— В общем, да, — отвечаю я наконец.
— Вот видите? Понимаете теперь, что я имела в виду? — снова фыркает Сесили.
Мисс Мур хлопает в ладоши.
— Мы вполне можем заняться чем-то совершенно новым. Я побеждена. Холсты перед вами, леди, и в вашем распоряжении целый час. Рисуйте что хотите.
Мы разражаемся восторженными криками. Кисть как будто становится невесомой в моей руке. Но Сесили ничуть не радуется.
— Но, мисс Мур, до дня собрания родных осталось всего две недели, а у меня до сих пор нет достойного рисунка, чтобы показать моим родным, когда они приедут сюда, — обиженно заявляет она.
— Сесили права, мисс Мур, — поддерживает ее Марта. — Меня совершенно не интересует, чего им хочется. Я не могу показать родителям какой-то примитивный набросок со стены пещеры. Они просто ужаснутся!
Мисс Мур вскидывает голову, глядя на них сверху вниз.
— О, мне совсем не хочется стать причиной огорчений для вас и ваших родственников, мисс Темпл и мисс Хоуторн. Итак. Ваза с фруктами — в вашем распоряжении. Я уверена, вашим родным чрезвычайно понравится хороший натюрморт.
Фелисити задумчиво рассматривает глину для лепки.
— А могу я сотворить некую скульптуру, мисс Мур?
— Если вам того хочется, мисс Уортингтон.
Она кладет на столик перед Фелисити шар мягкой глины.
— Ну, а чтобы быть уверенной в том, что этот урок все-таки послужит вашему образованию, — продолжает мисс Мур, поглядывая на Сесили, — я прочту вам несколько страниц из сочинения Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим». Глава первая. «Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой, — должны показать последующие страницы…»
В конце часа мисс Мур начинает проверять работы, хваля девушек и кое-что поправляя. Когда она подходит ко мне и видит рисунок — огромное уродливое яблоко во весь холст, — она поджимает губы и рассматривает мое произведение, как мне кажется, очень долго.
— Весьма, весьма современно, мисс Дойл.
Сесили, посмотрев на мой мольберт, резко смеется.
— И вот это вы предлагаете называть яблоком?
— Ну конечно, это яблоко, Сесили, — огрызается Фелисити. — И мне оно кажется великолепным, Джемма. Очень, очень авангардно.
Но я недовольна.
— Тут нужно добавить света спереди, чтобы оно блестело. Я пыталась сделать это белой и желтой красками, но только размазала все.
— Нет, вам просто надо добавить тени вот здесь, в задней части.
Мисс Мур окунает кисть в сепию и проводит плавную линию по внешней стороне моего яблока. И в то же мгновение блеск на его боку проявляется, оно начинает выглядеть гораздо лучше.
— Итальянцы называют этот прием chiaroscuro.[13] Это означает игру света и тени на картине.
— Но почему Джемма не могла добавить белого цвета, чтобы заставить яблоко светиться? — спрашивает Пиппа.
— Потому что вы не можете заметить свет, если рядом с ним отсутствует хотя бы небольшая тень. Во всем, в любом предмете есть свет и тень. И вы должны играть с ними, пока не добьетесь правильного соотношения.
— И как ты предполагаешь назвать свою работу? — с презрением интересуется Сесили.
— «Выбор», — неожиданно для самой себя отвечаю я.
Мисс Мур кивает.
— Плод познания. Действительно, очень интересно.
— Вы подразумеваете яблоко Евы? Как в саду Эдема? — спрашивает Элизабет.
Она прилежно взялась добавлять сепии к своему рисунку, пытаясь изобразить тень, но почему-то ее фрукты стали выглядеть от этого помятыми и страшненькими. Но я не собираюсь сообщать ей об этом.
— Лучше спросить художницу. Вы именно это имели в виду, мисс Дойл?
Вообще-то я и сама не знаю, что имела в виду. И пытаюсь нащупать в сказанном хоть какой-то смысл.
— Наверное, я думала о любом выборе, о желании познать больше, заглянуть по ту сторону вещей.
Фелисити смотрит на меня, как настоящая заговорщица.
Сесили качает головой.
— Ну, вряд ли это можно считать правильным названием. Ева ведь не делала выбора, она не сама решила съесть яблоко. Ее соблазнил змей.
— Да, но… — возражаю я, еще не сформулировав до конца возникшую у меня мысль. — Но… она ведь не обязана была откусывать от этого яблока. Так что она все-таки сделала выбор.
— А в результате была изгнана из рая. Нет, такое не для меня, спасибо. Я бы предпочла остаться в райском саду, — заявляет Сесили.
— Но это тоже выбор, — подчеркивает мисс Мур.
— Да… только куда более безопасный, — отвечает Сесили.
— Не бывает выбора безопасного, мисс Темпл. Бывает только другое решение, другой выбор.
— Мама говорит, что женщине незачем иметь слишком большие возможности выбирать. Это ее только запутывает. — Пиппа произносит эти слова как хорошо заученный урок. — Именно поэтому предполагается, что мы должны предоставлять выбор нашим супругам.
— И это тоже выбор. И как всякий выбор, имеет свои последствия, — говорит мисс Мур с таким видом, будто унеслась в мыслях куда-то вдаль.
