В тот день, выйдя от Шанель после нашего разговора, я словно летела по воздуху. Мысль, которая так неожиданно пришла мне в голову, подействовала на меня, как бокал шампанского. Меня настолько захватило вдохновение, что я словно опьянела. Почему я раньше об этом не подумала? Ведь вышивание – почти единственное, что я умею делать! Меня этому учили; я воспользуюсь навыками, приобретенными много лет назад в Стокгольмской школе искусств. Я выбежала на улицу, поймала такси и поехала в компанию «Зингер», где производили швейные машины. По пути я восстанавливала в памяти принципы композиции применительно к текстильным изделиям. Я живо вспоминала свою учебу; кончики пальцев словно гладили плотную бумагу для рисования; я слышала тихое поскрипывание угольного карандаша. Пальцам не терпелось приобщиться к работе. Мне казалось, что вот-вот ко мне вернутся давно забытые муки и радости творчества.
Но, попав в «Зингер», я столкнулась с разочарованием: у них не было машинки, которая делала бы требуемые стежки. Мне пришлось искать ее в других местах. Так или иначе, было уже поздно делать что-то в тот же день, и я вынуждена была вернуться домой, где для того, чтобы помочь своим замыслам, мне оставалось лишь изучать телефонный справочник и выписывать адреса фабрик, где производили вышивальные машины. Успеха я добилась не сразу, а нужное место нашла лишь через несколько дней благодаря знаменитому торговому справочнику «Боттэн». Я сразу же помчалась туда. Нужная мне фабрика находилась в тесном переулке, в одном из беднейших округов Парижа. Там, к моей радости, мне показали множество вышивальных машин – от простейших, которые отвечали моим требованиям, до самых усовершенствованных и сложных. Еще до приезда туда я решила, что буду работать по-американски, то есть начну с самых низов. Чтобы понять, чего требовать от моих будущих служащих, я считала себя обязанной подробно изучить машину, которую намеревалась купить, и научиться на ней работать. Управляющий сообщил, что всем, кто покупает машину, полагается курс обучения при фабрике. Я тут же купила машину и договорилась насчет уроков. Я записалась под вымышленным именем и на следующее утро приехала на урок в старом платье и новеньком фартуке, предварительно сняв все украшения, которые я обычно носила. Управляющий повел меня в мастерскую и поручил заботам начальницы цеха, плотной блондинки в фартуке, покрытом масляными пятнами. Она презрительно оглядела меня, не говоря ни слова. За машинками работали примерно двадцать девушек; все они на какое-то время перестали работать и посмотрели на меня. Мне выделили место, и начальница цеха нехотя и косноязычно объяснила, что мне нужно делать. Главная трудность для начинающих заключалась в том, что нужно было выполнять узор маленьким крючком, который в вышивальной машине занимает место иглы. Крючок приводился в действие рукояткой под машинным столом; ею нужно было управлять правой рукой, а левой удерживать работу на месте. Мне дали лист бумаги с карандашным узором, чтобы я упражняла руку и глаз. Это было похоже на то, как учишься водить машину; приходилось думать о нескольких вещах одновременно. Как только появлялась сноровка, все становилось легко, но вначале маленький крючок не желал повторять узор. У меня ушло довольно много времени на то, чтобы крючок шел как надо.
Я упражнялась много дней, согнувшись над машиной и надавливая ногами на педаль, так как мотора не было. В цеху без окон было очень мало света, пахло пылью и машинным маслом. Девушки, почуяв во мне дилетантку со стороны, хотя они и не подозревали, кто я такая, отнеслись ко мне враждебно. Когда я справилась с предварительной подготовкой и мне выдали куски материи и нити, начальница цеха упорно не подходила ко мне, чтобы оценить мою работу или дать мне совет, если он был мне нужен. Приходилось доставать работу из машины, то есть обрезать нить, и нести кусок к ее месту; кроме того, она постоянно роняла мой образец на пол, чтобы я его поднимала. Позже, когда я начала покупать одну машину за другой, в мастерской наконец поняли, кто я такая, и мы с работницами не раз смеялись над их прежним отношением ко мне.
Вечерами мой муж и его родители обсуждали будущее устройство вышивальной мастерской; вначале она, конечно, должна была быть совсем небольшой. Свекровь вызвалась мне помогать. Придумали и название нового предприятия; мы решили назвать его «Китмир», в честь легендарного пса из иранской мифологии. Еще одна встреча с этим именем была довольно любопытной. Тогда мы дружили с Г.П. Бахметевым, бывшим до революции послом России в Вашингтоне, и его женой, урожденной американкой. Два старика жили в уютном доме на улице Университе, на левом берегу Сены. Бахметев был человеком старой школы и отказывался идти на компромиссы с новым миром. Его верность прежним традициям поднималась до высот религии. Перед отъездом из Вашингтона Бахметев упаковал в чемоданы официальные портреты своих правителей, которые прежде украшали стены посольства, и увез их с собой. Он боялся, что к ним отнесутся без должного почтения, если оставит их. Конечно, портреты нельзя было считать произведениями искусства; тем не менее они висели на стенах его парижской гостиной, откуда сурово взирали на всех из своих резных позолоченных рам.
Мадам Бахметева разделяла все убеждения мужа; они так долго жили вместе, что стали похожи даже внешне. В Париже супруга бывшего посла старалась помочь изгнанникам. Вместо детей, которых у нее не было, мадам Бахметева изливала свою любовь на животных, которых у них было много. Среди них было три пекинеса, и одного из них, черного песика, звали Китмиром.
Мы начали подыскивать подходящее помещение. Мне казалось, что все делается слишком медленно. Я горела воодушевлением, и меня охватило желание поскорее приступить к делу! В своем воображении я уже видела себя во главе важного концерна; я диктовала письма, отвечала на телефонные звонки, раздавала приказания и сидела в кабинете за ореховым письменным столом, окруженная образцами, штуками шелка и альбомами с узорами. Я всегда стремилась иметь больше работы, чем можно было выполнить. Все мои желания наконец исполнились; у меня появилось все, кроме орехового стола, хотя я злилась из-за того, что приходилось проявлять терпение.
Глава XVШанель как она есть
Казалось, что работа, которая позволяла мне вести активный образ жизни и к которой я могла применить свои инициативу и фантазию, появилась в нужный момент, когда мне требовалось найти достаточно интересное занятие, чтобы мои мысли отвлеклись от меня самой. Я слишком долго размышляла, пришло время действовать. Мне нужно было доказать себе, что я умею действовать, нужно было приобрести уверенность и оценить свои силы; кроме того, мне нужно было заново обрести независимость и свободу действий, которых я достигла во время войны и в значительной степени утратила потом.
Чем дальше шло дело, тем больше я убеждалась, что не могла бы и придумать ничего лучше выбранной мною работы. Во-первых, моя мастерская задумывалась как оптовое предприятие, поэтому она не должна была конкурировать с многочисленными швейными и другими небольшими мастерскими, которые открывали многие русские женщины, по необходимости начавшие работать в Париже; во-вторых, я собиралась продавать свои изделия модным домам, а не частным клиентам, что поставит меня в гораздо более независимое положение по отношению к друзьям и знакомым, у которых уже не придется выпрашивать заказы. В-третьих, у меня уже была гарантированная клиентка, мадемуазель Шанель, и поэтому, думала я, мое предприятие едва ли чем-то рисковало. И наконец, наняв на работу русских девушек, я надеялась, что сделаю доброе дело.
Я крайне наивно верила в светлое будущее. Из-за своей глубокой неопытности я ни на миг не задумывалась обо всех трудностях, которые меня поджидали; подозревай я о них, несмотря на все мое желание действовать, возможно, мне не хватило бы смелости приступить к делу. Я же приступила к работе с воодушевлением и отвагой, словно молодой полководец перед первым боем!
У меня ушло около месяца, чтобы освоить вышивальную машину, приобрести некоторую техническую сноровку и скорость. Затем я велела прислать машину ко мне на квартиру. Когда ее привезли и поставили посреди гостиной, я, усевшись на диван, посмотрела на нее издалека. Она стояла на ковре между двумя креслами и столом, заваленным безделушками и фотографиями, – тяжелая, приземистая и чужая; стальные части ее тускло и холодно поблескивали… Лишь один или два раза в жизни мое прошлое со всеми его предшествующими отношениями предстало передо мною не в виде отдельных сцен, но как одно целое, в виде карты со всеми событиями, которые складывались в одну огромную картину, хотя и рассматриваемые под новым углом. Примерно то же чувство возникает, если смотреть на знакомый пейзаж с самолета. Тогда наступил именно такой миг, отчего я почувствовала себя маленькой и беспомощной. Я собиралась выйти из знакомого пейзажа и построить совершенно новый образ жизни. У меня закружилась голова, как будто я вот-вот упаду с большой высоты. Вышивальная машина символизировала для меня новую жизнь. Если старый уклад позовет меня, если прежние связи окажутся слишком прочными, если силы изменят, – мне конец. Но если я сумею преодолеть первые трудности и собственные недостатки, тогда мир будет принадлежать мне! Попытаться стоило. Следующие несколько дней, когда я входила в свою гостиную, мне казалось, будто машина по-прежнему молча отталкивает меня, но ко мне вернулась смелость.
Тем временем я наняла двух или трех русских девушек и отправила их на фабрику, чтобы они обучились управляться с машинами. Вскоре нашлось подходящее помещение для мастерской; оно находилось на задах роскошного частного дома на улице Франциска I; попасть в мастерскую можно было через отдельную калитку с улицы. Позже я узнала, что дом занимала дама, которая пользовалась дурной славой; о ней в Париже ходило много слухов. Однажды знакомый, который первый раз пришел навестить меня в мастерской, по ошибке позвонил у главного входа. Когда он спросил меня, слуга, открывший дверь, сухо ответил, ткнув пальцем через плечо: