сул'дам развивается... сродство, как она выражается. — Эгвейн вздохнула. — Раньше ни у кого и в мыслях не было проверять меня с этим. Земля — одна из Пяти Сил, что сильнее всего в мужчинах. Когда я повыбирала эти камешки, она вывела меня за город, и я сумела указать точно на заброшенный железный рудник. Там все заросло и ничего не было видно, но не знаю как, но почувствовала в земле железную руду. Ее там мало, за сотню лет рудник истощился, но я знала, она там есть. Я бы не смогла ей соврать. Мин. Она узнала, что я почувствовала шахту, узнала в то же мгновение. Она так обрадовалась и пообещала мне к ужину пудинг. — Девушка почувствовала, что щеки у нее горят, как от гнева, так и от смущения. — Видимо, — с горечью заметила она, — теперь я слишком ценна, чтобы попусту взрывать всякие вещи. Это под силу любой дамани, а отыскивать в земле руды могут немногие. Свет, я ненавижу, когда взрываю что-нибудь, но как мне хочется, чтобы я могла только это!
Румянец на щеках стал гуще. Она ненавидела раскалывать деревья в щепки и взрывать землю; все подобное предназначалось для битвы, для убийства, а она не хотела иметь с этим ничего общего. Однако все, что позволяли ей делать Шончан, давало ей еще возможность коснуться саидар, опять почувствовать текущую через нее Силу. Эгвейн ненавидела то, что заставляли ее делать Ринна и другие сул'дам, но была уверена, что теперь ей под силу управлять намного большим потоком Силы, чем перед уходом из Тар Валона. Она точно знала, что способна с ее помощью на такое, что ни одна сестра в Башне и в мыслях не предполагала; им и в голову не приходило раскалывать землю, чтобы убивать людей.
— Может, тебе больше не придется ни о чем таком беспокоиться, — сказала, улыбаясь. Мин. — Я нашла нам корабль, Эгвейн. Капитана здесь задержали Шончан, и он готов поднять паруса, получив разрешение отплыть. Или даже не получив его.
— Мин, если он тебя возьмет, плыви с ним, — бесцветным голосом сказала Эгвейн. — Говорю тебе, теперь я очень ценная вещь. Ринна говорит, через несколько дней они отправляют в Шончан корабль. Только для того, чтобы увезти меня.
Ухмылка Мин пропала, и девушки долго смотрели друг на друга. Вдруг Мин кинула камешек в общую кучку. Камешки рассыпались по столу.
— Должен же быть способ выбраться отсюда. Должен быть способ избавиться от этой проклятой штуковины у тебя на шее!
Эгвейн откинулась назад, опершись затылком о стену.
— Ты же знаешь, Шончан собрали всех женщин, каких сумели отыскать, которые хоть чуточку способны направлять. Их свезли отовсюду, не только из Фалме, но и из рыбачьих деревень, из городов и ферм в глубине страны. Тарабонки и доманийки, пассажирки с остановленных Шончан судов. Среди них есть две Айз Седай.
— Айз Седай! — воскликнула Мин. По привычке она огляделась, проверяя, не услышал ли кто из Шончан, что она произнесла эти слова. — Эгвейн, если тут есть Айз Седай, они помогут нам! Дай я поговорю с ними, и...
— Мин, они себе-то помочь не в силах! С одной я говорила — ее зовут Рима. Сул'дам зовут ее не так, но это ее имя. Рима хотела, чтобы я его не забыла. Она-то сказала мне, что есть и вторая. Она говорила, то и дело заливаясь слезами. Она — Айз Седай, и она плачет. Мин! На шее у нее ошейник, они заставляют ее отзываться на кличку Пура, и она ничего не может сделать, не больше моего. Ее захватили, когда пал Фалме. Она плачет, потому что вот-вот сдастся, прекратит этому сопротивляться, потому что не выдержит, чтобы ее все время наказывали. Она плачет, потому что хочет лишить себя жизни и не в силах даже это сделать без разрешения. Свет, как я ее понимаю!
Мин встревоженно зашевелилась, разглаживая платье неожиданно задрожавшими руками.
— Эгвейн, ты же не надумала... Эгвейн, и думать не смей о том, чтобы с собой что-нибудь сделать! Как-нибудь я тебя вызволю. Обязательно!
— Себя убивать я не собираюсь, — сухо сказала Эгвейн. — Даже если бы и могла. Дай мне твой нож. Давай, давай. Я не порежусь. Просто протяни его мне.
Мин помедлила, потом не спеша вытащила нож из ножен у себя на поясе. Осторожно протянула Эгвейн, готовая вскочить, если та чего-нибудь отчудит.
Эгвейн глубоко вздохнула и протянула руку к рукояти. Легкая дрожь пробежала по мускулам предплечья. Когда ладонь приблизилась к ножу на фут, судорогой вдруг свело пальцы. Глядя неподвижным взором вперед, девушка пыталась всеми силами придвинуть руку ближе. Судороги охватили всю руку, в узлы заплетая мышцы плеча. Со стоном Эгвейн откинулась на спину, растирая руку и сосредоточивая все мысли на одном: не трогать нож. Мало-помалу боль начала ослабевать.
Мин не веря, смотрела на подругу.
— Что?.. Я ничего не понимаю.
— Дамани не позволено прикасаться к оружию. — Она подвигала рукой, ощущая, как отступает напряжение. — Нам даже мясо мелко режут. Я не хочу с собой ничего сделать, но даже если б хотела, то не смогла. Ни одну дамани никогда не оставляют одну там, где она может спрыгнуть с высоты, — это окно заколочено гвоздями, — или броситься в реку.
— Ну, это хорошо. То есть я... Ой, не знаю, что я несу. