Орхальдор смотрит на ногти, выслушивая тираду арестанта. «Да, я чист. Потому что здесь я — Нуменор. В него я верю и ради него живу. Может, я и не праведник, но я не нарушаю Закона. Закон — это Нуменор. Закон прав. Нуменор прав, и потому я вправе судить от его имени».
Арестант замолкает, видя, что его речь уходит в пустоту.
— Итак, говорить будем? Или мне тебе напомнить, что в Нуменоре нет пыток, но есть допрос с пристрастием?
«…Грязь, всюду грязь…»
Он устало провел по лицу ладонями. Ниточка тянется, ниточка разматывается.
Рыбаку нужно терпение…
«Уже не воспринимаешь людей как людей. Это просто источники информации. Может, оно и лучше. Лучше не думать о них как о людях. Не думать о врагах как о людях. О них нельзя думать как о людях, потому что иначе можно сойти с ума. Человека можно презирать, ненавидеть, ему можно сочувствовать, его даже можно пожалеть. Но если этот человек — враг, то лучше человеком его не считать вообще. Жалеть врага даже в мыслях — уже предательство. Уже предательство.
Ничего, сами помогли. Те, кто втягивает в темную и грязную игру женщин, — не люди. Не имеют права так называться, значит, я прав — с ними нельзя как с людьми.
А раз я прав — значит, имею право судить…»
…Та женщина была красива. Злая, жгучая красота. Хуже того, она была не чужой по крови. Мораданэт. Позорное родство, но куда от него денешься? Напоминание о том, как можно пасть, сорваться в бездну порока.
Она смеялась над ним, над его беспомощностью, над его растерянностью. Он не мог перестать думать о ней как о человеке. Это было страшно, непереносимо. Она сразу почувствовала его слабину и издевалась, как могла.
— Ну, прикажите мне сломать пальцы. Или пусть меня разденут догола, вздернут на дыбу, это же так возбуждает людей вроде вас! Ах, вы еще и смущаетесь! Вы такой чувствительный! Ну, так я вам подскажу — суньте меня в каменный мешок, пока я не сгнию заживо и не превращусь в вонючую бесполую кучу грязи. Так вам будет знаааачительно легче! Видите, как я готова вам помогать, сударь мой!
Этот допрос тяжело ему дался, хотя ничего не дал. Он еле сдерживался, чтобы сохранить хотя бы маску непробиваемого спокойствия. Возможно, она и правда знала много, но продолжать он не мог. Пусть кто-то другой. Он не хотел знать, что с ней будет потом. Возможно, он и смог бы вытянуть из нее больше, чем другие, но он просто не мог переступить через себя.
Потом ее повесили, как и полагалось. Отчет допроса был подшит к делу. Не так много ценного, она явно знала больше. Ничего, информация просачивается разными путями, она как вода. Он соберет ее, он все равно найдет, пусть не сию минуту и сразу, но все равно он доберется до того, кто дергает за ниточки с той стороны.
«Ничего-ничего… Еще потягаемся».
Они — не люди. И никакого снисхождения больше, никакого.
Он усмехнулся, зло и холодно. Игра будет за ним.
Из ненаписанного дневника Орхальдора
«Сегодня меня опять пытались убить — в третий раз. На сей раз днем, когда меньше всего ожидаешь. Не знаю, что меня спасло — просто почувствовал. И успел отшатнуться. Мы не смогли взять убийцу живым. Допрос все равно вряд ли что дал бы, как и в тех двух случаях.
Любопытно, кто за этим стоит? Господин наместник или тот, кто дергает за ниточку с другой стороны? Впечатление такое, что сейчас мы играем в «кто кого перетянет».
Меня эта игра затягивает все больше. Как бы не забыть о главной цели.
Тот тип, которого мы взяли с планом расположения наших будущих пограничных укреплений, все же раскололся. Я оказался прав — сведения идут через канцелярию наместника. Непонятно только, от кого именно. Судя по секретности документа, знать о его содержании могли только сам наместник и тот, кто отправлял послание. Да, это если бы все в этом мире шло как должно. А так — кто знает, сколько народу успело сунуть в него нос? Однако это копия из канцелярий. Стало быть, искать надо там. Ну, поищем, поищем… Только бы не мешали. Чувствую, что ухватил ниточку. Даже не ниточку, а живой нерв. Ощущаю его трепет.
Ах, господин наместник…
Чувствую запах, как пес.
Я не могу вас понять.
Я не знаю той цены, за которую могли бы купить меня. Я просто не могу понять.
Да, нужны твердые доказательства. Но я уверен, что у господина наместника рыльце в пуху по самые уши. Чувствую. Это совершенно особое ощущение, этакая болезненная пульсация в голове, и пока еще мое чутье меня ни разу не обманывало.
А доказательства будут. Пусть даже мне придется эти доказательства изобрести самому. Цель оправдывает средства. Он виновен перед Нуменором и государем и должен понести наказание. Игра идет к концу…»
— А вы уверены?
Орхальдор инстинктивно напрягся, чтобы не вздрогнуть.
— Не опасайтесь меня, — мягко прошуршал чужой голос, таивший в себе одновременно и кротость, и доброжелательность, и угрозу. И еле заметную насмешку.
Он медленно обернулся. Насмешка — сильное средство. Особенно для ловли самоуверенных. Что же, если его считают таковым, то они почти не ошиблись. Мысли ровно текли в голове, пока рука плавно, почти незаметно опускалась на рукоять кинжала. Наверное, зря.
— Ну, зачем же так… При желании я давно мог бы вогнать вам под лопатку нож. Смею вас заверить, вы даже не успели бы понять, что умираете.
Светильника хватало лишь на то, чтобы рассеять здешнюю непроглядную, густую ночь над столом да тетрадью. Мошки молча роились вокруг огонька, словно золотистые пылинки. Затем вспыхнул огонек свечи — без звука без запаха, словно бы возник из воздуха. Неестественно возник. Тени медленно поплыли по стенам.
— Я один и безоружен. Не беспокойтесь.
Опасность, похожая на пантеру. Но пока пантера была сыта.
— Кто вы? Как вы сюда вошли?
Гость улыбнулся. Он был невероятно, пугающе красив. Хозяин почувствовал досаду от собственной неловкости — казалось, это он сам тут гость. А пришелец опустил взгляд, словно пытался скрыть свою прекрасную холодную усмешку. Может, он и не усмехался вовсе… Хозяин мысленно выругал себя — один удар, точнее, укол он пропустил. Слишком чувствителен к насмешкам, пусть и воображаемым. Да нет, просто очень неприятно, когда тебя застают врасплох. Нельзя быть таким самоуверенным. Эта мысль принесла спокойствие.
— Я умею приходить незаметно. Ваших мыслей я не читаю — их довольно легко вычислить. И мысль о том, что я ваши мысли читаю, тоже весьма логично предугадать. Вижу, что пока не ошибся. А кто я — думаю, вы сами догадываетесь.
Орхальдор кивнул. Что же, в открытую так в открытую. Ну, кто кого перетянет?
— Зачем вы пришли?
— Вы мне интересны.
— И еще вы намерены кое-что мне предложить.
— Верно. — Тихий шелестящий смех. — Вы тоже умеете вычислять мысли. Это хорошо. Но, думаю, вы вряд ли догадываетесь, что именно я вам предложу. Впрочем, это неважно.
Некоторое время оба молчали. Затем гость засмеялся — смех его был подобен дробному стуку рассыпающейся по ковру мелкой морской гальки.
— Хорошо. Я не стану испытывать ваше терпение, тем более что я ваш гость. Да-да, и вы не прикажете страже взять меня.
— Думаю, у них это вряд ли получится.
— Верно.
Снова короткое молчание. Хозяин не торопился заговорить, надеясь, что теперь неуютно себя почувствует гость. Хотя молчание гостя наполняло его странным холодом и отзвуком страха — страха падения в бездонную пропасть. Почему именно падения, почему?..
— Итак, сударь мой, вы считаете, что игра закончена. Ну, почти закончена. И вы ее, несомненно, выиграли. Да, должен признать, что вы чрезвычайно проницательны и решительны. Я не могу вами не восхищаться. Потянуть за незначительную ниточку контрабанды, чтобы потом по ней постепенно добраться до одного из важнейших узлов моей кропотливо сплетенной сети, которой я накрыл не только Ханатту, но и ваши Южные колонии, — это дело непростое.
— Благодарю за похвалу.
— Право же, для этого мне понадобились воистину нечеловеческие усилия, — он особенно выделил это «нечеловеческие». — А вы взяли — и нарушили. — Он мягко улыбнулся.
Бездонные глаза гостя — словно провалы тьмы в темноте. Даже блеск пламени не пляшет в них. Молчание красноречивее тысячи голосов.
Внезапное пугающее осознание — в эти древние глаза тысячи лет назад смотрел Финрод. В эти самые. И он — ОН — проиграл. А ты на что надеешься? Кто ты таков?
«Всеотец, защити меня…»
— Вы мой враг. И вы мой противник в игре. В моей игре. — Он снова подчеркнул слово — на сей раз «моей». — А я ценю достойных противников. Их слишком мало. А без них жизнь была бы беспредельно скучна. — Голос гостя бесстрастен, но бесстрастность — как тонкий ледок над холодной бездной. — Итак, вы поняли, кто я. Когда я ощутил трепет паутины и понял, что кто-то тянет нить, чтобы поймать не муху — самого паука, я впервые за многие годы почувствовал воодушевление. Хоть кто-то догадался! Не верите? Как хотите. Вы схватились за нужную нить — прочную, верную, но вам ее не вытянуть, и вы это понимаете.
«Хоть кто-то догадался», — Орхальдор ухватился за эти слова. — Либо он не знает о Страже, либо слишком надменен, чтобы принимать ее во внимание, либо врет. Скорее последнее».
— И все же вы — здесь. Значит все же боитесь, что вытяну?
Острый запах опасности подобен легкому опьянению — азарт и желание схватки почти ничем уже не сдержать.
— Я прекрасно понимаю, что вам хватит ума найти подтверждение измены господина наместника. Он просто жадный дурак, которому нет дела ни до чего, кроме себя и своих страстишек. Жаль, конечно, терять такого дурака, но я найду другой источник сведений. Да, эту игру вы выиграли. Только понимаете ли вы, что это очень маленькая часть Великой Игры, которую вам не выиграть никогда? Вы понимаете, что это чужая игра? Вы честно играете за Нуменор. Вы. Но те кого вы считаете Нуменором, ищут совсем другого выигрыша, сударь мой. Обычная борьба за власть и кормушку. Вы это хоть понимаете?