, несостоявшимся Четвертым, все равно, вращаясь в их странной орбите, воспринимает мир как волшебный факирский цирковой фонарь, где время и память, образы и сны существуют совместно, стирая грань между явью и выдумкой, былью и небылью…
Звуки фанфар выходного марша – того самого, из старого фильма «про цирк».
Сегодня и ежедневно! Весь вечер на арене!
Если закрыть глаза, что увидишь?
Огни, огни, огни… Цирковой шатер-шапито набит публикой до отказа, яблоку негде упасть. В первом ряду – они все, дети: маленькая Вера-Шмыга, Стас, светловолосая надменная Рига – Регина. Разрывы петард, хлопушек, дождь конфетти, и… весь вечер на манеже единственная в СССР женщина-факир Мегалания Коралли и ее замечательные помощники! Ассистенты наполняют бездонную вазу в форме огромного яйца водой. Мегалания Коралли, затянувшая свое тучное раздобревшее тело в закрытый костюм одалиски – лиф и шальвары поверх трико, царским магическим жестом «поджигает» воду, бросая в вазу невидимую для публики спичку и… Всполохи огня! В языках пламени из вазы выбирается абсолютно сухая, не обожженная, не изуродованная Сонечка Мармеладка – маленькая ящерка вылупляется на белый свет, чтобы служить, верить, ползать в пыли, пресмыкаться, жаждать, ревновать, желать…
И в это же самое время на цирковой арене другая одалиска, Аделаида Херманн, отряхнув прах тлена и забвения, зажимает в накрашенных алой помадой губах стальной стакан, куда летят пойманные пули, выпущенные из ковбойского кольта… Взмах ее рук, и… над ареной взмывает стая черных ворон. Ящер-варан бежит с письмом-вестью к обнаженной одалиске, закрывшей веером свое лицо, как на той самой фотографии, что изъята полицией в спальне…
Светловолосый парень, похожий на принца из «Дюны», разбрызгивая по полу кровь из взрезанных вен, неловко карабкается на стол, завязывая узел веревки, накидывая себе на шею петлю. Черноволосая Невеста-Фантом, погасив софиты в фотосалоне, хватает в темноте острую пилу и выбирает, с какого пальца на какой руке начать…
За окном шумит Старый Арбат, и синий троллейбус катит под песню Окуджавы. В доме за зашторенными окнами заговорщики ждут звонка…
На египетском песке в тени пирамид под флейту истинного факира танцует кобра, а затем издыхает под его пристальным страшным взглядом, агонизируя в пыли, и… Великий Мясник вместе с Великим Скитальцем начинают свой восточный пир…
Фанфары старого марша Дунаевского все гремят, хрипят… словно патефон завели и…
В комнате правительственной дачи, окруженной забором и лесом, на кожаном диване лежит тело того, кто начинал одно, а закончил другим, кто хотел как лучше, а вышло как всегда, если не во сто крат хуже, кто, как дом на песке, воздвиг свой культ и сам его фанатически возлюбил, уверившись всерьез, что он тоже почти сверхчеловек, особенный, великий, незаменимый… Владыка мира, гроза врагов, отец народа… Ну почти что Четвертый? Или пятый? Или шестнадцатый? А любимый ординарец-денщик грубо трясет его за парализованное плечо и втыкает в руку Вождя и Царя булавки, проверяя рефлексы и рапортуя по телефону…
Товарищ Сталин спит!
Весь вечер на манеже – товарищ Сталин спит!
Ящерицы-вараны терзают гниющее смрадное тело, вороны взлетают стаей и кружат над лесом… И никто, никто, никто не придет к тебе на помощь в смертный час, потому что…
Все средства хороши в борьбе с тираном…
Даже те, в которые трудно поверить…
Маленькие кавказские друзья распилят нового апостола Симона Зилота пилой у подножия своих гор, а потом построят на месте казни монастырь…
И… Гапринди шаво мерцхало… Улетай, черная ласточка… Может, зря я все делаю…
Но дети, дети, дети… все ради детей, ради них… Светловолосая Регина, Стас и маленькая Вера-Шмыга, непокорная бунтарка – они в первом ряду зрителей, они аплодируют, хохочут, и детский счастливый смех подобен серебряным колокольчикам. А старшая из всех, юная красавица Соня Мармеладка, кланяется публике на манеже и превращается в ящерицу по щелчку пальцев великой Мегалании Коралли.
В кабинете следователя на Лубянке ползает по полу в луже крови истерзанный пытками полковник Хрусталев – не тот, который «Хрусталев, машину!», а Прикрепленный… В соседнем кабинете, кашляя кровью, майор Дербенев пишет свой последний рапорт для досье, что будет пылится в архиве даже без грифа «секретно»…
В камере внутренней лубянской тюрьмы генерал и министр по прозвищу Литератор, превозмогая боль в раздробленных прикладами обеих руках, тяжело поднимается навстречу тем, кто пришел за ним. За его спиной, точно ангел – демон – демиург – экстрасенс Четвертый, парит в виде призрака невесты Аделаида Херманн. Или Мегалания Коралли?
Но она, великий ловец пуль, сейчас не может ни поймать, ни отклонить, ни помочь, ни избавить…
Вошедшие вскидывают автоматы… и Литератор падает на каменный тюремный пол, прошитый очередью.
Публика аплодирует в цирке: «Браво! Браво!» Весь вечер на манеже!
Публика давится в очереди на пышных правительственных похоронах за обитым кумачом гробом… Браво! Браво! Фокусы! Фокусы!
