пасы патронов к началу войны составляли 1,6 млрд. штук[104].
Сухомлинова в светском обществе не принимали из-за его связей с уголовниками и грязными людьми, осуждаемыми в обществе за пороки, и не дружившими с законами, и нарушавшими открыто нормы морали и нравственности. Родная сестра императрицы Елизавета Федоровна писала из Марфо-Мариинской обители Александре Федоровне: «В лице Сухомлинова папа приобретает страшного врага. Он страшен потому, что всегда носит маску послушного раба… Он очень зол и хитер. По своей жестокости он не пощадит никого. А, кроме того, у него под рукой „великолепный демон“, который проскользнет и пролезет повсюду»[105]. Жена Сухомлинова вела такой же разгульный и неприличный образ жизни, как и ее муж, и она преследовалась русской разведкой за сомнительные связи с людьми, враждебно настроенными к России.
Вдумчивый читатель может усомниться в таком вредительстве, проводимом против своей армии высшими чиновниками России; ведь было много генералов в вооруженных силах и политиков в государстве, которые должны были восстать против такого положения в русской армии и потребовать от царя и правительства остановить преступный курс разоружения собственной армии, от состояния которой зависела прочность империи, их жизнь и их потомков в ней. Но генералы по натуре своей бывают трусливы и готовы оплачивать свое положение во власти и обществе даже ценой завтрашних утрат и потерь, с эгоистической невежественной мыслью, что расплачиваться за их грехи будут другие, хотя история, и дальняя, и близкая, учит, что за все крамолы и снижение уровня боеготовности армии именно генералы и их близкие несут первыми ответственность и первые приносят жертвы. Видные политики страны и представители влиятельных партий предупреждали царский двор, правительство и общественность об опасном сползании России в разряд слабых государств, участь которых могла быть подвергнута испытаниям со стороны других великих держав, и прежде всего Германии, не скрывающей своего стремления к господству на континенте и в мире. В Государственной думе и земских союзах, образовавшихся перед самой войной, звучал мощный голос русской знати в лице ее высшего сословия, предупреждавшего царя Николая II о недопустимости сохранения в высших эшелонах власти прусско-немецкого юнкерского сословия, укрепившегося на бедах русского народа и открыто проводившего внутри страны враждебный курс ко всем классам русского общества и к русской армии. Все они требовали перемен, но Николай II уже давно был втянут своим окружением в круг их интересов и проблем, и он еще в Русско-японскую войну послушно следовал их советам и предписаниям. Вырвать царя из этого круга было невозможно — пруссаки были сплочены единой идеей и целью — выполнить замыслы воинственных кругов Пруссии об отторжении от России ее прибалтийских и западных земель и превратить Российскую империю в колониальный придаток Германской империи.
Недальновидность династии Романовых и высших кругов России, ставшая трагедией русского народа, проявилась в том обстоятельстве, что все крупнейшие предприятия военной промышленности (судостроение, артиллерийское, снарядное, взрывчатых веществ и другие) принадлежали крупному иностранному капиталу, и в производственном и техническом отношении их работа зависела от поставок оборудования и механизмов из Германии или, за небольшим исключением, из Англии и Франции. Перед самой войной знаменитый Путиловский завод, специализирующийся на производстве артиллерийских систем, чуть не стал собственностью немецкого магната Круппа, и только решительное вмешательство французского правительства и парижских банков спасло его для отечественного производства. Но все равно этот завод, возглавляемый крупным банкиром и промышленником Алексеем Путиловым, так и не стал работать на нужды войны, хотя по своей мощности он в несколько раз превышал мощность всех французских заводов, выпускавших тяжелую артиллерию и боеприпасы к ней.
Самостоятельные немецкие или совместные англо-немецкие или франко-немецкие предприятия были в Великобритании и Франции, но с началом войны они все были национализированы и стали работать на нужды этих стран. В России царская власть до войны и после ее начала бездействовала, и благодаря близорукости царя и его нерешительности затронуть экономические и финансовые интересы великих князей и интересы прусских и прибалтийских баронов, в стране, даже после начала войны, продолжали функционировать германские банки и германские предприятия. С началом войны, без всяких помех со стороны правительства, немецкие банкиры и промышленники перевели свои капиталы в Германию, а предприятия, выпускающие военную продукцию для русской армии, резко снизили производительность или вообще были свернуты[106].
