лой игумена Моисея киевскому князю Рюрику Ростиславичу. М.Д. Приселков, в целом соглашаясь с А.А. Шахматовым, предлагал считать Киевский свод сводом Рюрика Ростиславича, поскольку известия о нем и его семье содержатся в этом своде регулярно начиная с 1173 г. При этом одним из источников Киевского свода он считал семейную хронику Ростиславичей, с их некрологами, написанную, по его мнению, игуменом Моисеем[379].
Здесь необходимо поправить автора энциклопедической статьи. Ранее мы говорили о том, что составитель Ипатьевской летописи использовал семейный родословец Верхуславы. Первое известие о семейных событиях Рюрика Ростиславича действительно встречается в Ипатьевской летописи под 1173 г. Но это известие о рождении будущего супруга Верхуславы – Ростислава[380], которое не могло не содержаться в ее семейном родословце. Все это позволяет говорить об определенной причастности Верхуславы к составлению Ипатьевской летописи, точнее, являющейся частью Киевского свода 1199 г.
Можно предположить, что при переезде Верхуславы после кончины супруга во Владимир вместе с ней в Северо-Восточную Русь попал и список «Слова».
Но чем мог заинтересовать Верхуславу рассказ об одном из в общем-то рядовых военных походов против половцев, даже не великого, а удельного князя, и к тому же неудачном? Таковых в ту беспокойную эпоху насчитывались десятки. Очевидно, помимо свойства с Игорем, имелось какое-то другое важное обстоятельство, заставившее Верхуславу взять с собой список «Слова».
Многочисленные исследователи «Слова» не удосужились задать самый простой вопрос: куда направлялся Игорь со своей дружиной? Ответ находим в тексте памятника. Бояре, расшифровывая тревожный сон Святослава Киевского, прямо отвечали князю: «Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомъ Дону»[381]. Как известно, главный герой произведения являлся внуком Олега Святославича, княжившего на рубеже XI–XII вв. в Тмутаракани. Не случайно в самом начале «Слова» упоминаются имена князей: «старого Ярослава» (Мудрого), «храброго Мстислава, иже зареза Редедю предъ пълки касожьскыми», «красного» (т. е. красивого) Романа Святославича, «старого» Владимира (Святого)[382]. Из очерка истории Тмутаракани видно, что все они были так или иначе связаны с Тмутараканским княжеством.
Неудивительно, что Верхуслава, прекрасно знавшая о происхождении своей матери и связи ее с Тмутараканью, не могла не заинтересоваться «Словом», в котором рефреном проходит тема этого княжества. Попав в начале XIII в. в Северо-Восточную Русь, «Слово о полку Игореве» позднее оказалось в пределах Белозерского княжества – одного из уделов потомства Всеволода Большое Гнездо. Оттуда оно досталось А.И. Мусину-Пушкину, который оценил памятник и ввел его в широкий научный оборот.
Вместо заключения
После анализа всех, без исключения, источников, так или иначе связанных с Марией, необходимо признать справедливость замечания Ипатьевской летописи под 1182 г. о том, что сестра Марии, выданная замуж за князя Мстислава Святославича, являлась «ясыней», а следовательно, и Мария также происходила из ясов. Как было выяснено историками русского летописания, Ипатьевская летопись состоит из трех основных частей, центральной из которых является Киевский свод 1199 г. Это, в свою очередь, означает, что запись об этнической принадлежности сестры Марии была сделана если не очевидцем, то современником этих событий и, следовательно, может быть признана достоверной.
Но как быть с показаниями позднейших летописей, содержащих данные о якобы чешском происхождении Марии? В ходе предпринятого исследователями анализа этих известий было установлено, что все сведения о Марии Шварновне как «чехине», читаемые в летописях, генетически вторичны летописной статье «А се князи Русьстии». В наиболее полном и, видимо, исходном виде она включена в сборник, содержащий Комиссионный список Археографической рукописи Новгородской первой летописи[383]. При этом данная статья ни текстологически, ни генетически не связана с указанной летописью.