Истинные факиры, выполнив свое предназначение, покидают наш мир, не оглядываясь, не оборачиваясь, не оставляя ни преемников, ни следов на песке…
А те, кто пытался с ними сравниться, выдавая за правду то, чего нет, заканчивают болью…
Задыхаясь от слез…
Глава 39. Под покровом ночи
– Я составил алгоритм покупок в интернете ядов сельскохозяйственного назначения в Московском регионе и ближних областях за весну – лето, – сбивчиво объяснял Блистанов по телефону. – Выделил бродифакум в особый список. Мне выплыла куча данных, однако ничего интересного для нас. А по дороге в Звенигород на обыск я алгоритм дописал – включил в поисковик запрос «доставка». И знаете, что я сейчас обнаружил, просматривая результат поисковика?
– Что? – спросил Гектор. Катя, стряхнув с себя сон, вся обратилась в слух.
– Не так уж много адресов, но среди них один нам известный. Улица Дмитрия Донского, дом… квартира…
– Мармеладова? – Гектор напрягся.
– Она самая! Доставка для нее со склада химикатов бытового и сельскохозяйственного назначения «Агропуть». Я фирму проверил сейчас по интернету – локация ее в Калуге. Доставка была сделана 23 июля! Гектор Игоревич, это она Регину Гришину отравила! Сумасшедшая, а что надо соображает, где яд прикупить, как использовать! – Блистанов из себя выходил. – Да и вам с Екатериной она безумной не показалась при встрече. Туман напускала. Гектор Игоревич, какие наши безотлагательные действия будут сейчас?
Гектор хотел ответить. Однако во время звонка у него внезапно пришел резкий сигнал на мобильный – какое-то новое сообщение.
– Сеня, подожди, не отключайся, – попросил он. – Катя, пожалуйста, достаньте мой ноутбук из сумки. Я здесь, на Кутузовском, не могу остановиться, запрещена стоянка, а нам сейчас разборки с гаишниками совсем не нужны.
Катя достала его ноутбук, включила, держала так, чтобы он видел. Гектор коснулся экрана, открывая какой-то файл.
– Что там еще? – тревожно спросила Катя.
– Маяк сигналит и камера.
– Маяк?
– Я тогда, помните, на дверь квартиры Мармеладовой камеру поставил беспроводную. А в ее кроссовку под шнурки засунул микродатчик. Маяк.
– Гек, вы вроде споткнулись в прихожей… значит, это микродатчик… А что там? Что они показывают?
– Камера… Черт, угол я не рассчитал обзора – она включается, когда открывается дверь. Вот здесь картинка… Только не видно – или кто-то вышел, или поздний гость явился к Мармеладовой.
– Гость? В три часа ночи? – Катя покачала головой. – Скорее всего, она куда-то отправилась тайком…
– Я слышу, слышу все! – откликнулся Полосатик-Блистанов. – Если она Регину Гришину прикончила из-за того фетиша Четвертых, талисмана, то, может, она его где-то спрятала? А сейчас ночью хочет забрать?
– Она движется, – объявил Гектор, глядя на экран ноутбука. – Сеня, мы сейчас махнем на улицу Дмитрия Донского, может, мы ее там перехватим где-то… Локация маяка пока прежняя. Ты будь наготове, жди от нас звонка.
И они рванули на улицу Дмитрия Донского! Но та в самый глухой ночной час встретила их лишь огнями фонарей да пустотой и тьмой дворов. И маяк вдруг внезапно отключился… сигнал пропал…
Гектор остановился у знакомой «хрущевки», указал Кате на окна квартиры Мармеладовой и застекленный балкон – они были темны. Открыл при помощи универсального ключа дверь подъезда. Они быстро поднялись на третий этаж. Дверь квартиры заперта, а на резиновом коврике…
Гектор нагнулся и поднял мелкие осколки пластика.
– Камеру она сорвала и растоптала… Ну, Соня-Мармеладка! – Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы. – Дурак я дурак… купился на ее ложь. Я ж как ее на пробежке у дома тогда увидел, сразу подумал – черта с два она сумасшедшая! Психи так себя не ведут.
– Гек… Гек. – Катя тормошила его. – Но вы же сказали, что непонятно, что с картинкой камеры, к ней мог кто-то прийти и… Мало ли, что дверь заперта? А вдруг она там лежит убитая? Мы Резинову Веру отпустили… А она ведь не только в свой Звенигород могла вернуться. Она нам зачем-то в самом конце проговорилась про фетиш… Не означает ли, что она сама в нем заинтересована? Хочет до него добраться? Гек, не лучше ли нам сейчас вызвать сюда местных полицейских? Пусть они вскроют квартиру, и мы убедимся…
– Ваша полиция еще нас повяжет – чего это мы тут делаем среди ночи. – Гектор опустил руку в карман пиджака, достал свою верную разогнутую скрепку и сунул в хлипкий замок двери Мармеладовой. Крак!
– Я сам себе слесарь. – Он легко открыл дверь.
Тьма. Катя нашарила на стене выключатель. Квартира Мармеладовой была пуста. В прихожей разбросаны вещи. Однако не похоже было, что кто-то что-то искал. Скорее, впопыхах собирался.
И вдруг… Резкий сигнал мобильного Гектора.
– Маяк опять включился! – Он вперился в телефон. – Локация… Съезд с МКАД на Минское шоссе. Пока мы у нее в квартире, Мармеладка куда-то мчится на всех парах… Тачку, что ли, угнала или такси поймала?