Фелисити берет из вазы яблоко, которое успела надкусить до урока. Сладкая белая мякоть потемнела от воздействия воздуха. Фелисити снова запускает в яблоко зубы и ставит на нем новую, чистую отметку.
— Великолепно! — заявляет она, когда ее рот наполняется соком.
Мисс Мур очнулась и смеется.
— Я вижу, Фелисити не намерена запутывать вопрос излишними размышлениями. Она — ястреб, мгновенно бросающийся на свою цель.
— Ну да, съесть или быть съеденным! — соглашается Фелисити, откусывая еще кусок от яблока.
А я подумала о Саре и Мэри, гадая, что за ужасный выбор они могли совершить? Но что бы это ни было, это оказалось достаточно мощным, чтобы сотрясти весь Орден. И в итоге привело меня к выбору, который я сделала, сбежав в тот день от матушки на торговой площади Бомбея. Выбор, который, похоже, заново привел все в движение.
— А что случится, если сделать неправильный выбор? — тихо спрашиваю я.
Мисс Мур берет из чаши с фруктами грушу, а нам предлагает съесть виноград.
— Вы должны постараться исправить это.
— Но если уже слишком поздно? Если невозможно что-то изменить?
В чуть раскосых глазах мисс Мур вспыхивает сочувствие; она снова всматривается в мой рисунок. И добавляет тончайшую темную линию в нижней части яблока, отчего оно окончательно оживает.
— Тогда вам придется научиться жить с этим.
ГЛАВА 24
День выдается чудесным, и лужайки, двор и сад школы Спенс пестрят от резвящихся девушек; кто-то катается на велосипеде, кто-то просто гуляет и сплетничает, какая-то компания играет в жесты. А мы вчетвером затеяли игру в теннис на траве. Мы играем парами, Фелисити и Пиппа против меня и Энн. Каждый раз, когда моя ракетка касается мяча, я пугаюсь, что могу этим мячом снести кому-нибудь голову. Я решила, что проще всего будет добавить теннис к тому длинному списку искусств, которыми мне не суждено овладеть. Если мяч летит в нужную сторону, то только по чистой случайности. Пока я об этом размышляю, он мчится мимо Пиппы, которая провожает его взглядом с таким примерно видом, с каким повар смотрит на воду, ожидая, когда та закипит.
Фелисити хватается за голову, возмущенная до предела.
— Пиппа!
— Я не виновата! Подача была слишком резкой!
— Но ты должна была попытаться взять ее! — возражает Фелисити, размахивая ракеткой.
— Он летел слишком далеко! Мне было его не достать!
— Мы теперь можем достать очень многое, — намекающе произносит Фелисити.
Девушки, наблюдавшие за игрой, не поняли, что подразумевала Фелисити, но я, само собой, поняла. А вот Пиппа почему-то не сообразила.
— Это скучно, и у меня уже рука болит, — жалуется она.
Фелисити округляет глаза.
— Ну и довольно тогда! Давайте просто погуляем.
Мы передаем ракетки другой четверке, розовощеким юным девчонкам, стремящимся поразмяться. Покончив с игрой, мы беремся под руки и неспешно идем между высокими деревьями, мимо компании младших, играющих в Робин Гуда. У них возникли сложности, потому что каждая хотела быть девицей Мэриан и никому не хотелось быть ноттингемским шерифом.
— Ты сегодня ночью отведешь нас снова в сферы? — спрашивает Энн, когда голоса играющих сливаются за нашими спинами в ровный гул.
— Вам не придется меня уговаривать, — улыбаюсь я. — Там есть кое-кто, с кем мне хотелось бы вас познакомить.
— И кто же это? — спрашивает Пиппа, наклоняясь и поднимая с земли желудь.
— Моя матушка.
Энн судорожно вздыхает. Пиппа резко вскидывает голову.
— Но разве она не…
Фелисити мгновенно перебивает ее:
— Пиппа, помоги-ка мне набрать немного золотарника для миссис Найтуинг. Это поможет улучшить ее настроение к вечеру.
Пиппа послушно следует за Фелисити, и вскоре мы все уже ищем цветы. Дальше, у озера, я вдруг вижу Картика; он прислонился к столбу возле лодочного сарая, сложив руки на груди, и наблюдает за мной. Его черный плащ полощется на ветру. Я подумала, знает ли он что-нибудь о судьбе своего брата. На мгновение мне становится очень жаль его. Но потом я вспоминаю все его угрозы и насмешки, и как он высокомерно пытался приказывать мне, и вся моя симпатия к нему тает. Я вызывающе выпрямляюсь и смотрю на него в упор.
Ко мне подходит Пиппа.
— Праведные небеса! Это не тот ли самый цыган, который таращился на меня в лесу?
— Я не помню его, — лгу я.
— Надеюсь, он не попытается нас шантажировать.
— Вряд ли, — отвечаю я, изо всех сил изображая полное равнодушие. — Ох, посмотри-ка… одуванчик!
— А он довольно красив, правда?
— Тебе так кажется? — вырывается у меня прежде, чем я успела подумать.
— Для язычника — да, конечно. — Она с легким кокетством склоняет голову. — Кажется, он посматривает на меня.
Мне и в голову не приходило, что Картик мог следить не за мной, а за Пиппой, и это почему-то встревожило меня. Хотя он и доводит меня до бешенства, мне хочется, чтобы он глядел только на меня.