– Так откуда у вас ключи от дома убитой Гришиной? – жестко спросил Гектор Аллу Тюльпанову, когда они с Катей и капитаном Блистановым зашли в кабинет, где та сидела, охая и стоная, под охраной патрульного полицейского.
– Я вам Крестом Святым Животворящим клянусь, комсомолом – Лениным – Марксом молодости моей клянусь… я Регину не убивала! – забормотала Алла. Глаза ее бегали по сторонам, видимо, она лихорадочно прикидывала в уме, что говорить, а что нет.
– Откуда ключи тогда у тебя, старая разбойница?! – рявкнул вдруг громогласно капитан Блистанов. Это было столь неожиданно, что Катя быстро отвернулась – не время потешаться над Полосатиком в роли злого полицейского, когда такие серьезные дела!
– Она, она сама мне отдала ключи запасные! Регина всучила в тот самый раз, как зазвала меня к себе за вещами. Я и брать не хотела – зачем мне ключи от чужого богатства? Так она настояла: мол, я больная вся насквозь, сердце прихватить может в любой момент. «Скорая» на дачи долго едет. А ты родня мне, сестра моя, ты звони мне часто… а если я не отвечаю по телефону, бери ключи и мигом ко мне, дверь открывай. Вдруг я на полу валяюсь беспомощная!
Логики в ответе было мало, хотя опровергнуть утверждение о том, что сердечница Регина Гришина сама отдала ключи своей родственнице – на всякий пожарный, они не могли. И Катя прикидывала в уме – правда ли кроется в заявлении Аллы или тонкий искусный расчет на «недоказуемость»?
– А ночью что вы в доме покойной забыли? Зачем заявились? Как добрались из Рузы так поздно? – задавал вопросы Гектор.
– Бес, бес лукавый, сатана-искуситель меня попутал! – запричитала Алла. – Жадность, грех мой… Как глянула я на Верку, когда она в доме-то хозяйничать сразу стала, когда мы шмотье для похорон выбирали, так червь мне сердце источил – вещей в доме сколько ценных, вывезут они все, сквалыги, к дележу наследства меня голой оставят. Села я в последний автобус в Рузе, а от остановки пешком шла с рюкзаками.
– Вы хотели ограбить дом? – спросила Катя.
– Почему ограбить? Там же все и так уже наше с Веркой. Мы наследницы! Разве у самой себя можно украсть? Я просто прибрать от греха решила… забрать… там ложки серебряные на кухне и сумка, что полмашины стоит. – Алла всхлипнула вдруг и залилась слезами. – Чтоб такую сумку да Верке-корове отдать?! Да ни за что!
– А я подозреваю, что именно вы отравили Гришину, раз столько лет работали в фармацевтическом холдинге, в лекарствах и ядах разбираетесь, – сурово заявил капитан Блистанов. – Я прямо по глазам вашим лживым вижу – вы и есть убийца. Отравительница.
– Да ты сам глаза свои протри, молокосос! – завизжала Алла. Еще мгновение назад она всхлипывала жалостно, но вот взор ее снова вспыхнул злобой. – Зрит он! Ты еще не зародился даже, шкуренок! А я уж ударницей пахала, работала… И за все про все мне на старости лет награда – копейки считать, одну кашу пшенную жрать, когда они, сволочи… жировали, богатели! И сейчас мое наследство захапать себе хотят, сквалыги! Таких раньше-то в советской нашей стране великой, в Союзе, расстреливали без суда!
– Я вас задержу за хулиганские действия, за драку в публичном месте… ночью, – нашелся Блистанов. – И за попытку незаконного проникновения в опечатанный полицией дом.
– Дом наполовину мой! А меня сестра с мужем убить пытались – машиной давили. Вот они свидетели. – Алла ткнула в сторону Кати и Гектора. – Я сама жертва алчности и умысла преступного! А мне в больницу надо срочно… ой, ой, ой, боль какая… у меня ребра все, кажется, сломаны…
Она схватилась за бок и согнулась, охая, ноя и причитая.
– Арсений, сейчас же отвезите ее в больницу, – тихо велела Катя Блистанову, когда они вышли в коридор. – Резинов ее бил, могут быть травмы. Он ее едва не задавил. Для будущего обвинения Резинова надо зафиксировать все ее побои. А Гек сейчас сам с этим типом побеседует. По-своему.
– Никак невозможно. – Блистанов глянул на Гектора. – У Захара Резинова челюсть сломана. Мы еще в машине заметили. Он не только показаний давать не может, он от боли мычит. Сейчас повезем и его в Одинцово в приемный покой. Гектор Игоревич, ну и удар у вас! Тачку-то его с дверью всмятку, теперь в утиль только.
– Вот черт… не рассчитал я. – Гектор с досадой смотрел, как стонущего от боли Захара Резинова под руки полицейские тащат снова к машине – везти в больницу. – Нам его показания необходимы. Самое главное – как он догадался, что ночью его свояченица-прохиндейка отправится в Полосатово дом грабить??
– Спросим Веру-Шмыгу, – предложила Катя. – Я сама с ней сейчас поговорю, ладно? Только сначала я бы хотела кое-что прояснить.
Она вернулась к кабинету, откуда патрульный осторожно выводил хромающую Аллу Тюльпанову, чтобы ее тоже везти в больницу.
– Алла Алексеевна, я хочу вас спросить – не про наследство, а про вашу молодость, – обратилась к ней Катя. – Ваша младшая сестра в детстве часто гостила у Мегалании Коралли, а почему вы никогда не приезжали вместе с ней?
Алла остановилась.
– Я работала, в техникуме училась, я матери помогала материально. Я Верку вон на сколько старше, – ответила она. – В детстве-то все ей было, паскуде мелкой, а я пахала на нее. И чтобы в кружки она ходила, и на море ездила в Сочи, где цирк их дьявольский выступал. Я сначала завидовала, ну а потом, как в ум вошла, сама от всего этого дистанцию держала. Калачом меня к Великой не заманили бы.
– Почему? – спросила Катя.
– Скверна у них водилась в доме. – Алла мрачно, ненавистно созерцала, как стонущего Захара Резинова полицейские тащат во двор к машинам. – Не пойми что. В такие дела соваться я, комсомолка, активистка, не желала. И потом… она… старуха… Великая, она ведь Верку, а не меня избрала.
– То есть как? – Катя слушала очень внимательно. – Ваша младшая сестра обладала какими-то необычными способностями?
– Ничем она не обладала, мелкая зараза. Подлой она была, такой и осталась – сами видите, меня, сестру, убить хотела. И Регину они с мужем прикончили – это я вам говорю! А Великая… может, она присматривалась к ней или вылепить из нее что-то желала на свой лад… воспитать. Меня-то уж было не осилить ей, у меня к тому времени взгляд на жизнь марксистский сформировался. А Верка – чистый лист была, пиши что хочешь. Великая ведь ее на полное содержание к себе брала – поила, кормила. Верка у нее икру ела за завтраком, когда мы с матерью котлеты паршивые за восемь копеек из кулинарии жрали!
Алла заковыляла дальше в сопровождении патрульного. Катя оглянулась на Гектора и Блистанова – они молча слушали.
– Ну а теперь младшая сестра. – Катя кивнула на кабинет, где под охраной патрульного ожидала вызванного дежурного следователя Вера Резинова.
– Как вы с мужем узнали, что ночью ваша сестра отправится в Полосатово? – с порога спросила ее Катя.
– Пожалуйста… я вас очень прошу… – Вера, с которой сняли наручники, встала чуть ли не по стойке «смирно» по служебной «тюремной» привычке бывшей надзирательницы. – Вы же сами все видели, вы мой свидетель – я ничего такого не делала сестре. Наоборот, я его… мужа всеми силами остановить пыталась. Это все он один… психопат… я с ним разведусь! На черта он мне сдался бешеный – на людей кидается, как волк. И из органов его вышибли. И правильно сделали! Я думала, мы просто приедем туда – пресечем… ну, пристыдим Алку, чтобы воровством не занималась, как последняя шкура. Но чтобы убивать! Нет! Я Захара брошу, ничего с ним больше общего иметь не хочу.
– Конечно, ему теперь тюрьма светит, а вам наследство крупное, – хмыкнул Гектор. – Жена найдет себе другого – как в старой песне, да, Вера Алексеевна?
– Как вы узнали о намерении сестры? – повторила свой вопрос Катя громче.
– Так Захар мне сказал. Я уж спать легла, а он растолкал меня в постели вдруг. Как шило у него в одном месте – поехали, поехали, собирайся, дура! Он камеру наблюдения поставил у нас в Рузе, в старом материном доме, который Алке в наследство достался. Она там живет много лет. Я на дом никогда не претендовала – нужна мне развалюха! А Захар – он ведь знает такие вещи оперативные – камеры слежения… Мы про дубликат ключей не знали, но сомнения у нас имелись на Алкин счет большие. А как я глаза ее завидущие увидела, когда мы вещи собирали на похороны, так меня словно в сердце толкнуло: подложит мне сеструха свинью, облапошит меня!
Гектор за спиной Кати снова хмыкнул – камеры слежения… А Катя подумала – выходит, не только тебе, Шлемоблещущий Гектор, приходят на ум спецприемы.
– Вы долгое время работали в правоохранительных органах, в системе ФСИН, – объявила Катя. – Вы профи и не можете не понимать, что сейчас при таком положении вещей вы с мужем одни из главных подозреваемых в убийстве Регины Гришиной.
– Но я ее не убивала! Да и Захар… нет, он тоже… я бы знала. Я бы не стала скрывать – на черта мне его выгораживать сейчас, когда ему все равно суд, тюрьма?! Но нет – он Ригу не трогал.
– Вы призываете нас в свидетели в ночном происшествии. Чтобы мы свидетельствовали в вашу пользу, вам надо очень постараться, Вера Алексеевна, и проявить максимум стремления честно и добровольно сотрудничать… со мной по вопросам, которые меня интересуют. – Катя села, указала Вере стул напротив. – Вам понятна ситуация?
– Да, да, спрашивайте! Что знаю, расскажу. Только заступитесь за меня на следствии!
– Ворон в вашем сарае. Зачем он вам?
На толстом расцарапанном лице Веры Резиновой мелькнула растерянность и… еще что-то мимолетное, странное, почти близкое к панике.
– А как… как вы узнали?
– Так и узнали. Для чего вам птица?
– Регина хотела себе ворону. Говорила мне – ищу в интернете, никак не найду ворона черного. А у Захара знакомые охотники. Он договорился – поймали на приманку для нас. Я собиралась подарить ей… ну, сюрприз… чтобы как-то в нашу пользу расположить насчет наследства. Насчет завещания.
– А почему не отдали ей ворона?
– Я хотела при встрече. Но она меня к себе не звала.