. Навсякий случай он схоронился захолмиком, поросшим бересклетом. Эти деревца сплошь покрывали пурпурные листочки, вкоторых светились малиновые плоды-фонарики. Впищу они негодились, разве что лесные птицы склёвывали их зимой, всамую бескормицу. Глядеть набересклет– одно удовольствие: очень уж красивое растение.
Вышел изчащи невысокий старичок, вплечах широкий, руки длинные, ниже колен свисают, аноги– тоненькие, вчерные олочи обуты. Он осмотрелся, заметил наветке спящую сороку, углядел мышку под дубом итопнул ногой:
–Невелика добыча! Зря тут виноград разводил, холил-пестовал его. Что мне эта мышка? Наодин укус! Асороку ощиплешь