– Но вы же сказали, что Четвергов не Четвертый. Что у него нет таких способностей, – заметила Катя.
– Нет. Я и ей… Риге твердила. А она мне: «Вспомни, что он сделал со мной когда-то».
– Он ее изнасиловал подростком, мы знаем об этом. – Катя кивнула. – Он был в нее страстно влюблен.
– Да он с ума по ней сходил и тогда, и после… Он ее любил всегда. Но одновременно он пытался ее себе полностью подчинить. – Мармеладова за всю беседу впервые печально улыбнулась. – Он хотел доказать таким образом Великой, что… он сумел добиться Ригу, когда она его отвергала. Великая сначала ему поверила. Он же был ее любимец… ее родня, внук. Она всегда хотела, чтобы… это оказался именно он, понимаете? Ее кровь… Четвертый… Но дар не передается ни по генам, ни по родству, ни по крови. А Стас изнасиловал Ригу, чтобы уверить Великую в своих способностях – что он влюбил ее в себя и она ему сама отдалась. Юный безумец… мальчишка… конечно, это все сразу открылось. И Великая впала в ярость. Она была справедливой. И не нуждалась в обмане в таких важных делах. Поэтому… возвращаясь к вашему вопросу о жене Стаса, я Риге говорила – выбрось все это из головы. Не он сделал подобное с женой. Просто несчастный случай… Но она мне не верила.
– Не верила вам? Но все же очевидно! – пылко подхватила Катя, подстраиваясь под тон безумной беседы. – Железная логика.
– Регина и сама себя обманывала с тех пор. Она вбила себе в голову, что это она, а не Стас может подобное делать – сеять смерть. Она позвала меня к себе за город однажды, поставила клетку с попугаем и сказала – гляди, раз не веришь… Мы сидели, сидели… Потом попугай затрепыхался вдруг и свалился на пол клетки мертвый.
Гектор при этих словах резко обернулся. Катя замерла.
– Меня увиденное сначала потрясло, – просто призналась Мармеладова. – Регина сказала – это птица. А будет человек. Никому не советую теперь со мной связываться. И я… я ее испугалась. Но я собралась с духом и сказала – нет, я все равно не верю тебе. Давай я сама выберу из твоих птиц… испытаем еще раз, на что ты способна. И я выбрала другого попугая – кореллу. Он был крупнее волнистого. Рига согласилась, но попросила подождать. Накрыла чай в саду для меня. Это было в июне… Она ушла в дом. А я тайком подкралась к окну, заглянула на кухню. Регина там спешно толкла в ступке какие-то таблетки… Обваляла в них ломтики персика и…
Катя вспомнила результаты биохимической экспертизы останков домашних питомцев. Так вот почему в них были все те сильнодействующие препараты против стенокардии и инсульта! Регина таким образом добивалась смертельной дозы.
– Я ворвалась на кухню и крикнула ей, что она мошенница. Что она скармливает попугаям свои таблетки и они от этого дохнут. А она выдает обман за свой гибельный великий дар. Я кричала ей, что она никогда, никогда не сравнится с Великой и Аделаидой, с истинными Четвертыми… пусть хоть лопнет, хоть сто раз фотографируется в костюмах, которые они носили, с воронами, которые являлись их талисманами. И даже их тайные фетиши ей не помогут, потому что она мошенница и обманщица.
– И что она вам ответила? – спросила Катя.
– Велела убираться, иначе она убьет меня прямо на месте. Но как видите, я до сих пор жива… А в момент отчаяния и ужаса Регина снова обратилась ко мне, к медиуму… Мы все же вместе росли и столько пережили, столько видели всего вместе. Как было ей не помочь? Но я опоздала.
– Так кто же, по-вашему, убил Регину? – спросила Катя.
– Я не знаю. Я вам предложила путь – узнать у нее самой. Вы боитесь пойти по нему. Вы еще не созрели.
– Мы созреем, – пообещал Гектор, окинул взглядом комнату. – Я вот слышал от Четвергова, что он и Регина о вас заботились. Денег вам подбрасывали на жизнь… У вас на кухне на столе упаковки очень дорогого кофе… не по карману такое скромной пенсионерке.
– Да, всю пандемию они оба мне курьеров присылали с продуктами. – Мармеладова закивала как ни в чем не бывало, словно не она только что повествовала им обо всем, называя подругу мошенницей. – А сейчас Стас уже без Риги продолжает. Курьеры от него с сумками из супермаркетов приезжают, иногда путают – он и себе, и мне заказывает сразу много. Возвращаются, сумки меняют – одно забирают, другое оставляют. Всегда все вкусное и свежее. Он добрый парень…
«Насильник… муж Кошелька… но не убийца и не Четвертый», – пронеслось в голове Кати.
– Он пытался доказать свой отсутствующий дар в юности актом насилия, – заметила она. – Регина являлась сильным гипнотизером. Вы – медиумом… вы так пытались привлечь к себе внимание Великой, да? А кого из вас она сама выделяла? Кто был интересен ей самой?
– Конечно, Рига… Она же ей все оставила… Вообще все, не только дом и вещи, Рига прошла у нее инициацию, Великая ее посвятила… Но это форма, ритуал. Внешние атрибуты. И потом все случилось уже перед смертью Великой, когда она сама почувствовала, что жить ей недолго осталось. У нее отсутствовал выбор… А сначала-то ее очень интересовал совсем другой человек.
– Кто? – тихо спросила Катя. Внезапно она сама ощутила – может, именно сейчас мы подошли к самому главному. К причине всего!
– Двоюродная сестра Регины Вера… Самая младшая из нас, – произнесла Мармеладова со вздохом. – Я сама слышала, как Великая ей говорила: «Ты, девочка, возможно, мой самый дорогой неограненный алмаз». Но у нее ничего с Верой не вышло.
