Арсений Блистанов горько махнул рукой, осуждая.
– Арсений, но вы ведь Гека знаете не только по легендам даркнета, – заметила Катя.
– Мы познакомились пять лет назад, когда мать моя начальница в него втюрилась на склоне лет. – Полосатик-Блистанов философски глянул на Катю. – Не хотел вам говорить, но… скажу! Чтоб и это вы знали тоже. Мать его на каком-то сводном совещании встретила, он тогда еще в ФСБ служил в 66-м отделе. Потом, как в даркнете писали, он из того гадюшника ушел, громко хлопнув дверью. Замначальника отдела он из окна выкинул – повезло тому, что был второй этаж. Скандал замяли, всех выгнали, отдел вообще ликвидировали. Другой бы под трибунал за такие дела угодил, а Гектора Игоревича вон куда консультантом взяли, потому что таких, как он, с орденами и с боевым опытом, днем с огнем не найдешь. И правда в той разборке наверняка на его стороне была.
– Правда на его стороне, Арсений. Поверьте мне. – Катя кивнула и подумала: значит, Гек все же нашел мерзавца, который продал его медицинские документы бешеной староказарменской волчице прокурору Кларе Кабановой[10]. Нашел и рассчитался с ним.
– Мать моя начальница увидела его на совещании и сон и покой потеряла. По магазинам побежала на шопинг за нарядами, парикмахершу каждый день стала в кабинет вызывать – укладку делать. Она его на десять лет старше. У нее после отца моего фактически никого и не было – она работала, карьеру строила, со мной возилась, воспитывала. А тут такой русский Джерард Батлер, полковник… Она сначала находила предлоги для встречи по работе, потом меня к нему подослала с айтишными вопросами. Мы познакомились, и он мне так сразу понравился! – Блистанов вздохнул. – Я отца любил, несмотря на все его героиновые закидоны… А Гектор Игоревич совсем другой… герой. Я подумал: а вдруг сладится у них с матерью, будет у меня такой… ну, не отец, он по возрасту не подходит, но друг старший… Только ничего не вышло. Он мать раза три в театр пригласил чинно-благородно… А потом оказалось, у него еще шесть герлс – они ему мобилу разрывали, звонили с утра до ночи… Ветреный! Мать ревела по ночам, ревновала, злилась. А он других в то время по театрам водил. Девицы на него гроздьями вешались. А телефон матери он просто заблокировал, чтобы не надоедала ему больше.
Катя молчала. Полосатик-Блистанов, знавший о Геке так много, не ведал о нем самого главного. К счастью… Или к несчастью… Да и мать его генеральша ничего не поняла.
– Конечно, куда матери моей начальнице… У Гектора Игоревича вон какие идеалы в жизни. – Полосатик глянул на Катю, словно оценивал ее. – Вы красавица, и вы умны. Стиль у вас, интеллект… И потом я заметил – вы оба друг другу подходите невероятно. Хотя вы совсем разные. Вы на него влияете – он словно на крыльях летает!
– Арсений, не пора нам у экспертов поинтересоваться, как дела с эксгумацией?
– Не пора. Сами признаки жизни подадут, – отрезал Блистанов (он еще не закончил свой вдохновенный спич). – Короче, знайте – с матерью моей начальницей у него ничего не было. Со мной он иногда потом общался, воспитывал меня, помогал. Затем уехал снова в Тибет. Маг Цзал – воинская ветвь… Искусство боя со многими противниками сразу.
– Он мне говорил, и я видела в реальности, что это такое.
– В Сети про Маг Цзал пишут, что монахи иностранцев крайне редко берут в ученики. Это незнамо кем надо быть, чтобы они согласились иностранца учить единоборствам. А Гектора Игоревича они сразу в монастырь взяли.
И снова Катя подумала, что, к счастью, Блистанов, ходячая энциклопедия даркнета, не знает причины, по которой тибетские монахи приняли в свой горный монастырь, оплот аскезы и отказа от всех земных плотских удовольствий, именно Гека… В монастыре ведь скрыть ничего не возможно – монахи и ученики-воины спят все вместе в зале на циновках на каменном полу и совместно моются в бане…
Вошел знакомый Кате эксперт-криминалист в защитном костюме, а за ним невзрачный желчный мужчина в очках – тоже в защитном костюме, но другого фасона.
– Мы завершили исследования образцов, – объявил он пренеприятнейшим тоном. – Я потерял в вашей дачной дыре полдня. Зачем меня Борщов выдернул? Никаких следов ядов в останках животных я не нашел.
– Зато мы обнаружили нечто другое. И весьма странное, – возразил ему полосатовский эксперт-криминалист.
Глава 24. Чашка риса
– Мы с коллегой исследовали останки четырех существ – двух попугаев, ящерицы и кошки, остальные уже для исследований непригодны, – начал объяснять полосатовский эксперт-криминалист. – Ядов сельскохозяйственных, в том числе и бродифакума, и никаких прочих мы действительно не обнаружили в останках. Зато в образцах присутствуют следы других химических препаратов очень высокой концентрации. Валсартана, сакубитрила, ацетилсалициловой кислоты, а также магния, калия и снотворных барбитуратов. Все погибшие животные, судя по всему, получали препараты в больших дозах.
– Что за химия? – осведомился капитан Блистанов важным тоном.
– Все, кроме барбитуратов, входит в состав сильнодействующих сердечных лекарств, которые продаются в аптеке. Убитая Гришина была сердечницей. Я предлагаю прямо сейчас заново обыскать ее дом на предмет обнаружения лекарств, которые она принимала. Тогда мы уже сможем делать конкретные выводы по исследованию останков ее питомцев.
Вчетвером (желчный спец-химик, присланный Гектором, тоже отправился на повторный обыск) они на патрульной машине доехали до коттеджа в саду. Капитан Блистанов снял полицейскую ленту, открыл калитку и дом. Они с криминалистом сразу начали искать лекарства Регины Гришиной. Катя внимательно огляделась по сторонам. Без фотографий, которые изъяли, дом выглядел иначе – добротный, уютный, современный, стильный. Обычный. Солнце, проглянувшее из-за пепельных туч, ярко освещало террасу и холл. Кресло в центре холла так и стояло повернутым к стене, на которой прежде висел портрет, тоже изъятый.
Обнаженный юноша с черной птицей на вытянутой руке… Сын-самоубийца и мать в образе ворона… Эльга – Ольга Хохлова – в наркотическом бреду говорила о портретах Даниила Гришина странные и непонятные вещи.
Мать и те другие, кто был перед ней… Две вороны… И он тоже в образе ворона…
Загадочная аллегория несостоявшейся невесты Ирины Лифарь, отпилившей самой себе три пальца на руке.
Две другие, две вороны… Не те ли, чьи фотографии были расставлены здесь, в доме, повсюду? Мегалания Коралли и Аделаида Херманн. Женщины-факиры. Иллюзионистка, воспитавшая Регину в детстве, и… «фея из сказки» – учительница самой Мегалании Аделаида Херманн, про которую детям – Регине, Соне Мармеладке и Стасику Четвергову – рассказывала сама фокусница.
На втором портрете Ирина Лифарь изобразила аллегорически всю их воронью стаю. Значит, она что-то знала о них? Ей рассказывал жених – Данила… Что он ей говорил?
Вороны в фольклоре обычно спутники ведьм… Проще всего предположить, что аллегория фотографа была именно такой. Однако… не о ведьмах здесь речь. О факиршах, умевших показывать фокусы, создавать иллюзии у публики и… Нет, не колдовать, а гипнотизировать. Как делала Аделаида Херманн с цирковой публикой во время номера «Призрак невесты»…
В холл вошел эксперт-криминалист, начал осматривать каминную полку, вазы на ней, извлек из одной коробки с лекарствами.
– Вы останки ящерицы исследовали, а до этого выползок, найденный нами в гардеробе Гришиной. Он этой ящерице принадлежал? – спросила Катя.
– Возможно. По останкам сейчас трудно уже сказать наверняка. Вообще, выползок – это змеиная кожа, ящерицы иначе линяют. Хотя они тоже как бы перерождаются с каждой линькой, растут и меняются. Совершенствуют себя по указке природы.
Катя поднялась по лестнице наверх – Блистанов и спец-химик методично обыскивали внизу кухню. А спальню они уже осмотрели. Катя заглянула во все комнаты. Прав Гектор – все здесь принадлежит самой Регине, матери… А личного пространства сына здесь нет. И не было никогда. Не надо даже искать подтверждения у домработницы-филиппинки Карлы насчет общей спальни. Это просто в глаза бросается… А она в тот первый раз, встревоженная фотографиями, такой важной вещи не заметила. Значит, вот что еще, кроме родственных уз, связывало мать и сына, точнее… крепко приковывало сына к матери… Инцест… Регина сама была его инициатором? Конечно, если бы она не согласилась, то… разве бы мальчишка посмел? Она сама таким способом многие годы, когда он взрослел и мужал, держала его при себе, ограждала от чужого женского влияния. Фанатичная ли материнская любовь, испорченность, развращенность были тому причиной? Или что-то еще? Что-то, кроме секса? Какая-то иная цель, страсть, расчет?
Катя оглядела спальню. Здесь на комоде стояла фигурка одалиски с Востока из двадцатых годов. Купила ли ее сама Регина в своих путешествиях? Или фигурка досталась ей в наследство от Мегалании Коралли, как и фотоснимки, и особняк? А та, возможно, получила ее от своей учительницы Аделаиды в Берлине. Фигурка одалиски и старая афиша, где сама Аделаида Херманн изображена в подобном наряде…
«Она была истинным факиром…» – так о ней писали в статьях.
Убийца Регины зашел в дом и забрал фигурку. А потом разбил ее в лесу. Уничтожил.
Катя не могла отделаться от навязчивой мысли, что вокруг людей из разных временных эпох, с которыми они столкнулись в расследовании, не только кипели страсти и происходили внешние чисто бытовые события – дележ наследства, скандалы, ссоры, непонятные смерти, трагические несчастные случаи, самоубийства, инцест, членовредительство, но было и что-то другое. Скрытое пока еще от глаз. Спрятавшееся за фактами и происшествиями, в тени жизни нескольких поколений.
Нечто иное, но самое главное. Основной катализатор всего, что случилось.
Однако Катя пока даже представить себе не могла, что это такое. Но чувство опасности, пришедшее к ней, окутывало дом, даже лишенный странных зловещих фотографий, словно морок.