‹‹435››. Де Вака и его люди наперебой рассказывали о чудесной красоте здешних мест и разнообразии природы.
Когда они появились в Асунсьоне, де Ваку и его спутников поначалу горячо приветствовали, тем более что жители новой колонии уже несколько лет не получали новостей из Испании. Но вскоре отношения между новоприбывшими и колонистами стали заметно ухудшаться. С обеих сторон сыпались обвинения в жестоком обращении с индейцами. Так, Мартинес де Ирала обвинил Кабесу де Ваку в издевательстве над туземцами, а тот, на самом деле успешно ладивший с североамериканскими индейцами во Флориде, отыскал много свидетельств того, что Мартинес проявлял жестокость к гуарани. Но истинной причиной вспыхнувшей неприязни были вовсе не гуарани, а непредсказуемое племя гуайкаро, чьи дерзости в немалой степени осложняли контакты между европейцами и местным населением.
Мартинес де Ирала не прекращал исследований. Вскоре после прибытия де Ваки он на четырех бригантинах отправился вверх по реке Парагвай, возможно желая подыскать местечко для собственного поместья. На него напал касик Аракане, который, угодив в плен, был казнен, и эта казнь ожесточила сердца других касиков, прежде всего Табаре и Конарамблане. Мартинес отважился на ряд вылазок на территорию чако в верховьях реки Парагвай. Еще одну разведку предпринял Кабеса де Вака в 1542 году. Из Асунсьона он двинулся вверх по реке с сотнями лошадей, 400 аркебузирами и 1200 лучниками-гуарани‹‹436››. Но эта экспедиция не принесла результатов, и нетерпеливый де Вака вернулся в Асунсьон, где внезапно узнал, что ему бросили вызов сразу несколько горожан: Франсиско де Мендоса, незаконнорожденный сын Педро де Мендосы; интриган Фелипе де Касерес, притворявшийся должностным лицом‹‹437››; новый королевский казначей Гарсия Венегас и, наконец, Хуан де Саласар де Эспиноса. Последний, рыцарь ордена Сантьяго[82], был человеком образованным, умеренным в привычках, храбрым и отличался острым умом. Начались столкновения, в ходе которых Кабесу де Ваку, потенциального аделантадо, схватили и заключили под стражу. В итоге аделантадо избрали Мартинеса де Иралу, несмотря на то, что сама процедура избрания придумывалась на скорую руку. Де Ваку поместили на бригантину, которая затем по реке Плате вышла в Атлантику и добралась до Испании. Его главные союзники, Хуан де Саласар и Педро де Эстропиньян, проделали с ним тот же путь.
Стычки между сторонниками Кабесы де Ваки и Мартинеса де Иралы длились несколько лет, пока наконец индейцы гуарани и агасе не подняли восстание с намерением вернуть себе все утраченные земли. Мартинес де Ирала встретил мятежников в джунглях Арекии, и испанцы без труда одолели противника. Победитель стал править в Асунсьоне как фактический аделантадо.
Одолеваемый мечтами о богатстве наподобие того, которое столь щедро сыпалось на конкистадоров в Перу, Мартинес де Ирала принялся опрашивать своих коллег-товарищей: готовы ли двинуться в долгое, чреватое опасностями путешествие в Перу, за реку Парагвай и через кишащую недругами территорию чако или предпочтут остаться в Асунсьоне, в относительном комфорте? Около половины друзей Мартинеса высказались за поход в Перу. Сам Мартинес согласился их возглавить и назначил Франсиско де Мендосу, незаконного сына Педро де Мендосы, временным губернатором Асунсьона.
Экспедиция направилась вверх по реке Парагвай, до Сан-Фернандо, где Мартинес оставил свои бригантины, приказав капитанам дожидаться его возвращения на протяжении чрезвычайно длительного времени, целых два года. Далее он двинулся на запад по совершенно неисследованной территории. Испанцы переправлялись через бурные реки, брели по безводным пустыням, сражались с надоедливой лихорадкой, жарой и враждебными индейцами. Ноги вязли в чавкающей глине, люди падали в ямы с водой, царапали кожу шипами ядовитых растений в джунглях, высматривали коварных рептилий и сторонились обезьян. В конечном счете они очутились там, где, по прикидкам их вожака, пролегала граница Перу. Прождав несколько недель, они получили сообщение из Лимы, которое требовало от Мартинеса де Иралы не двигаться дальше и не идти обратно. Ходили слухи, что исполнявший обязанности перуанского вице-короля Педро де ла Гаска даже приложил к письму взятку, чтобы Мартинес не вздумал идти дальше на запад.
Мартинес, по сути, являлся аделантадо Асунсьона лишь на словах, его статус не имел официального подтверждения. Поэтому он отправил в Лиму самого находчивого из своих спутников, Нуфло де Чавеса, эстремадурца из Санта-Круса-де-ла-Сьерра, городка около Касереса, когда-то принадлежавшего семейству Писарро. Чавесу следовало обсудить с вице-королем формальное признание Мартинеса де Иралы в качестве аделантадо. Он не добился успеха, но гонец, отправленный Гаской к Мартинесу с этим известием, был перехвачен индейцами, которых, в свою очередь, пленил Мартинес. Фактически, когда послание наконец дошло по адресу, оно оказалось весьма расплывчатым по содержанию, но этого было достаточно, чтобы убедить Мартинеса, что наиболее мудрым шагом будет возвращение в Асунсьон.
Это решение спутники-конкистадоры встретили язвительными насмешками: они-то рассчитывали в конце похода в Перу обрести славу и золото. Мартинес де Ирала сумел успокоить страсти и повел отряд обратно к Ла-Канделарии, где они нашли корабли, которые когда-то оставили на реке и которые до сих пор, как ни удивительно, дожидались их в укромной бухточке на реке Парагвай, хотя с момента расставания минуло восемнадцать месяцев. По возвращении в Асунсьон в 1549 году Мартинес и его люди обнаружили, что город охвачен подобием гражданской войны. Франсиско де Мендоса, исполнявший обязанности губернатора, уверял жителей, что Мартинес и его спутники погибли, поэтому теперь он законный аделантадо и может поселиться в доме Мартинеса на Пласа-де-Армас. Но Мендосу быстро оттеснил Диего де Абреу, ворчливый капитан из Севильи, который, как и многие конкистадоры, отплыл в Индии с Педро де Мендосой; он схватил Мендосу-младшего, велел того казнить и провозгласил себя правителем. Но вскоре стало известно, что Мартинес де Ирала не просто жив, а возвращается в Асунсьон. Какое-то время спустя Мартинес и вправду встал лагерем недалеко от города, и к нему тут же присоединилось большинство горожан-испанцев. В конце концов с Абреу осталось всего пятьдесят человек, в основном из числа близких друзей и родственников. Все они чуть погодя сбежали в близлежащий лес, даровав Мартинесу де Ирале бескровную победу, и аделантадо вновь занял собственный дом на Пласа-де-Армас.
Скоро в Асунсьон вернулся и Нуфло де Чавес, привезя с собой из Перу первых овец и коз, которых увидел Парагвай. С Чавесом прибыли и несколько конкистадоров из Лимы: номинально они выступали телохранителями Чавеса, однако у них была тайная инструкция вице-короля — поднять восстание против Мартинеса де Иралы. Этот план был искусно сорван самим аделантадо, который арестовал главных заговорщиков и казнил двоих из них, Камарго и Мигеля Уррутию. Нуфло де Чавес доказал свою непричастность к заговору и вскоре после этого женился на дочери Франсиско де Мендосы.
Далее Мартинес де Ирала затеял преследование Диего де Абреу. Того изловили и убили в близлежащем лесу. После этого Мартинес посвятил все усилия исключительно развитию большой, но пока не имевшей границ колонии. В 1553 году он было основал форт в Сан-Хуане, где река Парана впадает в реку Уругвай, но беспрерывные нападения индейцев вынудили забросить этот форт два года спустя. Порой даже обычно миролюбивые гуарани принимались вести себя агрессивно, о чем свидетельствуют депеши о съедении ими испанского солдата. С другой стороны, порой индейские вожди обращались к Мартинесу с просьбами; например, в 1555 году несколько касиков гуарани попросили о помощи против бразильских тупи, которые постоянно им досаждали, науськиваемые, как предполагали вожди, португальцами. В итоге Мартинес де Ирала повел своего рода крестовый поход на тупи и истребил многих из них, прежде чем они согласились признать власть императора Карла; пышную, но варварскую церемонию устроили возле прекрасных водопадов Игуасу.
На обратном пути с церемонии испанцев завел в ловушку переводчик-метис Эрнандо Диас, уверявший, будто пороги на реке Парагвай легко преодолеваются на каноэ. Все оказалось куда хуже, и многие индейцы и испанцы утонули. Более того, некоторые из тех, кто отправился с Мартинесом де Иралой, заболели, и пришлось организовывать специальную спасательную экспедицию на лодках; за нее отвечал Алонсо Энсинас, идальго из Эстремадуры, которого сопровождала группа крепких туземцев. Эти лодки благополучно избежали опасных порогов, как и больные люди на них, но берега реки выглядели крутыми, лесистыми и негостеприимными.
Коварного Эрнандо Диаса, конечно, приговорили к смерти. Но в ночь перед повешением он сбежал в Бразилию. Там Диаса осудили, к слову, за другие преступления и высадили на необитаемом острове, но и оттуда он сумел бежать. Что им двигало, сказать затруднительно.
Не сумев основать новый порт в устье Рио-Плата, Мартинес де Ирала решил построить город на пути на север, в Бразилию, на реке Парана. Здесь он столкнулся с интересами португальцев. Тем не менее его заместитель, Гарсия Родригес де Верагуа, основал новое поселение Вилья-де-Онтиверос. К малочисленному испанскому отряду вскоре присоединился зять Мартинеса Педро де Сегура, а также некоторые бывшие сторонники мятежного капитана Диего де Абреу. И тут, к всеобщему удивлению, некий англичанин Николас Колман, поразил всех как «самый решительный и дерзкий среди всех присутствующих, как он всегда поступал; видя, что капитан Педро де Сегура намерен отослать часть своих людей на самодельный плот, он решил провести ночь на борту и тайно пробрался на плот». Когда плот было тронулся, появились более сотни больших каноэ, полных индейцами. Испанцы отталкивали их шестами и палили из аркебуз, а индейцы в ответ стреляли из луков, убив одного солдата и нескольких индейцев-союзников. Тем временем Мартинес де Ирала занимался возведением храма, который впоследствии стал собором Парагвая.