– Почему?
– Потому что девочка активно сопротивлялась ей. Очень сильно. Сначала неосознанно. А когда подросла, сопротивление приняло форму открытого подросткового протеста. Она ведь в глаза именовала Великую «свихнувшейся старухой», «старой дурой». Никто, никто никогда не смел говорить ей такого из цирковых! А Верка… оторва, оскорбляла ее. А потом она выкрасила назло всем волосы в зеленый цвет, как панк, убила ручную ящерицу Великой – швырнула ее об стену прямо у той на глазах и хлопнула дверью. Вообще прекратила к нам на Арбат приезжать.
Катя и Гектор покинули квартиру на улице Дмитрия Донского совсем не с теми чувствами, с которыми туда явились… Катя, например, ощущала смятение и… хаос, сумбур в мыслях.
А Гектор, когда они покидали логово ящерки-медиума, внезапно споткнулся о беговые кроссовки Мармеладовой, брошенные в прихожей, нагнулся и убрал их с дороги. Закрыв за собой дверь квартиры, он быстро укрепил некий маленький предмет на дверную притолоку. И сразу настроил свой мобильный на включение скрытой камеры слежения.
Глава 35. Карл у клары украл… «Коралли»
– Выяснили мы тайну кладбища домашних животных. Самообман и попытка представить себя не тем, кем Регина была на самом деле, – заметил Гектор, когда они покинули улицу Дмитрия Донского и направились в сторону Фрунзенской набережной. – Интересный феномен для ненастоящей Четвертой… Насчет остального, что мы услышали сейчас от бабы-медиума, я вообще пока помолчу. Надо сначала послушать, что нам поведает Четвергов после прочтения досье.
Он набрал номер в одно касание:
– Добрый день! Узнали? Досье у нас. Готовы вам его показать. Да, сегодня. Вторая половина дня устраивает?
– Приезжайте ко мне в Жаворонки, я дома, занимаюсь классификацией палеонтологических образцов. Я вам расскажу, что знаю, после прочтения досье. Я долгие годы мечтал до него добраться! – Голос Стаса Четвергова дрожал от возбуждения.
– Хочет найти в досье подтверждение каких-то своих догадок, – заметил Гектор, отключаясь. – Нам надо дождаться Полосатика, когда он закруглится с обысками. Его необходимо взять к Четвергову – я ему обещал, и для дела полезно, чтобы он знал. Так что время есть отдохнуть, в порядок себя привести.
Они остановились у дома на Фрунзенской набережной.
– Как только Полосатик закончит в Звенигороде, я за вами опять заеду, Катя, и мы…
– Нет, Гек. Вам в Серебряный Бор еще по пробкам добираться и потом снова обратно, а вы третьи сутки не спали. Я-то уснула в машине, а вы нет. – Катя глядела на него. – Мы уже у моего дома. Позавтракаем или… пообедаем у меня. Отдохнем, отмоемся. Идемте.
– Спасибо за приглашение… Я грязный весь. – Гектор указал на свою голубую рубашку в полоску всю в пыли.
– Конечно, внедорожник Резинова остановили, сумели. Он бы ее задавил, если бы не вы, не ваша сила, отвага.
– Я только пытался задержать… тачка здоровая… «Форд» по инерции потом уже шел. Это вы Тюльпанову из-под колес вытащили. А то бы «Форд» ей точно ноги переехал, я бы не смог ей помочь. – Гектор, выходя из машины, достал из армейского баула упаковки с бинтами и пластырем, неловко завернул все в футболку цвета хаки, забрал пиджак.
Катя видела, что он взволнован до крайности. В лифте она делала вид, что ищет в своем шопере ключи, чувствовала на себе его взгляд. Распахнула дверь квартиры.
– Заходите, Гек. Будьте как дома.
Он пропустил ее вперед, зашел следом за ней.
– Сейчас балкон открою… Или кондиционеры включить? Душно?
– Нет… Не надо кондиционер. Здесь замечательно… у вас… Катенька…
– Вон там ванная, душ… Так, полотенце вам надо… Вот, пожалуйста. – Катя из комода в прихожей выхватила большое серое банное полотенце. – Я руки на кухне вымою. И едой займусь. А в душ потом… после…
Неловко прижимая к груди сверток из бинтов и футболки, он зашел в ванную. Катя метнулась на кухню и…
Она обнаружила, что стоит перед открытым холодильником. Сердце в груди ее колотилось. В ванной шумел душ. Катя сунула руки под струю холодной воды в кухонной раковине и приложила тыльную сторону ладони ко лбу. Прохлада… Жар… Жар… Холодно… Горячо…
Гектор разделся в ванной, снял бинты, хирургический пластырь, включил воду. Глянул на себя в зеркало. Взял с полки Катину махровую резинку для волос, вдохнул аромат, закрыл глаза… Он коснулся резинки губами… Включил горячий душ. Ванная наполнилась паром. Ее ванная… Ее шампунь… Он пах ветивером и полынью… Ее розовая массажная губка… Он взял губку и тоже поцеловал… аромат ее кожи. Голова его кружилась от восторга, от боли… физической острой сладкой боли… От жажды… от пламени… Пульс зашкаливало, словно он бежал километры в бронежилете, с полной амуницией спецназа по сирийской пустыне… Взгляд его замер на шрамах, что покрывали его тело, – следы увечий, ожога факелом, бесконечных хирургических операций, старые и совсем свежие, еще не зажившие… результат операции, которую он сделал, рискнув и здоровьем, и жизнью, и теперь ждал… Он вернул губку на полку и врубил холодный душ.