Второй крупной политической недальновидностью высших кругов, скорее сознательно исполненной врагами России, было отсутствие мобилизационных связей гражданской промышленности с нуждами военного ведомства в годы войны. Ведущая мирная гражданская промышленность не была приспособлена к переводу на выпуск военной продукции и снаряжения в условиях военного времени, как это было сделано во всех ведущих европейских странах, особенно в Германии. Немцы мобилизовали на нужды войны всю крупную и даже мелкую частную промышленность, взяв в мирное время на строгий учет все станки, имевшиеся в частных руках немцев. Их оказалось более миллиона, и, взятые военным ведомством на учет, эти мастерские обязаны были изготовлять различные предметы военного обихода в количестве и в сроки, определяемые военным командованием[107].
В начале 1914 года был вынужден уйти в отставку председатель совета министров В. Н. Коковцов, соратник Столыпина и убежденный противник войны с Германией. Он совершенно справедливо полагал, что война с немцами неизбежно приведет Россию к революции. За многие годы нахождения на посту министра финансов и председателя правительства он узнал бесчисленное множество форм зависимости экономики и капиталов России от германской экономики и считал невозможным обострять отношения с Германией, пока страна не выйдет из-под экономической зависимости от нее.
Насколько Россия отставала в промышленно-экономическом отношении от Германии и передовых стран Европы, можно судить по следующим показателям. В 1913 году общий объем промышленной продукции в России был в 6 раз меньше, чем в Германии, в 2,5 раза, чем во Франции, в 4,6 раза, чем в Англии, и в 14,3 раза меньше, чем в США. По некоторым, притом ведущим отраслям это отставание было особенно велико. Например, добыча каменного угля в России в 1913 году была 30 млн. тонн, а в Германии — 190,1 млн. тонн, в Великобритании — 292 млн. тонн, в США — 517, 1 млн. тонн. Железной руды в России добывалось 9,5 млн. тонн, во Франции — 43 млн. тонн, в США — 63 млн. тонн; чугуна в России выплавлялось 4,6 млн. тонн, в Германии — 16,8 млн. тонн, в США — 31,5 млн. тонн; меди в России — 31,2 тыс. тонн, в США — 557, 2 тыс. тонн. Еще более это отставание промышленной продукции проявлялось в размерах на душу населения. Электроэнергии в 1913 году на душу населения в России приходилось 14 квт. против 175, 6 квт. в США, 206 квт. в Англии и 250 квт. в Германии; добыча угля давала в России на душу населения 209 кг, тогда как в США — 5358 кг, в Англии — 6396 кг, в Германии — 2872 кг. Потребление хлопка в России на душу населения было 3,1 кг, в США — 14 кг, в Англии — 19 кг[108]. Но наиболее угрожающим фактором, подрывающим способность государства к самостоятельности, была зависимость России от иностранного капитала и промышленных технологий, которые недопустимо медленно осваивались и плохо внедрялись в различных отраслях народного хозяйства империи. Особенно тревожной была зависимость России от германской экономики. В России германскими были: ¾ текстильной и металлургической промышленности, все химические заводы, 85 % электрических предприятий и 70 % газовых заводов. С началом войны, когда нужда в военном снаряжении становилась все настоятельнее, заводы и фабрики, находившиеся под руководством немцев или их германских агентов, упорно уменьшали выпуск своей продукции, а в конце 1916 года вообще прекратили свою работу[109]. Председатель правительства Коковцов не мог не видеть и не понимать, что полная зависимость и подчиненность Николая II своему окружению ведет страну к гибели, и он не хотел быть ее участником.
Коковцов предостерегал правительство от опасности следовать курсу войны, а Николаю II он подал правительственную записку, в которой высказал твердое убеждение, что «если она начнется, то она будет неудачной и приведет к гибели династию»[110]. Германия готовилась к войне, и кайзеровское правительство устраняло с политической сцены России всех приверженцев мира, всех влиятельных деятелей, кто мог повлиять на царя и удержать его от принятия опасных решений. Проводилось это через Государственный совет, в котором в царствование Николая II все время существовала сильная прогерманская фракция, и ее лидеры во главе с П. Дурново, И. Щегловитовым и Н. Маклаковым, стоявшие на острие прусско-немецких интересов, в конце 1913 года выступили с острой критикой председателя правительства Коковцова, обвиняя его в недостатке воли при отстаивании интересов монархии, в заигрывании с Государственной думой и неприязни к Распутину. Но была еще одна причина, скрытая от простого наблюдателя. Коковцов все время добивался от членов своего правительства пересмотра неравноправного русско-германского торгового договора, и в начале января 1914 года правительство повысило пошлины на отдельные продовольственные и промышленные товары, ввозимые из Германии, что вызвало резкое обострение русско-германских экономических отношений.