— Дайте, пожалуй, только не надо „искренней“, а просто „скорби“.
— Слушаю-с…»[343]
Какие бы ни были печальные события на фронте, император никогда не терял выдержки и спокойствия, словно все эти беды и несчастья его не касались. Генералы в Ставке, наблюдая за повседневной жизнью царя, которая была похожа на жизнь случайно приехавшего венценосца посмотреть на войну и на людей, ни в чем никому не мешая, справедливо считали, что руководство боевыми действиями было ему не по плечу и не по знаниям. «…Безответственное и беспечальное житие… должно было бы отвечать и внутреннему складу последнего русского монарха»[344].
Война — всегда тяжелое и трудное испытание в жизни страны. И когда военное ремесло становится обязанностью всех, то военным делом должны руководить лучшие из лучших, храбрые из храбрейших, способные из самых способнейших людей государства. Звания, прошлые заслуги, классовая принадлежность должны быть отодвинуты в сторону, давая дорогу военному таланту. Другого пути к победе нет.
Наступление немецкой армии на Верден продолжалось, и генерал Жоффр снова и снова настойчиво просил императора Николая II и начальника штаба русской Ставки генерала Алексеева осуществить такое давление на противника, чтобы германское командование стало перебрасывать часть своих сил на Восточный фронт и туда же направлять вновь создаваемые резервы.
Ставка дала согласие, но заставить наступать командующих фронтами генералов Иванова, Эверта и Куропаткина было невозможно, и тогда начальник штаба Алексеев, при очередном докладе, добился у царя согласия назначить вместо Иванова главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта генерала Алексея Брусилова, на кого он возлагал свои надежды в наступлении.
14 апреля в Ставке, под председательством царя, состоялся военный совет с участием главнокомандующих фронтами, на котором был рассмотрен план операций русских армий на лето 1916 года, и одновременно рассматривалась просьба союзного командования об оказании им помощи наступлением русской армии на одном или двух стратегически важных направлениях против германской или австро-венгерской армий. Севернее Полесья русская армия имела двойное превосходство в силах, и здесь намечалось нанести главный удар силами Северного и Западного фронтов в направлении Видзы и Вильно. Но при рассмотрении этого плана главнокомандующие Северным фронтом генерал Куропаткин и Западным фронтом генерал Эверт высказались против наступления. «Прорвать фронт немцев совершенно невероятно, — заявил Куропаткин, — ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу»[345]. Генерал Эверт всецело присоединился к мнению Куропаткина, заявив при этом, что в успех наступления он не верит и считает наиболее целесообразным держаться оборонительного образа действий. Чинный и размеренный ход военного совета «взорвал» новый главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов, который затребовал широких наступательных действий для своего фронта. Он утверждал, что «если бы, паче чаяния, я даже не имел бы никакого успеха, то, по меньшей мере, не только задержал бы войска противника, но и привлек бы часть его резервов на себя и этим могущественным образом облегчил бы задачу Эверта и Куропаткина»[346]. Это выступление Брусилова оказало известное влияние и на других главнокомандующих: Куропаткин и Эверт с большим неудовольствием вынуждены были заявить, что они наступать могут, но с оговоркой, что ручаться за успех нельзя. В результате этого совещания в Ставке был принят план наступления русских армий, по которому главный удар предполагалось нанести войсками Западного фронта из Молодечненского района в направлении Вильно. Войска Северного и Юго-западного фронтов должны были нанести вспомогательные удары: Северный фронт из района Иллукет, оз. Дрисвяты в направлении на Ново-Александровск или из района южнее оз. Дрисвяты в общем направлении на Видзы, Уцяны; перед войсками Юго-Западного фронта была поставлена задача — тревожа противника на всем протяжении своего расположения, главную атаку произвести войсками 8-й армии в общем направлении на Луцк. В соответствии с этим решением Ставкой были распределены и силы. После укомплектования частей до полного штата соотношение сил представлялось в следующем виде: Северный фронт — 496 тыс. штыков против 200 тыс. противника; Западный — 869 тыс. штыков против 420 тыс. штыков противника; Юго-Западный — 573 тыс. штыков против 441 тыс. штыков противника[347]. Царь не участвовал в обсуждении летнего плана операций русских войск и все совещание просидел молча, не проронив ни единого слова[348]. После совещания к Брусилову подошел генерал Куропаткин и обронил несколько тревожных фраз: «Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении дела могут вам лишь сломать шею, а личной пользы вам не принесут»[349].
Когда во фронтах приступили к планированию наступательных операций, в Ставку пришло сообщение от союзников о тяжелом положении итальянской армии, в котором они просили нанести удар по австро-венгерским войскам, снимавшим с Восточного фронта отдельные дивизии для усиления своих войск в Италии. Ставка поневоле обратилась к идее генерала Брусилова и разрешила ему нанести вспомогательный, но сильный удар по австрийским армиям, для чего войска Брусилова были усилены 5-м Сибирским корпусом за счет Северного фронта.
По возвращении из Ставки Брусилов вызвал всех командующих армиями с их начальниками штабов к себе в Подволочинск и изложил им свои взгляды, которые им были положены в основу разработки плана предстоящей наступательной операции. Основной смысл предстоящей наступательной операции заключался в том, что Брусилов впервые применил новые формы оперативного искусства по прорыву позиционной обороны. Он организовал и осуществил прорыв обороны противника не на одном участке, как это делалось в армиях союзников и в русской армии, а на широком фронте одновременно четырьмя армиями, наносившими фронтальные удары на нескольких операционных направлениях, слившихся впоследствии в общий прорыв австро-германского фронта между р. Припять и румынской границей.
Отказавшись от старых догм и схем, Брусилов решительно потребовал от командующих армиями и командиров корпусов на своих участках обороны подготовить по одному ударному участку для наступления и несколько вспомогательных, а земляные работы начать немедленно и не прекращать их до начала наступления. Таким образом, на участке обороны фронта одновременно были начаты подготовительные работы в 20–25 местах, и противник терялся в догадках о замыслах русских. Даже перебежчики не могли сообщить врагу, что готовят русские. Главнокомандующий также потребовал, чтобы все армии готовились к нанесению ударов на своих операционных направлениях, а главный удар он решил нанести 8-й армией, которой он сам в свое время командовал, в направлении Луцка, куда направлялись основные резервы и артиллерия. Все резервы были приближены к главным силам, и они могли быстро вводиться в бой для развития успеха. Участки прорыва выбирались так, чтобы удар приходился по одному из флангов обороняющегося противника, а все его остальные силы сковывались сильным артиллерийским огнем.
Еще на опыте 1915 года Брусилов убедился в недостаточности пробивной способности старого, слабо эшелонированного боевого порядка. Поэтому был принят новый, глубокий порядок, состоявший из последовательно эшелонированных волн густых цепей, следующих друг за другом на дистанции 150–200 шагов. Полк образовывал четыре волны. Полки в дивизиях строились в боевом порядке поэшелонно один за другим. Батальоны были построены таким образом: два батальона рядом, два батальона им в затылок. В батальоне первые две роты составляли первую волну, а вторые две роты — вторую волну. За дивизиями первой линии следовали дивизии второй линии. Таким образом, все боевое построение представляло глубокую фалангу густых цепей, которые должны были пробить австро-венгерскую оборону. Одним из важных мероприятий по подготовке прорыва было создание пехотных плацдармов для удара. Для того, чтобы приблизить боевой порядок атаки к переднему краю противника, укрыть солдат от огня, от артиллерийской контрподготовки, нужно было создать специальную сеть траншей и сооружений. Это и было сделано. Плацдармы состояли из системы параллельных траншей, число которых соответствовало числу волн. Эти параллели были соединены большим числом ходов сообщений и имели значительное число убежищ. Первая линия была приближена к окопам противника на расстояние броска в атаку.
Генерал Брусилов и его штаб проделали колоссальную работу по выявлению состава противника и его численности, сильных и слабых его сторон. Путем агентурной, войсковой и воздушной разведок все части изучили расположение неприятельских войск и характер их укреплений. Войсковая разведка и постоянный захват пленных по всему фронту дали возможность точно установить, какие неприятельские части находились перед фронтом русских войск. Агентурная разведка установила, что в тылу у неприятеля резервов почти нет. Воздушная разведка сфотографировала все его укрепленные позиции как в боевой линии, так и в глубине. Карты, составленные из этих снимков, были даны войскам. Имея такие планы, командиры всех степеней тщательно изучали участки, против которых им предстояло действовать, лично знакомились с первой линией укреплений противника, изучали подступы к ним, выбирали артиллерийские позиции, устраивали наблюдательные пункты и готовили предметно солдат к атаке.
Как вспоминал сам Брусилов, «осуществление прорыва таких сильных, столь основательно укрепленных пози