С тем же конвоем, что и в сборнике с Новгородской первой летописью, текст статьи «А се князи Русьстии» вошел в состав Летописи Авраамки[384]. Статья обнаружена в еще неизданных летописных памятниках[385], а ее фрагменты и их развитие можно найти в Супрасльской, Никифоровской, Софийской первой, Новгородской четвертой, Новгородской Карамзинской, Воскресенской, Никоновской летописях, Московском летописном своде, Рогожском и Владимирском летописцах, Тверском сборнике.
В свое время А.А. Шахматов предположил, что статья «А се князи Русьстии» была отредактирована составителем Новгородского свода 1448 г., в одной из своих частей восходящего к Ростовскому владычному своду 1418 г. Полагают, что окончательно статья сформировалась в 1410-1420-х гг.[386], а ее домонгольская часть в общих чертах, вероятно, сложилась в Ростове во второй половине – конце XIV в.
В настоящее время Комиссионный список Новгородской первой летописи хранится в Санкт-Петербургском институте истории РАН, в собрании Археографической комиссии под № 240. Рукопись в 4°, на 320 листах. Текст на л. 7–13, где помещена статья «А се князи Русьстии» написан полууставом первой половины или середины XV в. (по определению первого издателя летописи А.Н. Насонова), а бумага имеет водяной знак в виде женской фигуры, который Н.П. Лихачевым датируется 1441 г.[387]
Нетрудно подсчитать, что первые записи о чешском происхождении Марии относятся к середине XV в., или, говоря по-иному, отстоят от ее времени на два с лишним столетия. Если делать параллели с более поздней эпохой, то это равносильно тому, если бы мы изучали события Наполеоновских войн по источникам первой половины XXI в.
Обычно подобные примеры приводят студентам на лекциях по источниковедению, когда говорят о том, что следует опираться в первую очередь на более ранние источники, составленные современниками событий и в силу этого являющиеся более достоверными.
В нашем случае все произошло с точностью до наоборот. Пытаясь доказать чешское происхождение Марии, исследователи сделали упор не на анализе единственного и уникального свидетельства Ипатьевской летописи, а на многочисленных летописных источниках XV–XVII вв.
Тем не менее проделанный нами анализ сведений о Марии в поздних летописных источниках показал достоверность даже мелких деталей их известий. При этом в работе исследователя главным становится привлечение всей совокупности имеющихся источников, а самое главное – правильной их интерпретации. Только тогда он придет к успеху в своей работе.
Приложение 1. Основные летописные упоминания жены владимирского князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо
Здесь помещен корпус сведений о жене Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, матери всех его детей. Сведения разнесены по двум группам.
В первую группу включены сообщения, из соотнесения которых следует, что владимирская княгиня Мария была ясыней. Данный вывод – результат интерпретации косвенных упоминаний Марии. В силу этого обстоятельства в разделе приведены известия о свояках и свояченицах (свес(т)ях) владимирского князя Всеволода Большое Гнездо. Сведения первого раздела были извлечены из летописей, включающих в свой состав летописцы XII–XIII вв., т. е. современные или предельно близкие по времени описываемым событиям. Это – владимирская великокняжеская летописная традиция, традиция новгородского летописания и, возможно, летописание великого киевского князя и черниговское летописание (в Ипатьевской летописи). Владимирские сведения отложились в Лаврентьевской, Радзивилловской летописях, «Летописце Переяславля-Суздальского» и Симеоновской летописи.
Упоминания владимирской княгини Марии, ее сестер и свояков – свестей и свояков Всеволода Большое Гнездо – в Ипатьевской, Лаврентьевской (и группе родственных ей летописей), Новгородской первой летописях затем повторялись в общерусских летописях XV–XVI вв. с разной степенью полноты. Поэтому в Приложении они не цитируются.
Симеоновская летопись среди памятников, сохранивших владимирское летописание XII – начала XIII в., выделяется тем, что при описании пострижения княгини Марии в монастырь и скорой кончины много внимания уделено ее сыну Константину Всеволодовичу, родоначальнику ростовских князей. Эта ситуация повторяется в Троицкой летописи (погибшей в пожаре Москвы 1812 г., но сохранившейся частично в выписках и цитатах Н.М. Карамзина), поэтому Троицкая летопись здесь не приводится. Симеоновская летопись была использована при составлении Степенной книги царского родословия в 1560–1563 гг. В ее повествовании о Марии, так же пристрастной к Константину Всеволодовичу, княгиня уже является дочерью чешского князя Шварна.
Сведения о Марии Шварновне, дочери чешского князя, помещены во второй раздел. Исследователями было выяснено, что в основе этой традиции лежит текст домонгольской части статьи «А се князи Русьстии». Она читается в сборнике с Комиссионным списком Новгородской первой летописи (предваряя его и не будучи связанной с ней текстологически) и в Летописи Авраамки.
В дальнейшем эта линия отразилась в упоминаниях Марии Шварновны в Тверском сборнике, Владимирском летописце, Никифоровской и Супрасльской летописях. В наиболее полном и законченном виде рассказ о Марии Шварновне, дочери чешского короля, представлен в Степенной книге царского родословия.
Раздел I
Ипатьевская летопись
[В лето 6684 (1176)] «…Михалко же и Всеволодъ одаривша Володимера Святославича отпусти и во свояси потом же Михалко и Всеволодъ поехаста въ Володимиръ съ славою и сь честью великою… и потомъ посла Святославъ жены ихъ Михалковую и Всеволожюю приставя к нимъ сына свое Олга проводити е до Москве».
Публикация: ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. М., 1998. Стб. 602.
[1180] «Всеволодъ же Суждальскии пусти Глеба Святославича… прия велику любовь. съ Святославомъ. и сватася с нимь и да за сына его меншаго свесть свою».
Публикация: Там же. Стб. 624.
[В лето 6690 (1182)] «Князь Кыевьскыи Святославъ Всеволодичь ожени 2 сына за Глеба поя Рюриковноу а за Мьстислава Ясыню из Володимеря Соуждальского Всеволожю свесть бысть же бракъ великъ».
Публикация: Там же. Стб. 624–625.
Лаврентьевская летопись
[В лето 6683 (1175)] «Богу молися помиловати князя нашего и господина Всеволода… да подастъ ему победу на противныя и многа лета съ княгинею и с благородными детми».
Публикация: ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 371.
[Того же лета (6694/1186)] «Всеволодъ же Гюргевичь посла к нимъ в помочь Ярослава Володимеровича свояка своего».
Публикация: Там же. Стб. 402.
[В лето 6695 (1187)] «Иде великыи князь Всеволод Юргевичь внукъ Володимерь на Рязань съ Ярославом Володимеричем с своякомъ своимъ».
Публикация: Там же. Стб. 406.
[В лето 6706 (1197)] «Тои же зимы месяца генваря выгнаша Новгородци Ярослава свояка княжа из Новагорода … князь же велики посади свояка своего на Новом Торъжьку».
Публикация: Там же. Стб. 414.
[В лето 6709 (1201)] «Месяца декабря въ 14 день на память святое мученицы Евгеньи наоутрия преставися княгыни Ярославляя свесть великого князя Всеволода и положена бысть в церкви святое Богородици в манастыре сестрине».
Публикация: Там же. Стб. 416–417.
[В лето 6713 (1205)] «Того же [лета] месяца въ 30 на память святого апостола Тимона. Преставися великаго князя Всеволода дщи именемь Елена и положена бысть в церкви святыя Богородица в манастыри юже бе создала великая княгини и блаженная Всеволожа».
Публикация: Там же. Стб. 421.
[В лето 6714 (1206)] «Того ж месяца (марта. – Публ.) въ 2 день пострижеся великая княгини Всеволожая во мнишескии чинъ в монастыри святые Богородици юже бе самъ создал и нарекоша еи имя Мария в тоже имя крещена бысть преж и проводи ю великии князь Всеволодъ сам со слезами многими до монастыря святыя Богородица и сынъ его Георгии и дщери его Всеслава Ростиславляя иже бе приехала ко отцю и матери своеи и не мочи видети туги и бысть епископъ Иоанн и Симонъ игуменъ отець его духовныи и инии игумени и черници вси и бояре вси и боярыни и черници изо всех монастыревъ и горожане вси проводиша ю со слезами многими до монастыря зане бяше до всехъ презлиха добра благоверная княгини Всеволожая изъдетска въ страсе Божьем любяше правду въздающу честь єпископомъ и игуменом и черньцем и през[в]итером и любяше черноризци и подаваше требование имъ бяше бо и нищолюбица и страннолюбица печалныа и ноужныя и болныя тех всех утешаше и подаваше им требование.
Того ж месяца въ 19 день святого отца Фомы патриарха Костянтиня града. Преставися благоверная великая княгыни Всеволожая именемъ Мария бывши въ мнишьскомь чину 18 днии и положена бысть в манастыри своемь в церкви святыя Богородица юже созда… и погребоша ю с рыданьем и плачемъ великимъ ту сущю над нею князю великому и з детми своими и епископъ и игумени и черньци и черници и множество народа и епископу Смоленьскому и игумену Михаилу Отрочьего манастыря в то время пришедшема има к великому князю Всеволоду молится о мире от Мстислава свата его си же блаженая княгини лежа в немощи 7 лет новыи Иовъ явльшися верою и терпенье…»
Публикация: Там же. Стб. 424–425.
Те же сведения о пострижении и смерти Марии читаются в «Летописце Переяславля-Суздальского», в котором лишь исправлены описки Лаврентьевской летописи, а также уточняется, что княгиня провела в болезни не 7, а 8 лет, тело ее было положено в каменный гроб, а церковь, где она была похоронена, к тому моменту была расписана фресками и украшена иконами.
Летописец Переяславля-Суздальского
«В лето 6714… Того же месяца марта въ 2 день пострижеся велика княгини Всеволожаа въ черници и въ скиму въ монастыри святыя Богородиця. Юже бе сама създала. И нарекоша имя еи Мария, въ тои же и крещена бысть прежде, и проводи ю великыи князь самъ съслезами многами до монастыря, и сынъ его Георгии, и дщи его Всеслава Ростиславляя, яже бе приехала немощи ея видети, матери своея. Ту бысть епископъ Иоаннъ и Симонъ игуменъ, отець ея духовныи, и инии игумени вси, и черньци, и черници, и весь народ проводишя съ слезами многами, зане бяшеть до всех добра, и бе из детска живущи, лю бяше правду и въздающи честь епископом, игуменомъ, и черньцемъ, и попомъ, и любяще черноризици, подавающи имъ требование, бяшеть бо нищелюбиця и странноприимниця, печалныя, и нужныя, и болныя, тех всех утешашеть, и подавашеть имъ требование. Месяца того же въ 19 день, на память святою мученику Хрусанфа и Дария, преставися великаа княгини Всеволожаа, пребывши въ монастыри 18 днии, отнележе пострижеся, а в болезни 8 лет, наставшю же девятому лету, поиде къ богови. И великому князю ту плачющюся над нею и не хотящю утешитися, и Юрью сыну ея тако же плачющю и не хотящю утешитися, зане бе любимъ ею. И Всеслава ту же бе, и епископъ Иоаннъ, и смоленскыи епископъ, и Михаило, игуменъ Отрочя монастыря, зане беста приехала ис Смоленска от Мьстислава молитися о извинении его, и Симону игумену ту же сущю, отцу ея духовному, и инемъ игуменомъ и попомъ, и певшимъ обычна песни, опрятавше тело ея, вложиша ю въ гробъ каменъ и положиша ю у церкви святыя Богородица въ монастыри, юже бе сама създала и украсила иконами и писаниемъ всю церковь…»
Публикация: ПСРЛ. Т. XLI. Летописец Переяславля-Суздальского (Летописец русских царей). М., 1995. С. 126–127.
