Обратимся вновь к Степенной книге. Согласно ей, в южном Христорождественском приделе были захоронены две супруги Александра Невского – Александра и Васса, а также его дочь Евдокия. Первые две из них в силу своего возможного возраста явно не подходят под описание останков индивида № 3, а вот Евдокия – вполне.
Из-за скудости источников семейная жизнь Александра Невского остается для нас во многом неясной. Известный исследователь княжеских родословий А.В. Экземплярский писал, что он был женат на Александре, дочери полоцкого князя Брячислава, о котором летописи упоминают только по поводу выхода его дочери замуж в 1239 г. Относительно реальности второго брака Невского с Вассою он сомневался. Помимо сыновей герой Ледового побоища имел дочь Евдокию.
По мнению А.В. Экземплярского, она была в замужестве за князем Константином Ростиславичем Смоленским[137]. Это предположение он сделал на основе двух свидетельств. Софийская первая летопись при описании событий 1262 г. сообщает об участии в них «Константина, зятя Александрова», а Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» писал, что в Княгинином монастыре «погребена и дочь его (Александра. – Авт.) Евдокия»[138]. А.В. Экземплярский, сопоставляя между собой эти два известия, предположил, что именно Евдокия являлась женой Константина Ростиславича, не допуская возможности, что у Александра Невского были и другие дочери. Это домысливание прямо противоречит показаниям источников, упоминающих Евдокию как княжну, т. е. незамужнюю дочь князя.
Наши сведения о Евдокии чрезвычайно отрывочны. А.В. Маштафаров, автор соответствующей статьи в «Православной энциклопедии», определил приблизительные годы ее жизни: после 1239 – после 1252. Указание на год рождения Евдокии обусловлено тем, что именно в 1239 г. Александр женился, а похоронена она могла быть во Владимире только после 1252 г., когда ее отец стал великим владимирским князем[139].
Судя по Степенной книге, Евдокия была погребена в Княгинином монастыре, но при этом не в северном Благовещенском (вместе с Марией), а в другом – южном Христорождественском приделе. Каким же образом останки Евдокии оказались перенесенными в иной придел? Определенный ответ на этот вопрос дает описание гробниц в Княгинином монастыре, сделанное на рубеже XIX–XX вв. архимандритом Порфирием (Виноградовым).
Согласно его свидетельству, в это время захоронение Марии представляло собой гробницу, обложенную посеребренным металлом, «и только два креста, вычеканенные вверху оклада, указывают на два гроба под ним». Поскольку Степенная книга ясно говорит, что рядом с Марией была похоронена вторая супруга Всеволода – великая княгиня Анна, архимандрит Порфирий решил, что эти два креста указывают, что здесь нашли покой две жены Всеволода Большое Гнездо. Но при этом он отмечал, что «в сборнике Троице-Сергиевой лавры XVII века, при указании погребенных во Владимирском женском монастыре, почему-то не упоминается великая княгиня Анна. Здесь говорится только о какой-то гробнице возле гробницы великой княгини Марии, именно в следующих словах: „да с нею же (великой княгиней Марией) лежат другие мощи невелики, княгини Марии по плечи“. Неизвестно, указывают ли эти слова на вторую супругу Всеволода Георгиевича».
Определенное недоумение архимандрит Порфирий испытал при описании гробниц в южном Христорождественском приделе. Размещенная здесь гробница, в которой, судя по данным Степенной книги, должны были покоиться останки великой княгини Александры и княжны Евдокии, так же как и захоронение Марии, была обложена медными посеребренными листами. Но при этом она не имела вида двойной гробницы. «Таким образом, – заключает архимандрит Порфирий, – остается место предположению, что здесь, в южном приделе, одна из гробниц уничтожена и останки великой княгини и княжны положены в одной общей гробнице. В сборнике Троице-Сергиевой лавры XVII века говорится о гробнице княжны Евдокии, что эта гробница стояла на правой стороне южного придела „в стене“, следовательно, в XVII веке она находилась под сводом ниши в южной стене храма. В этом сборнике, при исчислении погребенных во Владимирском женском монастыре, прямо не упоминается имени великой княгини Александры, но вслед за сообщением о гробнице Евдокии говорится: „в другом каменном гробе подле и лежат мощи неизвестно чьи“»[140].
Поскольку сборник Троице-Сергиевой лавры XVII в., на который ссылается архимандрит Порфирий, явно старше Академического списка Летописца владимирского Успенского собора, следует полагать, что он фиксирует более раннюю картину расположения гробниц в Княгинином монастыре. Судя по всему, он отмечает ситуацию, когда останки Евдокии были перенесены из южного придела Рождества Христова в северный Благовещенский придел Успенского собора. Можно только гадать, когда это произошло. Вероятнее всего, перенос был связан со строительными работами во время возобновления монастыря на рубеже XV–XVI вв. Но это пока остается предположением.
