– Младенец Христос, – прошептал Герберт, но никто не засмеялся.
– Почтальон, – поспешно сказала Рут, сама себе не веря.
– Дама из соседней комнаты: что-то забыла.
– Сама себя забыла!
– Тихо, не шумите!
– У нее же есть ключ!
– Играйте дальше!
– Какую игру ты имеешь в виду?
– В которую мы играем или в которую с нами играют?
Дети колебались. Трезвон прекратился и зазвучал опять, он долбил запертую дверь, как окровавленный клюв хищной птицы.
– Играем дальше, слышите?
Но то, что сыграют с нами, только через боль превратится в то, во что играем мы сами. Они очутились посреди превращения, явственно почуяли испарения от лохмотьев, и в то же время им почудилось, что сокровенный блеск елочных гирлянд вокруг их бедер и шей стал ярче. Обе игры уже начали перетекать одна в другую и неразрывно сплелись в новую игру. Кулисы раздвинулись, четыре узких стены постижимости разлетелись на куски, и победоносно, как водопад, прорвалось непостижимое. Играть должен ты перед лицом моим!
– Играйте дальше!
Мария крепче ухватила сверток. Война издевательски вынырнула из тени. Она выскочила из угла и одновременно изо всех углов сразу – и казалось, по пронзительному звуку звонка она ввалилась в комнату сквозь бесчисленные люки в полу и потолке. На ней был плащ, который был ей велик и чересчур роскошен, и она с трудом волочила его за собой. Иосиф попытался оттолкнуть ее в сторону. Снаружи непрерывно звенел звонок.
Земля затравленно металась по кругу. Фонари бесшумно провалились в бездонную пропасть и погасли. Сверток словно засиял.
Война свистнула сквозь зубы. Она рванула к себе Землю и швырнула ее обратно на пол, подняла и еще раз с силой толкнула.
– А ну убирайся вон со двора!
Ты пойдешь со мной,
то-то будет игра!
Бродяги подсматривали сквозь пальцы, Ангел, опираясь на левый локоть, висел в темноте, как на краю купола. Земля застыла в нерешительности.
– Останься здесь!
– Нет, пойдем со мной,
брось ребенка здесь,
за мной, за мной!
Дверной звонок бушевал и требовал какого-то решения. Бродяги беспокойно ворочались во сне. Мария неловко протянула сверток в холодный сумрак.
– Решайся, бери меня!
Бери!
Земля пошатнулась. Она зябко завернулась в скатерть. Война наклонилась вперед и попыталась заглянуть ей в лицо. Ее глаза мерцали во мраке, они высматривали, где больше всего опасность. Еще раз предостерегающе возвысил голос Ангел. Звонок на лестнице жалобно дребезжал, казалось, он задыхается. Он о чем-то просил. Где больше всего опасность?
Земля выпростала руки из скатерти и протянула к ребенку.
– Да, да, беру,
я решилась, смотри!
Война сорвала с головы каску.
– О счастье на все времена!
Я – Мир, а не Война!
Ликуя, отшвырнула она солдатский плащ в потемки. Огонь набросился на усталые дрова. Звонок надсаживался.
– Откройте, это бессмысленно!
– Тише!
– Играйте дальше!
Тяготы Преображения обрушились на детей. Глубоко в темноте стояли они друг против друга. Иосиф рванулся прочь от Марии, узловатый посох с оглушительным грохотом покатился по полу. Ангел посмотрел на свои руки с таким видом, точно они были связаны.
Георг пытался на ощупь отыскать дверь.
– Ты куда?
– Пойду открою.
Трое бродяг в ужасе вскочили с пола и попытались его удержать. Дверь была не смазана и запела чужую песню.
– Кому ты открываешь, Георг?
В дверях стоял господин из другого квартала. Дети вздохнули с облегчением. Господин, который хотел им помочь. Леон был с ним шапочно знаком и раньше. Последнее время этот господин бывал у него чаще и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на звезду, которой была отмечена дверь; знал он и его друзей. Он то и дело повторял детям, что он в курсе всех событий. И вдобавок обещал предупредить, если что-нибудь узнает.
Они включили свет и принесли кресло. Гость попросил стакан воды. Заметив под пианино каску, он осведомился, где они ее раздобыли.
– Дали поносить, – пробормотал Курт.
– В чем дело? – нетерпеливо спросил Леон.
Мужчина ответил не сразу. Дети молча обступили его. Рут принесла стакан воды. Он медленно пил, а они почтительно смотрели на него. Никто не осмеливался повторить вопрос. Он вытянул ноги, и дети немного отступили. Потом он подобрал ноги под себя, но они уже не стали подходить ближе. Он сказал: «Не бойтесь!»
– «Это я», – добавила Эллен. Мужчина метнул на нее сердитый взгляд. Он вытер капельку воды в уголке рта и закашлялся. Георг стукнул его по плечу, испугался и сказал: «Извините, пожалуйста!»
Мужчина улыбнулся, кивнул и задумчиво обвел взглядом их маленькие негнущиеся ноги. Если мысленно отстраниться от всего прочего, они выглядели как ряд башмаков, выставленных для чистки. Рут вздохнула. Он поднял голову и внимательно на нее посмотрел. Потом он ни с того ни с сего сказал: «Все отменяется. Отбой. Депортация в Польшу приостановлена».
Дети не шелохнулись. Где-то далеко завыла пожарная машина, звук поднялся на полтона выше и оборвался.
– Выходит, мы спасены? – сказал Леон. «Спасены», – повторил Георг. Это прозвучало так, будто они сказали: «Погибли».
– Я не верю! – крикнула Эллен. – Вы точно знаете?
– Откуда вы узнали?
Гость начал смеяться, судорожно, громко, и смеялся, пока они на него не налетели: «Это правда, это в самом деле правда?» – а черная маленькая собачка рыча напрыгивала на него.
– Провалиться мне на этом месте!
– А если провалитесь? – прошептала Эллен.
Он вскочил и возмущенно встряхнул ее.
– Совести у вас нет! Чего вы, собственно, хотите?
– Играть, – сказал Георг. – Вы застали нас в разгар игры.
Его лицо мрачно грозило из-под драного капюшона: не мешай нам, не обманывай нас, оставь нас! Спасены – чужое слово. Слово без содержания, ворота без дома. Разве есть на свете хоть один спасенный?
Гость сердито забормотал себе под нос и потянулся за шляпой.
– Останьтесь, – попросили дети. – А может, вы знаете что-то определенное?
– Вы с ума сошли, вот что я знаю определенно! – Он вновь опустился в кресло и опять зашелся в хохоте. – Я жажду объяснений, – сказал он, успокоившись.
– Нам это теперь не так уж важно, – возразил Георг.
– Может быть, когда-нибудь, – сказал Леон, – когда все будет уже позади, мы столкнемся на улице и не узнаем друг друга.
– Под огромными зонтами! – крикнула Эллен.
– Это верно, – задумчиво сказал Леон, – назад мы не хотим.
– А я хочу, – перебила его Биби. – Я хочу остаться здесь и ходить на танцы. Хочу, чтобы кто-нибудь еще поцеловал мне руку!
Гость тихо встал с кресла. Он быстро наклонился к ней и поцеловал ей руку. «Спасибо», – смущенно сказала Биби. Ее вздох светло и мимолетно повис в воздухе. На город налетела буря, стало холоднее.
– Видно наше дыхание! – сказал Герберт.
Георг посмотрел на часы. Маленькая стрелка двигалась так быстро, будто ее подталкивали. И сразу же ему показалось, что она застыла на одном месте и остановилась. Он был обманут. С тех пор как дети прервали игру, между секундами повисали тяжелые паузы, и эти паузы все разрастались.
– Во что вы, кстати, играли? – спросил гость.
– Искали мир, – объяснил Герберт.
– Так играйте дальше!
– Да скажите же вы нам точнее, что с нами будет?
– Точнее я не знаю. Приказ сверху: приостановить депортацию. Совершенно неожиданно.
– Правильно, – крикнул Георг, – совершенно неожиданно, но почему никто этого не ждет? Почему хорошее всегда случается неожиданно?
– Так играйте же дальше, – сказал гость, – играйте, а я посмотрю! – Это прозвучало как приказ.
– Мы играем, – сказал Леон, – но на публику мы не играем.
– А вы поиграйте с нами!
– Да, поиграйте с нами!
– Ну нет! – раздраженно воскликнул гость, затряс головой, немного побледнел и оттолкнул детей от себя. – Дурацкая компания!
– Почему вы такой сердитый? – удивленно спросил Герберт.
– Я не сердитый. Просто мне неинтересно.
– Уж лучше будьте сердитым, – задушевно сказал Георг.
– Мы сыграем сначала, для вас. Но вы играйте с нами!
– Это репетиция или уже представление?
– Мы сами не знаем.
– А роль-то у вас для меня есть?
– Можете играть одного из бродяг.
– Получше ничего нет?
– Под конец вы сбросите с себя лохмотья и станете святым царем-волхвом!
– Ах вот как? Я думал, их только трое…
Гость стал играть с ними. Он играл от имени всех несвятых царей – большая роль без слов. Он вышагивал позади детей и подглядывал за их всепоглощающей тоской. Он услышал их отчаянное: «Здесь никого нет!» и испугался.
Поверх их голов поглядел он на дверь.
– Почему вы играете в темноте?
– Так мы лучше видим!
От дальнейших вопросов он воздержался. Герберт вложил теплые пальцы в его большую влажную ладонь и бережно указывал ему дорогу. Вплотную за тремя бродягами шел тяжелыми неуклюжими шагами чужой непрошеный гость.
– Там кто-то есть!
– Но кто же там?
– Нет, просто показалось нам!
– Мы здесь одни,
устали мы!
– Закрылась дверь,
мы среди тьмы,
о, как здесь холодно теперь,
и больше нет надежды.
Гость нерешительно опустился вместе с бродягами на пол и притворился спящим. Большой и безмолвный, лежал он между ними. В квартире над ними слышались шаги. Кто-то беспокойно расхаживал взад и вперед.
Гость закрыл лицо руками.
– Ах ты болезный!
Я расскажу тебе о любви небесной:
в сердце Господнем она горит.
– Кто там меня позвал?
Я устал, я слишком устал.
– Он крепко спит.