Такой предстала Невеста-Фантом перед ними. У Кати сжалось сердце, когда она глянула на искалеченную, изможденную, рано состарившуюся женщину. Она подумала: «Если виной всему был не кокаин, то…» Кто-то должен был за все это ответить.
Возможно, не месть правила бал в том саду в Полосатове, а высшая справедливость…
Заслуженная смерть? Когда другой женщине, беспомощной, с сердечным приступом, разжали ножом зубы и влили в рот яд? А потом хладнокровно, терпеливо ждали, когда она умрет, истекая кровью, сочившейся из каждой поры?
– Что вам всем нужно от меня? – хрипло спросила Ирина Лифарь. – Я проклятую суку не убивала.
Катю поразило, что Невеста-Фантом сделала ударение в слове «проклятая» на первом слоге.
– Кто же проклял Регину Федоровну Гришину? – спросила она. – В чем ее проклятие заключалось?
Невеста Ирина Лифарь начала суетливо искать что-то на кожаном диване, шаря в складках пледа беспалой изуродованной рукой. Отыскала упаковку таблеток, закинула себе в рот две, проглотила.
– Почему вы покалечили себя, Ирина? – продолжала Катя тихо. – Что с вами произошло зимой?
– Не спрашивайте меня… я не помню ничего. Не спрашивайте, не спрашивайте, не спрашивайте меня! – Невеста-Фантом спрятала беспалую руку под плед.
– Вы боль в тот момент чувствовали? – Гектор наблюдал, как она копошится.
– Нет. Я ничего не чувствовала. И совсем ничего не помню. В памяти только больница. Я вся в крови. И еще – машина, меня куда-то везут, и кто-то кричит. Оказалось, что это я ору. И боль жуткая… И я как в яму черную… в небытие.
– Ты сознание в Склифе потеряла в приемном покое – мне потом он сказал, Даниэль. – На пороге мастерской возникла Эльга. Они ее не гнали – все равно в лофте все слышно.
– А что последнее вы помните? – Катя решила не отступать. Жаль Невесту до слез, но иначе они ничего не узнают, не двинутся вперед в ужасном деле.
– Как мы трахаемся с моим принцем. – Невеста-Фантом с вызовом глянула на Катю, на Гектора, задержала на нем темный взгляд. – И обсуждаем мои гениальные фотоработы.
На стене мастерской фотографии. Постер «Губы», постер «Соски».
– Что еще за фигня? Пещера Аладдина? – осведомился неискушенный капитан Блистанов тоном «строгого полицейского», указывая на третий постер.
– Вагина. – Невеста-Фантом… Ирина Лифарь глянула на него в упор. И он вспыхнул до корней волос. Мальчишка, ровесник Даниила Гришина.
– Вы вместе приняли кокс в тот вечер с женихом во время секса? – осведомился сухо Гектор.
– Не ваше дело. Не ваше собачье!
– А потом вам, Ирина, позвонила его мамаша. Что она вам сказала?
На лице Невесты промелькнула гримаса, словно ее ужалило злое насекомое или она случайно обожглась обо что-то.
– Я не помню ничего. Эльга позже обнаружила ночной звонок от нее в моем мобильном.
– Она тебе звонила. И вы разговаривали наедине, – подала голос Эльга. – Даниэль отлучился из дома за…
– К дилеру, что ли, метнулся парень? Добавить? – спросил Гектор прямо.
– За сигаретами. А если и добавить – так что? – Эльга взмахнула рукой. – Он в могиле, его черви жрут в земле. Какая теперь разница?
– Верно – сейчас уже никакой, – быстро согласилась Катя, чтобы хоть как-то заставить их отвечать. – Значит, разговора матери с Ириной он не слышал. А что он вам, Ольга, говорил потом?
– Сказал – когда вернулся, разделся и прошел сразу на кухню. Он порошок купил, хотел сделать раствор, ну, чтобы растянуть удовольствие. Даже не обратил внимания, что она… Ира закрылась в зале. Дом-то на Арбате огромный. Когда закончил с раствором, то… Начал стучать, Ира ему не отвечала, и он…
– Что? – Гектор тоже слушал внимательно.
– Он сказал мне, что страшно за нее испугался и попытался выбить дверь. Орал, стучал, просил ее открыть.
– А чего он сдрейфил так вдруг? Они же не ссорились. Он метнулся за коксом на Арбат, на уголок… Ирина ждала его дома.
– Он мне сказал – его как в сердце толкнуло. Он был в ужасе от того, что с ней может произойти что-то страшное.
– Мы любили друг друга очень сильно, – произнесла хрипло Ирина Лифарь. – Вам всем этого не понять. Нашей крепкой нерасторжимой внутренней связи.
– Я-то понимаю, – горько усмехнулась ее подруга Эльга.
– И ты не понимаешь. Мы были с ним созданы друг для друга. Мы это поняли, как только встретились, как взглянули в глаза.
– Ваш обожаемый Даниил с шестнадцати лет сожительствовал с собственной матерью, – жестко сообщил Гектор. – Она его развратила пацаном. Вы-то в курсе были его прежних отношений?
– Сначала нет… потом я догадалась. Спросила, и он честно признался. Я взбесилась, чуть его не убила, хотела прогнать с глаз долой. – Невеста-Фантом что-то вспоминала в тумане постнаркотического синдрома. – А он меня на коленях умолял… ползал, унижался даже… Объяснял, что дело не в испорченности его матери и его самого. Говорил – то был способ попытаться усилить их связь, соединиться им еще крепче.
