Вероятно, ошибка Филиппа состояла в том, что он не пожелал сделать Лиссабон своей новой столицей. Как писал Бродель, иначе Лиссабон мог бы превратиться в мегаполис, сопоставимый с Лондоном и Неаполем, и более красивым, чем любой из них‹‹486››. Но дело было в том, что кастильская знать начала переселяться в Мадрид, соглашаясь проживать поначалу в откровенно уродливых или неудобных домах, а затем возводя роскошные особняки, ибо ее привлекали широкие и тенистые городские бульвары, не говоря уже о храмах и дворцах. Посему испанский двор вернулся на родину, неспешно миновав Сетубал, Эвору, Бадахос, Гваделупу и Талаверу и достигнув Эскориала. Оттуда Филипп продолжил путь в Мадрид и прибыл в город 29 марта. Он привез из Португалии индийского слона и индийского носорога, и оба животных произвели неизгладимое впечатление на Эскориал.
Присоединение Португалии к Испании виделось завершающим аккордом великой политической сюиты монархов Кастилии: оно знаменовало собою окончательное воссоединение полуострова, впервые после краха королевства вестготов в 711 году. Так удалось преодолеть все последствия вторжения и власти мусульман. Присоединив Португалию, Испания обрела вдобавок многочисленные разношерстные зависимые территории своего соседа, в Бразилии и на Дальнем Востоке. Мировая ответственность, пускай даже не мировая держава, легла теперь на плечи короля Филиппа II. Но он, к счастью, не поддался этой иллюзии величия‹‹487››.
20. Финансы и завоевания
Ведется обильная торговля шкурами и сахаром, а также травой, каковая на повседневном испанском и на арабском зовется кармес. Из нее получается рдяный краситель, который ничем не уступает пурпуре[89], но гораздо дешевле.
За основной массой великих экспедиций шестнадцатого столетия стояли средства крупных предпринимателей. Так, Эрнандо Кортеса финансировали на ранних стадиях его похода севильцы-converso Луис Фернандес де Альфаро и Хуан де Кордоба, а затем burgalés[90] Педро де Малуэнда‹‹488››, который ранее помогал Панфило де Нарваэсу. (Вклад Малуэнды в экспедицию Кортеса был, вероятно, наиболее значительным, поскольку его семья возвысилась до статуса самой влиятельной среди поставщиков финансов в переполненном такими семействами Бургосе.)‹‹489›› Что касается Писарро, их в значительной степени обеспечивал Гаспар де Эспиноса. В Новой Гранаде (Колумбия) и Венесуэле Хименеса де Кесаду финансировали деловые круги Кордовы, а Педро де Эредию спонсировал Педро де Сифуэнтес из Мадрида. Педро Фернандес де Луго в Санта-Марте (ныне Колумбия) опирался на средства проницательных генуэзских коммерсантов Альберто Джерардини и Кристобаля Франческини. Фернандесу де Луго доставалась львиная доля доходов от жемчужных промыслов острова Маргарита, но половина прибыли шла генуэзским банкирам. Семья Вельзеров финансировала экспедицию Хуана Гарсиа де Лоайсы на Молуккские острова, а Себастьян Кабот при исследовании реки Плате тоже брал займы у генуэзских банкиров.
Среди прочих купцов, щедро инвестировавших в Новый Свет, упомянем Кристобаля де Аро из Бургоса, позднее осевшего в Севилье, который смог продать 480 квинталей гвоздики, доставленных на «Виктории» Хуаном Себастьяном Элькано в 1522 году‹‹490››; свое первое состояние он сколотил на торговле сахаром с Мадейры‹‹491››. Наиболее значимыми судостроителями в Испании шестнадцатого столетия были Хуан Антонио Корсо и Родриго Басо де Андрада, оба севильцы и оба converso‹‹492››.
Сложно даже предположить, каков был объем этих инвестиций. Но все конкистадоры твердо знали, что при чрезвычайной ситуации деньги или снаряжение всегда найдутся и помогут справиться с возникшими трудностями.
Что еще более важно, возможности, вытекавшие из открытия Нового Света, знаменовали наступление нового, так сказать, бодрящего этапа в истории капитализма. Многим знакомы доводы Макса Вебера и его ученика Р. Г. Тауни, приведенные в дискуссии с Вернером Зомбартом относительно истории еврейства, а также с развитием буржуазного сословия, как оно показано в блестящей работе Анри Пиренна. Множество теорий, объясняющих развитие капитализма в шестнадцатом столетии, подчеркивают особую роль религии и культуры. Но при этом все подобные теории должны учитывать фактор Нового Света. Инвестиции в entradas (новые экспедиции) были рискованными вложениями в мире постоянных высоких ставок. Фернан Бродель напоминал, что азартные игры занимали важное место в досуге и жизни не только дворян, но и торговцев; цены на сахар, ртуть или вино становились предметом ставок. Всякое событие могло стать поводом или предлогом для пари, будь то число кардиналов, которых ожидало повышение, пол нерожденного ребенка или даже ожидание кончины какого-либо известного человека‹‹493››. Захват новых провинций или «островов» сулил баснословное состояние торговцу или банкиру, сумевшему получить контроль над этим приобретением.