Аналогичное известие о пострижении и смерти Марии читается в Радзивилловской летописи, за исключением единственной ошибки: безымянный смоленский епископ назван Михаилом, вместо игумена Отроча монастыря. Также ничего не говорится об украшении церкви.
Публикация: ПСРЛ. Т. XXXVIII. Радзивилловская летопись. Л., 1989. С. 160–161.
Симеоновская летопись
[Начало утрачено. Далее читается текст, отличный от Лаврентьевской летописи.]
«…ми мучаще ланите свои, и слышащи словеса книжнаа, на сердце си полагаше и размышляющее чясто въ уме своемъ, напастьми внити въ царство небесное многами христианомъ; и прииде къ неи рана искушениа, яко же на праведнаго Иева, и лежаше въ немощи 7 лет, ничто же хулна слова изъглагола, но благодарящи безпрестани, моляшеся чясто поминающе праведнаго Иева, рекшаго: благая могли есмы изъ рукы Господня приати, а злыхъ ли не можемъ претерпети. О сицехъ бо апостолъ рече: аще не напасть, то не венецъ, аще не труди, то ни честь; аще не брани, то ни дарове; и самъ Господь рече: потщитеся внити тесными дверми и узкымъ путемъ ведущимъ в жизнь вечную. И еще бо еи живеи сущи и призвавши сыны своя къ собе и наказаше я, рекуще имъ: „се азъ хощу отъити света сего, сынове мои, имеите межи собою любовь, понеже вы есте единого отца и единоя матери, да пребудите въ любви межу собою, и да будеть Богъ в васъ, и побореть противныа подъ ногы, и будете мирно живуще; въ распряхъ и которающеся то погыбнете сами, и землю отець своих и дедъ попортите, иже приобретоша трудомъ своимъ великимъ; но пребываите мирно, послушающе братъ брата своего, имеите же собе брата стареишаго, аки отца; а ты, сыну мои Костянтине, имеи братью свою, аки сыны, занеже ты первыи сын мои еси, ты изшедъ из чреслъ моихъ, и самъ, сыну, слыши святого Иоанна еуангелиста глаголюща: братья, аще кто речеть Бога люблю, а брата своего ненавижю, ложь есть; но пребудите въ любви, яко Богъ любы есть; Бога боитеся всею душею своею, епископомъ и попомъ и диакономъ, и всякому чину священническому не стыдися главы покланяти, зане суть пастуси словесныхъ овецъ, и предстатели таинеи трапезе Его, и въ монастырехъ святыхъ домы по тружаитеся, взыщите молитвы и благословениа отъ нихъ; паче же всякого черноризца не мните безъ поклона, болныа присещаите, алчныя и жадныя накормите и напоите, нагыя одежите; имеите же честь ту въ себе, пость и молитву любите, паче же милостыню: тако поставите предъ Богомъ и покланяите главу свою всякому стареишему въ васъ временемъ; други своя вамъ верстою и любовию приимаите, не мините всякого человека не привечавше, и не дадите силнымъ обидети меншихъ, судите сироте и оправдаите вдовицу, трезвость любите, и гордость възненавидите, та бо и аггелы сведе съ небесе“. Костянтинъ же седе, сладце ея послушая, аки губа воды напояема, внимая оть устъ ея и на сердци си полагая словеса та. Ибо от корени благаго благыи възрасте плодъ, яко Костянтинъ оть Елены святыя провъсиа, яко Михаилу оть блаженыа Феодоры прошедшу, тако и си блаженая новая Елено быти съ сыномъ своим Костянтиномъ и новая Феодора подражающи блаженную Олгу съ Володимеромъ, иже въ нынешняя роды блажена еста, тако и си блаженная ревнующи онемъ святымъ женамъ, иже дети своя въ благоверии и въ законе въспиташа, си же въ всякомъ благородии и въ благочестии, и въ поучении книжнемъ възрасти и наказа дети своя, паче же Кос тянтина, яко исполнь ему сущу теломъ мужьскаго възраста, паче же душевныа мудрости и дерзости разума исполненъ. Ключи же ся ему тогда ити Новугороду на княжение послану отцемъ своимъ, и пришедъ къ матери своеи, и паде на лици своемъ, прося благословениа оть нея. Она же въздвигшися и благослови и, яко же благослови Ревека Иакова, и рече ему: „чядо мое, се въ вся роды хвалимъ и блажимъ“, и отпусти и съ миромъ. Бывши же еи въ манастыри днии 18 и преставися съ миром месяца Марта въ 19 день, на память святого отца Фомы патриарха Костянтина града, въ день суботныи, литургиа поющимъ по всему граду. Слышавше же вси стекошася на погребение ея игумени и попове, и черньци и черници, и епископы, клирици, и князь великии Всеволодъ съ сынми своими, и вси бояре его и вся дружина и вси Лужане оть мала и до велика. И бысть плачь великъ и голка[388], яко до небесе. Божиим же промышлениемъ приключися тогда быти Смоленьскому епископу Игнатью, игумену Михаилу Отрочьяго манастыря, зане же пришли бяста къ великому князю Всеволоду молиться о мире оть Мстислава Володимеричя, зане же приложися бяше къ Олговичемъ. И певше надъ нею обычныя песни и псалмы, и положиша тело ея, опретавши честно, въ церкви въ святеи Богородици въ манастыри, юже бе сама създала. Си же блаженная, подражающи Авраама, прикупи собе чясть земли, и притяжа и церкви на строение гробу своему, и положена бысть въ неи; и плакашася надъ нею плачемъ великимъ, разидошася разно, кождо въ свояси, и желеша по неи 40 днии, яко же обычаи есть въ людехъ. Сущу же Костянтину въ Новегороде, и се вестникъ прииде къ нему, сказая ему матерню смерть, како преставися мати его; бяше бо любимъ матерью своею по велику. От таковыхъ бо рече Приточникъ: сынъ быхъ отцу послушливъ и любимъ предъ лицемъ матере своея. Яко слыша, начя теломъ утерпати, и лице его все слезъ наполнися, и слезами разливаяся, и не могии глаголати, и оть сердца си начять вещати: „увы мне, свете очию моею, сиание заре лица моего, браздо юности моея, наказание неразумию моему, увы и мати моя, госпоже моя! къ кому възрю или къ кому прибегну, и где ли насыщуся такова благаго учениа твоего и наказаниа разума твоего? увы и мне, како заиде свете мои, не сущу ми ту, да быхъ понеслъ самъ честное твое тело, своима рукама спряталъ и гробу предалъ, но то ни понесохъ красоты женьства тела твоего, ни сподобленъ быхъ целовати добролепныхъ усть твоих и медоточивыхъ; но сердце ми горить и душа ми смыслъ смущаеть, и не вемъ къ кому обратитися, или къ кому сию горкую печаль простерти: къ брату ли которому? Но далече мене суть!“ И слезами разлиашеся, хотя удержатися и не можаще».
Публикация: ПСРЛ. Т. XVIII. Симеоновская летопись. М., 2007. C. 40–41.
Новгородская первая летопись
[В лето 6689 (1181)] «а новгородьци послашася къ Всеволоду по князь, и въда имъ своякъ свои».
Публикация: ПСРЛ. Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 37, 227.
[В лето 6713 (1205)] «Въ то же лето преставися княгиня Всеволожая».
Публикация: Там же. С. 50, 246.