Об этом эпизоде писали чуть ли не все мемуаристы или авторы – участники Бородинского сражения с французской стороны: Водонкур, Коленкур, Фэн, Фезенсак, Пеле, Пельпор… У нас не осталось сомнений, что предложение Даву об обходе действительно имело место. Существуют и свидетельства тому, что Даву 6 сентября действительно углублялся в Утицкий лес с Понятовским и Фрианом[1557]. Кажется, эта идея вообще витала в воздухе. Поляки, находясь весь день в перестрелке в районе Утицкого леса, обнаружили слабое сопротивление неприятеля. «Сопротивление русских в этом пункте было не совсем таким, каким оно должно было бы быть и каким оно было в других местах», – отмечал Коленкур, повествуя о колебаниях Наполеона насчет маневра на южном фланге. Наполеон был даже обескуражен, не найдя крупных сил в районе Старой дороги. Пеле отмечает, что, по расчетам Наполеона, русская армия должна была располагаться между двумя дорогами, но северный ее фланг странно загибался, оставаясь большой загадкой для императора, а южный фланг не менее странно обрывался, не дойдя до Старой дороги. То, что русские перебрасывали туда 3-й пехотный корпус Н. А. Тучкова, Наполеон в течение дня 6 сентября не обнаружил, хотя, разумеется, не исключал возможности встретить значительные русские силы ближе к Утице.
Подавляющее большинство историков и военных писателей вполне оправдывали отказ Наполеона. Они обращали внимание, во-первых, на возможность отхода русских, если бы те увидели признаки стратегического обхода (Гурго, Коленкур, Фэн, Фезенсак, Хольцхаузен, Геруа, Чандлер, Даффи, Рьен, Нафзигер); во-вторых, на опасность разделения французской армии на две части, совершенно отделенные одна от другой (причем сорокатысячный отряд двигался бы ночью через лес по малознакомой местности), что в случае ответных маневров врага могло бы закончиться весьма плачевно (Тьер, Кукель, Чандлер, Даффи, и др.); в-третьих, на то, что сказалось вполне понятное нежелание Наполеона отдаляться от основной коммуникационной – Новой Смоленской дороги (Пеле справедливо пишет, что «император не мог протянуть свой правый фланг, не отдалив его совершенно от дороги») (Пеле, Кукель); в-четвертых, на недостаточно удовлетворительное состояние французской артиллерии и кавалерии, а это автоматически ограничивало возможность широкого маневра (Чандлер, Даффи); в-пятых, на то, что Наполеон высоко оценивал ожидаемое сопротивление русских, зная по своему опыту и на основе изучения истории военных кампаний, что русские могли оказывать сопротивление даже при разрыве коммуникационной линии (Клаузевиц, Чандлер). Сравнительно немногие авторы осуждали Наполеона за такое решение[1558].
Но столь ли уж уверен был Наполеон в бессмысленности предложения Даву? Согласно рассказам, ходившим среди деятелей Первой империи, после слов Даву император обратился к государственному секретарю П.-А. Дарю: «Что вы думаете?» – спросил он. «Сир, – ответил Дарю, – я полагаюсь на маршала Даву, так как из всего вашего окружения он провел рекогносцировку наиболее основательно»[1559]. И все же предложение Даву было отвергнуто. Наполеон решился на фронтальный бой, отказавшись от глубокого маневра.
Среди перечня причин, которыми авторы обычно объясняют отказ императора от предложения Даву, главной, как правило, считают его боязнь отхода русских войск. Наполеон якобы испытал такое давление времени, ему столь срочно требовалась решительная победа, что он предпочел наиболее кровопролитный и наименее эффективный вариант боя. Но ведь полководцу была прекрасно известна стойкость русских, хотя бы по Прейсиш-Эйлау, и, принимая в расчет соотношение сил, можно было предугадать, что избранный вариант сражения не принесет Великой армии полного успеха. Чисто военные причины, таким образом, вряд ли смогут объяснить решение Наполеона. Очевидно, что у императора все более обострялось состояние напряженности и неуверенности, столь нехарактерные для него ранее. Множество раз исчезавший призрак русской армии, отказ Александра I от каких-либо переговоров, неимоверные лишения, которые уже испытала Великая армия, тревожные вести из Испании, под влиянием которых Наполеон должен был действовать не только как полководец, но как государь, и, наконец, общая физическая усталость и болезни – все это не могло не сказаться на поступках военного гения. Обращает на себя внимание и еще один момент, обычно ускользающий из поля зрения военных историков. На о. Св. Елены Наполеон заявил, что «при Бородине Даву допустил ошибки»[1560]. Какие?! Ведь в итоге оказалось, что, передав две дивизии от Даву Богарне, Наполеон столь ослабил 1-й корпус, что тот не смог с ходу взять «флеши», чем сразу был сбит темп действий французской армии. И в этом императору следовало винить прежде всего себя, а не кого-то другого. Отвергнув предложение Даву и приняв свой вариант боя, Наполеон, тем не менее, не обеспечил маршала должными силами для первого, и наиболее решающего, удара всего сражения. На это не мог не повлиять общий характер тех личных отношений, которые складывались между государем и маршалом в недели, непосредственно предшествовавшие Бородинскому сражению, о чем мы уже писали выше.
Каков был основной замысел Наполеона в отношении предстоящего сражения? Значительная часть общих и частных приказов на сражение сохранилась[1561], и это дает возможность воссоздать общую картину планов императора, даже несмотря на то, что ясные положения инструкций распространялись только на начало сражения[1562].
Итак, 5 и 6 сентября центр ожидавшегося сражения оставался в районе Новой Московской дороги. Наполеон, хотя и осуществлял главный нажим на южный фланг русских, продолжал держать основные войска вдоль главной коммуникационной линии. В ночь на 7-е центр французской армии, а с ним и центр сражения переместился южнее Новой Смоленской дороги – к Шевардинскому редуту, откуда французы намеревались атаковать русских на небольшом пространстве от северной кромки Утицкого леса до Курганной высоты. Таким образом, центр и правый фланг французской армии, опираясь на группировку Богарне (которая, как мы уже отметили вслед за Пеле, планировалась стать опорной точкой), должны были совершить захождение, оттесняя русских в мешок, созданный Москвой и Колочью, с возможным разрывом их коммуникационной линии где-то восточнее д. Татариново. Причем Наполеон, действуя на поле, разделенном Колочью на две неравные части, и имея силы, равные неприятельским, попытался использовать принцип «двойного сражения» (Чандлер): войска Богарне, первоначально обеспечивая только безопасность левого фланга и центральной коммуникации (с отвлекающей диверсией на с. Бородино), должны были, после успехов в центре и на правом фланге, захватить Курганную высоту, фактически становясь частью центральной группировки. Передача двух дивизий корпуса Даву, корпуса Груши и легкой кавалерийской бригады Гюйона в распоряжение Богарне с военной точки зрения определялась не только необходимостью обезопасить северный фланг от любых неожиданностей и необходимостью укрепления опорной точки для войск Нея и Даву, но также и стремлением использовать эти войска для успешного наступления южной группировки после захвата Семеновских укреплений. Действия войск Понятовского, предназначенных для диверсии в районе Старой Смоленской дороги и Утицкого леса, также должны были поддержать войска Даву в случае его успешных действий в районе «флешей»[1563].
Как должны были действовать войска центральной группировки, предназначенные для атаки «флешей» и д. Семеновское? Окончательный вариант определился только после того, как состоялась встреча Наполеона с Компаном[1564]. Согласно Гурго, Наполеон вызвал Компана, чтобы объяснить ему задачу по атаке «редута, расположенного на нашем крайнем правом фланге». Генерал предложил провести свою дивизию по лесу, чтобы избежать картечи. Ней, который присутствовал при разговоре, стал уверять, что это может вызвать расстройство движения. Компан настаивал на своем, утверждая, что обследовал лес и установил, что он проходим. Наполеон согласился с мнением Компана. Тогда генерал поделился опасениями за свой правый фланг, обеспокоенный возможностью русской атаки между частями Понятовского и своей дивизией. Император разделил опасения Компана, распорядившись передвинуть дивизию Дессе правее[1565].
Дивизия Фриана должна была оставаться в резерве в районе Шевардинского редута. 3-й и 8-й армейские корпуса должны были начать движение после удачных действий Компана, как бы вторым эшелоном (в приказах и в рапорте Нея направление атаки не указано, но, вероятно, исходя из обстановки, направление было на северную «флешь» и д. Семеновское). Успех пехотных частей предполагалось подкрепить введением в бой трех корпусов резервной кавалерии (1, 2 и 4-го), а в случае необходимости – и частями Молодой гвардии. Наполеон особо отметил требование действовать «в порядке и методически, сохраняя по возможности войска в резерве». Причем резервы должны были быть не только значительными, но и достаточно сближенными с передовыми частями, а войска каждой дивизии следовало вводить в бой постепенно, побригадно. Такой порядок давал Наполеону возможность, во-первых, избежать неожиданностей; во-вторых, сразу начать бой с большим напряжением; в-третьих, быстро развивать успех в любой точке прорыва русских позиций.
Особую роль должна была сыграть французская артиллерия. Согласно распоряжениям императора, ночью должно было быть сооружено два эполемента для артиллерии. Левая батарея должна была располагаться напротив д. Семеновское; там занимали позицию 16 тяжелых пушек и 8 гаубиц 3-го армейского корпуса под командованием генерала Фуше. Правая батарея, построенная для 24 орудий гвардии, сооружалась напротив Багратионовых «флешей» (ее обычно называют батареей Сорбье). Обе батареи должны были вести огонь в направлении д. Семеновское и по укреплениям к югу от нее, а батарея Фуше должна была позже направить часть своих усилий и на Курганную высоту, обстреливая ее совместно с орудиями 4-го корпуса перекрестным огнем