Поэтому торговцам требовалась эффективная почтовая служба с широким охватом территории, нововведение, мало чем уступавшее в важности книгопечатанию. Почтовые службы, возникавшие одна за другой в европейских странах, сделали возможной переписку как литературную форму и как способ коммуникации.
Франция при Людовике XI, центральном персонаже великого романа сэра Вальтера Скотта «Квентин Дорвард», первой двинулась в этом направлении. Король учредил систему почтовых станций, зона ответственности каждой из которых составляла семь лиг (39 километров); при последующих монархах количество дорог во Франции, обслуживаемых этими станциями, значительно возросло‹‹494››.
В Испании почтовыми услугами ведало широко известное семейство, Таксисы из Бергамо. В пятнадцатом столетии они обеспечивали надежную доставку корреспонденции между Венецией и Нидерландами. Франсуа де Таксис (Тассис), капитан и начальник почты при Филиппе Красивом, стал в 1505 году «генерал-почтмейстером Кастилии». Этот чин перешел впоследствии к его сыновьям (Матео, затем Раймундо, затем Хуану), а Леонардо де Таксис числился начальником почты в Брюсселе‹‹495››.
К концу шестнадцатого столетия в Испании имелось шесть основных почтовых маршрутов; все они начинались в Мадриде: на северо-восток в направлении Сарагосы и Барселона; на север в направлении Ируна и Бургоса; на юго-запад в направлении Толедо, Касереса и Португалии; на юг в направлении Кордовы, Севильи и Тарифы; на восток в направлении Валенсии и на северо-запад в направлении Вальядолида‹‹496››.
Курьер выезжал из Мадрида верхом каждые пятнадцать дней, следуя в Геную, Милан, Рим и Неаполь с проездом через Ирун и Лион. «Расчетное время» путешествия из Мадрида в Рим составляло двадцать четыре дня летом и двадцать семь суток зимой. Однако почта из Бургоса в Брюссель шла всего семь или восемь дней, благодаря 106 почтовым станциям на 314 лиг — около 1700 километров — пути. Во Франции король Франциск разрешил испанским курьерам беспрепятственно проезжать по территории его страны. Бургос был важным городом, поскольку он являлся центром морского судоходства для Кастилии, как и Руан для Франции‹‹497››. Согласно подсчетам Броделя, быстрее всего по Европе шестнадцатого века передвигались, вероятно, курьеры Габриэля де Тассиса, что трудились на 500-километровом маршруте из Италии в Брюссель через Тироль. Это расстояние они преодолевали всего за пять с половиной дней‹‹498››.
К 1580 году между Испанией и Новым Светом действовала отлаженная почтовая связь. В ее основу было положено предоставление в мае 1579 года Мартину Оливаресу, ставленнику вице-короля, монополии на почтовые услуги в Новой Испании и доставку корреспонденции в остальной мир. Через год почтовые отделения открылись в Веракрусе, Пуэбле, Оахаке, Керетаро и Гуанахуато. Служба оставалась в частных руках, пока Бурбоны не присвоили ее себе в восемнадцатом столетии‹‹499››. Аналогичные договоренности действовали и в Перу с 1580 году, причем вице-король Энрикес принимал непосредственное участие в организации почтовой службы, как и ранее в Новой Испании.
Генуя имела настолько важное финансовое значение для испанской торговли, что эффективные коммуникации с нею являлись насущно необходимыми. Именно благодаря обмену (cambios), как настаивает Браудель, генуэзцы могут организовать свою торговлю с Америкой из Севильи. Они получили монополии на торговлю солью и шерстью. Говоря «генуэзцы», мы подразумеваем, конечно, великие семьи, nobili vecchi — Гримальди, Спиноли, Чентуриони и Ломеллини‹‹500››.
Доминирование генуэзцев в испанской экономике началось с морского renversement des alliances, осуществленного знаменитым итальянцем адмиралом Андреа Дориа в 1528 году; а конец господству Генуи положило возвышение графом герцогом Оливаресом португальских марранов (обращенных иудеев) до положения главных кредиторов в Кастилии в 1627 году. Тем не менее финансовая империя Генуи стояла за всеми величайшими начинаниями любого города в шестнадцатом столетии