– Так вот что ты приготовил для моей сестры!
Губы царевича растянулись в широкой улыбке.
– Представляю себе Аюну с лунной косой в руках, во главе защитников какой-нибудь башни на круче…
Он не сдержался и прыснул в кулак.
– Молю тебя, мой храбрый будущий родич, приставь к ней какую-нибудь опытную тетушку, ибо если она не покалечит этой косой твоих соплеменников, то уж точно убьет себя!
– Нет. – В глазах накха появилась задумчивость. – Царевна Аюна не похожа на накхини. Она – будто нежный цветок, который растет на солнечной стороне долины, укрытый от ветра. В скалистых ущельях Накхарана он завянет…
– Ты хочешь сказать, Аюна не годится, чтобы быть женой накха?!
– Я о другом. Когда она станет моей женой, в этом мире появится новое великое родство. Мне трудно это объяснить, но, быть может, с этого начнутся совсем иные времена…
– Что ж, пусть будет так, – милостиво отозвался Аюр.
Ширам склонил голову и покосился на свой обручальный браслет, слишком броский для его темного дорожного одеяния. Внезапно ему вспомнились золотые эфы – символы его рода, – обвивавшие тонкие запястья его нареченной, царевны Аюны. Тогда, на обряде обручения, в суете шумного и многолюдного празднества, он и рассмотреть ее толком не успел. Как, скорее всего, и она – его.
Свадьба у ариев, особенно в царской семье, – священное действо, подобное великому храмовому празднику. День за днем десятки людей, вовлеченных в него, совершают одни ритуалы за другими, и каждое из таинств – очередная ступень незримой лестницы, по которой невеста переходит из семьи отца в род мужа. Простые обряды из незапамятных времен, полные глубокого смысла, освящены радостью обеих семейств, но каждый шаг, каждое движение выверены заранее, словно на представлении в честь божества. Свадьбы накхов были совсем не такими, но Ширам послушно играл свою роль – награда того стоила.
Он прикрыл глаза, вспоминая тот день.
Всюду цветы – все вокруг усыпано срезанными бутонами, от их назойливых сладких ароматов кружится голова…
Торжественные песнопения жрецов Исвархи – низкие голоса слаженно выпевают строки древнего, как само время, гимна из Ясна-Веды…
Дым благовоний, потрескивание священного костра…
Разряженная толпа гостей, придворных и родственников, самоцветы украшений и золото волос – сплошь знатнейшие арии, накхов там почти не было, кроме стражи…
И они с невестой, стоя на помосте, перед ликом божественного огня надевают друг другу на руки браслеты. Это не просто сговор – в этот миг царь передает дочь будущему зятю, и до следующего обряда, который разорвет связь девушки с отчим домом, они оба должны быть ее поддержкой и защитой.
Царевна была немного выше его ростом. Шираму вспомнился смелый, почти дерзкий взгляд, когда Аюна смотрела прямо ему в глаза.
Неожиданно для себя он задумался – а что у нее-то на уме? Рада ли она такому жениху, как он?
Глава 12Змеи на запястье
Земля ариев, обретенная ими после исхода предков из благословенных земель полудня, отнюдь не была царством богов на земле. В северных уделах случались снежные зимы, так что и всаднику не проехать, а южнее по многу дней кряду лили холодные секущие дожди, от которых на душе было уныло и зябко, хоть на улице, хоть у очага. Но под конец лета столица Аратты томилась от жары. Особенно в столице, где накаленные за день кровли и после заката продолжали полыхать, внутренние сады особняков оставались последним убежищем от зноя.
Летним вечером все окна в покоях царевны Аюны в Лазурном дворце были распахнуты настежь. Как только солнце ушло за крыши, из сада по мраморному полу протянулись длинные синие тени, и все цветы начали пахнуть еще сильнее. Джаяли, старшая сестра царевны, вздохнула, радуясь прилетевшему из сада ветерку, и сделала знак служанке, чтобы та налила ей еще освежающего напитка.
Сестры сидели за накрытым столом, лакомились сладостями и отдыхали за беседой от утомительного и важного дела – обсуждения приданого. Повсюду в покоях стояли распахнутые сундуки, а их содержимое было расстелено и развешано где только возможно. Руководить этим почти ритуальным действом должна была мать невесты, но та давно уже покинула мир, и из старших родственниц у Аюны осталась только сестра Джаяли. Когда-то такая же тонкая и порывистая, как и младшая, она с годами пополнела благодаря спокойствию и довольству, обретенному в счастливом браке с вельможей-арием. Она с улыбкой любовалась сестрой, которой две служанки заплетали великолепные волосы цвета меда в длинную и сложную, почти до колен, косу в двенадцать прядей.
– Понимаю, что во время обручения ты его толком не разглядела, – говорила Джаяли. – Это обычное дело. Да в сущности, ничего и не потеряла.
Аюна, вытянув перед собой руку, задумчиво рассматривала тяжелый золотой браслет в виде обвивающей руку змеи. Другой такой же оттягивал второе ее запястье. Браслеты были грубоватые, дикарского с виду литья. Царевне было немного неловко носить их при дворе.
– Рассказывай, Джаяли. Ты обещала спросить у мужа о Шираме.
