Гектор фыркнул, как тигр, которому вспорхнула на нос тропическая бабочка. И сел в «Гелендваген». Откинулся на подголовник, закрыл глаза, руки скрестил на выпуклой накачанной груди. Катя устроилась впереди, заблокировала двери. Гектор дотянулся – включил тихую музыку, джаз оркестра Брайана Ферри. Уже через пять минут они вроде как спали. Полосатик посапывал и пару раз всхлипнул, ему явно снилась грозная мать его начальница. Кате одной впереди было холодно и неуютно. Над лобовым стеклом висела луна, вода в речке Липке блестела в ее свете, как черный лак. Вокруг клубился подмосковный лес и сущий мрак. Катя посидела еще минут десять, поскучала, а затем…
Разблокировала двери, вышла и сама полезла назад – к ним, к Геку…
Не открывая глаз, вроде как «во сне», он подвинулся, забрал с водительского сиденья свой пиджак и… с закрытыми глазами опять как бы «во сне» набросил его на Катю, укрывая ей ноги, заблокировал двери. А после положил руку на спинку сиденья. Катя сидела прямо, словно аршин проглотив. Слушала джазовый оркестрик, заставляя себя думать о том, что они узнали из досье. Однако глаза ее слипались. Луна дробила свой коварный свет о лобовое стекло…
Катя очень осторожно повернулась и пристроилась поудобнее, привалившись к могучему плечу Гектора Троянского. Он не обнимал ее, но его рука словно ограждала, защищала. Засыпая, Катя уронила голову ему на грудь. Встрепенулась, хотела было выпрямиться, но… так хотелось дремать, закрыть глаза…
Сцена как в глупом женском романе… Но жизнь…
Гектор повернул голову к ней. В свете луны его взгляд сквозь ресницы… Нежность… пламя… Их дыхание смешивалось… Он был так близко – как тогда, во время видео-звонка, теперь в реальности.
Катя закрыла глаза, приникая к его плечу, пряча лицо у него на груди.
Счастья коснусь…
Сгорю в глубине…
На нее снизошло ощущение покоя и радости. Но внезапно из тьмы возникла перед глазами снеговая вершина – гора Тебулосмта в Чечне, про которую она читала после того, как они с Вилли Ригелем узнали, что в действительности произошло с Гектором в плену у боевиков. Во сне она видела его четкий силуэт на фоне снегов горы Тебулосмты, которую ненавидела, и слезы…
Нет, не слезы, не жалость – ярость поднялась в ней жгучей волной. Они, те, что жаждали смерти Гектора еще под стенами Трои, стояли теперь на горном перевале толпой – вонючие, грязные, заросшие бородами, похожие больше на зверей, чем на людей, в своих дедовских папахах, в камуфляже, с автоматами… А Катя, не взрослая, как сейчас, а та – маленькая, из ее детских снов, опять волочила за собой неподъемный щит из бычьих шкур, спотыкаясь об острые камни. Надвинув тяжелый бронзовый шлем с конским султаном на глаза, она преградила им дорогу, с усилием вздымая слабой своей рукой копье и… Она целилась им в того из них, кто был с факелом. А главаря, что держал в руках старинный кинжал – свою гордость, унаследованную от предков, – готовясь пустить его в дело, жаждала задушить голыми руками.
И задушила бы…
Ее бы от его горла не оторвали, даже мертвая она бы не разжала пальцев.
– Катенька…
Она проснулась. В машине горел свет. В руках Гектора, разбудившего ее, – мобильный, сообщение пришло. Сколько они спали? Сон растревожил Катю. Она впервые подумала – наше дело… нельзя к нему относиться легкомысленно… Мало того, что оно запутанное и очень непростое, но и очень опасное…
– Ну чего, Гектор Игоревич? – в Полосатике-Блистанове, заспанном, зевающем, уже фонтаном било любопытство.
– Вторая часть досье. – Гектор положил на колени ноутбук, закачал файл. Достал из баула армейский фонарь, укрепил его в подголовнике так, чтобы он добавлял света на экран. И они стали читать документ.
Вторая часть досье представляла собой рукописные показания того самого майора Дербенева, уже арестованного, данные им на следствии. Текст пестрел исправлениями, зачеркнутыми фразами, ошибками, помарками. Даже на скрине были видны засохшие на листах бумаги бурые пятна… кровь…
Описываемые события относились к 1 марта 1953 года. В показаниях мелькали уже известные по первой части досье фамилии и прозвища. Однако прибавилась еще одна – Хрусталев.
– Это не тот Хрусталев, водитель, который из фильма «Хрусталев, машину!», – пояснил Гектор. – Здесь упомянут другой человек – Прикрепленный. Полковник Иван Хрусталев, входивший в группу офицеров личной охраны Сталина во время Ялтинской конференции. Его любимец. Денщик.
Глава 30. Мартовская ночь
1 марта 1953 года
00:45
В лесу на берегу реки Сетунь, включив фары, стояли черные машины. Вдали в ночи мерцали огни деревни Волынское.
– Трассников[12] на этом направлении нет, но по обычному маршруту мимо дачи пойдет машина охраны в 00:05 и следующая через тридцать минут, – доложил полковник Рафаэль Саркисов. – Лучше погасить свет, как все будет готово.