Для нас важно то, что отождествление останков с княжной Евдокией, дочерью Александра Невского, позволяет разрешить противоречие между данными краниотригонометрии, показывающими близкое родство индивидов № 2 и 3, и результатами исследования ДНК, отрицающими его. Дело заключается в том, что вторая жена Всеволода Большое Гнездо, Анна (индивид № 2), была дочерью витебского князя Василька Брячиславича, а Александра, первая супруга Александра Невского и мать Евдокии (индивид № 3), являлась дочерью витебского князя Брячислава Васильковича. Принадлежность Анны и Александры к одной и той же витебской линии Рюриковичей и объясняет столь удивительное внешнее сходство между второй супругой Всеволода Большое Гнездо и дочерью Александра Невского, зафиксированное методами краниотригонометрии.
Тем самым нам остается констатировать, что обнаруженные в октябре 2015 г. в Княгинином монастыре останки принадлежат: № 1 – Марии, первой жене Всеволода Большое Гнездо, № 2 – Анне, второй супруге Всеволода Большое Гнездо, № 3 – Евдокии, дочери Александра Невского, № 4 – святому мученику Авраамию Болгарскому.
Споры об этническом происхождении Марии
Но даже после выяснения личностей всех людей, чьи останки были обнаружены в октябре 2015 г. в аркосолии Благовещенского придела Успенского собора Княгинина монастыря, наше расследование не заканчивается.
В научной литературе почти три столетия нет ясного ответа на вопрос: кем являлась по этническому происхождению первая супруга Всеволода Большое Гнездо?
Толчком для размышлений историков стало уже упоминавшееся известие Ипатьевской летописи под 1182 г. о том, что свояченица великого князя Всеволода была выдана замуж за младшего сына киевского князя Святослава Всеволодовича Мстислава: «Князь кыевьскыи Стославъ Всеволодичь ожени 2 сна. За Глеба поя Рюриковноу, а за Мьстислава ясыню из Володимеря Соуждальского Всеволожю свесть, бысть же бракъ велик»[141]. Поскольку слово «свесть» в древнерусском языке означало свояченицу – сестру жены, и, исходя из указания летописца, что сестра жены Всеволода происходила из ясов, являвшихся предками современных осетин, В.Н. Татищев сделал вполне логичный вывод, что, соответственно, и сама Мария принадлежала к этому народу, и в своей «Истории Российской» прямо называл ее «ясыней»[142].
Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» вслед за В.Н. Татищевым также писал, что первая супруга Всеволода Большое Гнездо «была Мария, родом ясыня»[143]. В примечаниях к своему труду историограф пояснил, на основании чего он сделал вывод о ясском происхождении Марии, сославшись на вышеприведенное известие Ипатьевской летописи. Но тут же добавил: «По другому ж известию, первая супруга Всеволодова Мария, была дочь князя чешского или богемского, Шварна (см. летопись в Синодал. библиот. № 349, л. 225 на об.). Тело ее лежит в Владимире, в Успенском девичьем монастыре, в приделе Благовещения, в олтаре, и в надписи сия княгиня именована Марфою Шварновною. Имя Марфы ей дано в монашестве»[144]. Здесь историограф повторил доводы М.В. Ломоносова (1711–1765), также называвшего Марию «княжной чешской»[145].
С этого момента среди исследователей возникла полемика об этнической принадлежности жены Всеволода Большое Гнездо. То затухая, то вспыхивая вновь, она велась на протяжении десятилетий. Одни полагали Марию яской[146], другие приписывали ей чешское происхождение[147]. Правда, при этом они просто повторяли доводы своих предшественников, не затрудняя себя детальными исследованиями об этнической принадлежности жены Всеволода Большое Гнездо.
Перелом наступил в 1972 г., когда вышли сразу две статьи, в которых детально рассматривался этот вопрос. Первая из них была написана М.В. Щепкиной (1894-1984)[148]. Она была издана по результатам ее доклада на научной конференции по проблемам изучения средневековой рукописной книги, организованной Институтом истории искусств в мае 1969 г. Написанная в броской манере, она сразу же вызвала живейший интерес специалистов и послужила основой для закрепления мнения о чешском происхождении первой жены Всеволода Большое Гнездо[149].
Исследовательница заинтересовалась одной из древнейших русских книг – так называемым Успенским сборником. Он представляет собой большую пергаменную рукопись последней четверти XII в., обнаруженную В.М. Ундольским еще в 1842 г. в собрании Успенского собора Московского Кремля. По мнению специалистов, изучавших почерк писца и язык книги, она могла быть создана в Киеве или Южной Руси во второй половине или в последней четверти XII в.