– Ну-у, кое-что я разузнала, – протянула Джаяли, обмахиваясь веером из пышных перьев. – Твой саарсан весьма богат… Для накха, конечно.
– Богатый накх. – Аюна пренебрежительно фыркнула. – Смешно.
– Не скажи! У него огромная крепость в Накхаране, дворец в столице…
– Видела я тот дворец: две каменные стены углом и ни одного окна, даже ворот нет. По воздуху они туда попадают, что ли? Что еще, сестрица?
– У него шесть жен. – Джаяли покосилась на сестру с лукавым видом. – Достанет ли у него на тебя времени и сил?
Аюна беспечно махнула рукой:
– Да хоть двенадцать, мне-то что?
– Ах, Айя, ты так самоуверенна! Говорят, накхи держат своих жен в строгости, запирают на женской половине и запрещают выходить из дома даже в сопровождении слуг…
Царевна расхохоталась:
– Ха-ха! Запирают? Запрещают? Какие страшные слова!
– Так что жены?
– Да пусть себе живут в своем Накхаране. – Аюна бросила на сестру нарочито недоумевающий взгляд. – Или ты полагаешь, Ширам увезет меня туда?
– А разве нет?
– Конечно нет. Мой нареченный уже лет как семь служит в столице и на родину не собирается. Да и что бы ему там делать? Проводить впустую дни в горной крепости на краю земли?
Царевна с безразличным видом отпила ароматного напитка, поданного расторопной служанкой. Где-то слышалась перекличка стражников. Из сада волнами накатывало благоухание ночных цветов.
– Ты меня утешила, – вновь заговорила Джаяли. – Очень было бы грустно расстаться с тобой и увидеть, как тебя запирают, словно в темнице, или отправляют пасти коз, – уж не знаю, чем там занимаются накхини в горах… А про погребальные обряды накхов ты, разумеется, слышала?
– Я смотрю, ты немало разузнала про их обычаи!
– Конечно, милая, я же о тебе забочусь! Так вот – когда погибает знатный накх, соратники отрубают ему голову и привозят сей мрачный дар его семье. После чего разводят большой костер, и безутешная супруга бросается в пламя с головой мужа в руках…
– Но это же просто древние легенды, – недоверчиво ответила Аюна. – У нас тоже рассказывают, как преданные супруги вместе уходили в вечное пламя Исвархи, но то было во времена богов!
– У накхов это никакие не легенды, милая сестричка. Когда твой суженый вернется из похода, порасспроси его о смерти матери.
– На что ты намекаешь?
– Я не намекаю, а прямо говорю – она покончила с собой, как и положено супруге погибшего главы рода.
Царевна, хмурясь, глядела на сестру.
– Да, я слыхала, что мать Ширама ненадолго пережила его отца… Но я думала, она умерла от горя… И разве тот не исчез бесследно в морских волнах?
– И что с того? На костер возложили его меч, и вдова взошла туда же с именем супруга на устах.
Аюна призадумалась.
– Я не верю! Но даже если так, она разве не могла отказаться?
– Отказаться? – Сестра усмехнулась. – Айя, это великая честь! Причем не только честь, но и долг. Если жена саарсана не последует за умершим мужем, то дух великого воина обратится в злобного дива. И из незримого защитника Накхарана станет его проклятием.
– Какой ужасный долг! – пробормотала Аюна, осмыслив слова сестры.
– Вот-вот. И твой Ширам при этом наверняка присутствовал. Спроси-ка его при встрече, каков наиболее достойный удел для вдовы накха?
– Но я-то буду не первой женой! Ты сама сказала, что их шесть!
– Зато ты будешь самой знатной – а значит, самой главной. Так что подумай об этом, когда тебе в следующий раз подадут жареное мясо…
– Какая ты злая! – с досадой воскликнула царевна.
– Наоборот, я пытаюсь открыть тебе глаза, – проворковала Джаяли.
С мгновение Аюна испытывала горячее желание запустить в сестру расшитой подушкой, но удержалась.
– Открыть глаза на то, что мой суженый – накх? Я знаю это и без тебя! – запальчиво отозвалась она. – А еще я знаю, что он прославленный воин!
– Это хорошо, – снисходительно кивнула старшая дочь государя. – Умелый и преданный маханвир отцу не помешает.
– А что касается их диких обычаев, – даже если твои слова и правда, отец не дозволит ничего подобного, – сердито продолжала царевна. – Уверена, что отец оставит Ширама при дворе здесь, в Лазурном дворце, а значит я просто перееду в другие, еще более роскошные покои…
– Все-то ты продумала.
– Это отец, – скромно сказала Аюна. – Перед обручением он призвал меня и поделился со мной своими намерениями. Я горжусь его доверием. Если ему нужны накхи – они у него будут.
Сестра поглядела на девушку пристальным, изучающим взглядом, припоминая свой обстоятельный разговор с мужем, перед тем как пойти во дворец.
– Кто знает, как пойдет дело, – протянула она. – Накхи последнее время обнаруживаются где угодно – на высших должностях, при дворе, а скоро даже и в спальне дочери государя. Не придется ли нам всем скоро темнить кожу и подводить глаза зеленым? Брр! – Красавица с удовольствием поглядела на свое отражение в серебряной чаше. – А ты слышала эти уличные проповеди, что из-за их колдовства море затапливает северные уделы?