Водитель одной из машин – майор Дербенев, он сел за руль по приказу своего начальника Саркисова, который сам лично привез Мегаланию Коралли в Кунцевский лес. Недалеко от дороги располагался оборудованный спецпункт охраны трассы, и туда проложили связь. Приехавшие наблюдали, как начальник дачи Берии Егор Сугробов, хорошо разбиравшийся в технике, лично подключил полевой телефон. В машине Дербенева сидела Ящерица, закутанная в свою дорогую каракулевую шубу. В руках она держала бархатную сумку для циркового реквизита. Майор Дербенев созерцал в автомобильном зеркале ее сильно накрашенное, набеленное лицо. Черные волосы рассыпались по ее плечам.
Подъехала еще одна машина. Из нее вышел Лаврентий Берия в сером пальто с каракулевым воротником. Фары всех машин разом погасли. К Берии подошел Всеволод Меркулов – Литератор.
– Она здесь, Лаврентий.
– И мы здесь. А он там остался один. – Берия снял пенсне. – Говорили о пленуме, потом ужинали. Застолье. Он на ночь наелся жареной свинины, кеци, потрохов. И пил. Полное брюхо… Сейчас или никогда. Сева – пора.
– Она сделает… я буду с ней. Я проконтролирую. – Литератор кивнул.
Он пошел к машине, где скрывалась Ящерица – Мегалания Коралли, сел рядом с ней на заднее сиденье. Майор Дербенев смотрел на них в зеркало заднего вида. Как в тот раз, когда вез их в цирк… Но этой мартовской ветреной ночью было все иначе. Страшнее.
– Мария, начинайте, пора, – произнес Литератор.
– Я не знаю… что-то мне плохо… я не могу, Всеволод, мне страшно. – Она низко опустила голову, черные как смоль космы упали на ее напудренное лицо.
– Мария!
– Я боюсь, – ее низкий мелодичный голос дрожал. Она и сама вся дрожала под теплой каракулевой шубой.
– Мария, вспомните, о чем мы говорили. – Литератор взял ее за руку, сжал крепко. – Подумайте о том, кто он… В кого он превратился. Он губит нас всех. Он тянет нас всех за собой в омут. На дно! Если раньше хоть что-то было человеческое, хоть какие-то проблески, то теперь нет ничего. Ничего! Одна старческая гордыня, злоба на весь мир, ненависть, исступленное помешательство на собственном величии, обожание собственного «я». Он уже сам всерьез верит в свой культ! В свое предназначение, в свою непогрешимость! Он ничего не делает больше двух лет. Он не правит страной. Он никуда не ездит. Он сидит на Ближней даче, запершись от всех. Но он угрожает не только нам всем, но и стране. Всему миру. Этот человек стал причиной убийства, расстрела ваших родственников. Вспомните, скольких ваших друзей, знакомых он погубил. Из-за его кровавой политики ваш муж, иностранец, которого вы любили и спасли на той дуэли, вынужден был бежать из страны. Вас саму едва не отправили в лагерь! Да, я служил ему много лет. Я был его человеком. Мы все, здесь собравшиеся, были его слугами, холопами. Он – наш Хозяин… Но даже у слуг есть предел человеческому терпению. Невозможно больше так пресмыкаться и унижаться, как сейчас. Сам он власть никогда не оставит. А дальнейшее его нахождение у руля государства сулит гибель всему, что нам дорого. Гибель нам всем. Мария, если вы можете… если есть хоть малейшая надежда… проблеск… Пусть иллюзорный, фантастический, пусть даже нереальный… Хотя мы убедились в ваших способностях… Мария, я прошу вас – сделайте что должно. Сама судьба призывает вас действовать.
– Хорошо. Я попытаюсь.
Майора Дербенева прошиб холодный пот. Хотя он был не дурак и давно понял, к чему все идет, но мысль, что все случится именно сейчас, поразила его как молния.
– Пусть ваш офицер не смотрит на меня, – хрипло приказала Ящерица. – И вы отвернитесь.
Она открыла бархатную сумку для реквизита. Майор послушно опустил голову, уставился на пряжку ремня гимнастерки под расстегнутой шинелью.
– Вам нужна для ментального контакта какая-то его вещь? – тихо спросил Литератор. – Здесь его денщик собрал и передал – расческа для усов и…
– Нет.
– Вот его портрет в «Правде».
– Положите сюда. А сами отвернитесь.
– Меня беспокоит дальность расстояния. Но ближе к даче, к забору подъехать опасно.
– Не нужно ближе…
Шуршание газеты…
Вздох…
И – тишина обрушилась…
Майор Дербенев стиснул пудовые кулаки, ладони его вспотели.
Ее хриплое прерывистое дыхание…
А потом вдруг… словно она… Ящерица захлебнулась… Как будто тонула в воде…
Забыв о приказе, майор резко обернулся и…
Он увидел в ночном мраке нечто невообразимое.
Не человек, не женщина была перед ним, а… С ужасом он глядел на сморщенное жуткое создание, распялившее пасть с огромными пожелтевшими клыками…
– Я сказал – не оборачиваться! Все испортишь!! – крикнул тонким хриплым голосом Литератор и ударил его кулаком в лицо.
Удар отбросил майора к лобовому стеклу, из носа хлынула кровь, он завалился на бок на пассажирское сиденье. И так лежал.
А Ящерица… она все хрипела… задыхалась…
А потом снова стало очень тихо.
1:30
Мертвую тишину мартовской ночи вспороли два коротких гудка полевого телефона. Трубку взял полковник Рафаэль Саркисов.