– В постели? – хмыкнул Гектор.
– Во всем. Он же был несколько иной, чем мы.
– Как понять иной? – спросила Катя.
– Другой. Он так считал сначала. Его мать так воспитала. Внушала ему, что он особенный. Не как обычные люди. Он вырос на «Людях Икс», только их и смотрел… Мать его поощряла и компьютерные игры ему покупала в огромном количестве.
– Вселенная «Марвел»? Супергерои? Человек-паук? – снова хмыкнул Гектор.
– Нет, ему в «Людях Икс» нравился Магнето, он был на него и похож.
Катя подумала, что их беседа, по сути – допрос, скатывается в некую бредовую плоскость. Однако именно сейчас в странной чепухе они словно ощупью искали отправные точки и факты, пусть и фантастические на первый взгляд.
– Ирина, вы его любили, вы его знали, как никто, – он и правда был особенный? – осторожно спросила она.
– Мать ему это внушала всю его жизнь с детства. Она сама была… не такая, как другие, он так мне говорил. – Ирина Лифарь отвернулась к окну, закрытому наглухо жалюзи. – Она его переводила из одной элитной школы в другую, платила большие деньги. Потом вообще забрала на домашнее обучение. Она хотела развивать его способности, одновременно оградив от обычной жизни. Она ему не позволила учиться в институте, не разрешала работать, он существовал на ее деньги. Они же были богаты. Однако…
– Что? – Катя вся обратилась в слух.
– Время шло. Он вырос. Он был уже не внушаемый послушный мальчишка, а взрослый парень, мужик… Он понял, что ничего особенного в нем нет. Он мне сам признался. Не сразу. Сначала он вел себя так, что я его сама считала чокнутым. Но это была роль, которую он играл всю жизнь перед матерью дома… Чтобы создать у нее иллюзию, что он тоже… как и она…
– Кто? – отчего-то шепотом спросила Катя.
– Четвертый.
– Четвертый? Они оба принадлежали к секте апостола Симона Зилота? К Ревнителям?
Невеста-Фантом – Ирина Лифарь глянула на нее недоуменно.
– К каким еще ревнителям? А-а-а, про зелотов он что-то упоминал античное, но сказал, это не имеет к ним отношения… Никак не связано с религией. Он вообще был не религиозен. Он почитал как идола собственную мать. А потом… он полюбил меня всем сердцем. Он сначала напускал тумана, чтобы произвести на меня впечатление – он же юный, а я его старше на десять лет. Он добавлял себе загадочности, хотел выглядеть значимым и… необычным. Таким, каким с подачи матери считал себя в детстве. Исключительным. Но потом мы настолько сблизились, сроднились, что он признался – мол, ничего особенного в нем не было никогда. Он это понял уже давно. Он самый обычный парень, без всяких сверхспособностей. Возможно, и мать его это со временем осознала, только она не хотела с подобным мириться. Он мне говорил, что мать, по сути, украла у него детство, обычную жизнь. И что ему все надоело до чертей. Вся исключительность… притворство… Что он хочет, чтобы у нас все стало как у нормальных «человеков» – дом, семья, чтобы я ему родила детей и мы просто жили… А не корчили из себя людей Икс.
Они все молчали. А затем Ирина Лифарь продолжила:
– За это она… Регина, сука, меня и возненавидела люто. За то, что я стала причиной крушения ее иллюзий. Ее мечты о предназначении сына.
– Что Даниил говорил о Четвертых? – спросила Катя. – Может, что-то рассказывал конкретное? Не сектанты, не религиозные фанатики, не зелоты, но кто тогда? Люди Икс?
– Он не распространялся особо. Да меня сначала тоже подробности не особо волновали. Пока…
– Пока это не коснулось вас лично, – закончила Катя. – Пока вы не травмировали себя сами по причине, которая от вас скрыта.
– Да не я себя травмировала! – Ирина Лифарь, еще секунду назад говорившая весьма спокойно, даже отрешенно, вдруг вскочила на ноги, заорав Кате прямо в лицо, и ткнула в ее сторону беспалой рукой. – Что смотришь? Тебе интересно? На, на, гляди! Было пять пальцев, стало два. Да разве я бы сама с собой сделала такое?!
Она рухнула обратно на диван, схватила упаковку таблеток и закинула себе в рот еще несколько, затем крепко сжала изуродованную кисть здоровой рукой и начала качаться на диване взад и вперед. Они видели – таблетки, наркотики снова властно заявляют о себе и уже руководят ею. Следовало торопиться с вопросами.
– Факирши, цирковые фокусницы Аделаида Херманн и Мегалания Коралли, которых вы изобразили в своей фотоработе в образе ворон, сидящих на руках Даниила… Что он вам рассказывал о них и о своей матери? – спросила Катя, игнорируя выходку наркоманки.
– Говорил, что они одного поля ягоды. Правда, матери до них далеко. Но она твердила ему – Четвертые всегда идут дальше, они совершенствуются, меняются… они сбрасывают кожу, потому что вырастают из нее и перерождаются обновленные.
– А почему вы представили их в своей работе в образе ворон?
– Мне так виделось… Я их представляла в образе странных, тревожащих воображение черных птиц…
– Даниил не показывал вам фотографии из коллекции матери? Где они обе сняты с цирковыми воронами?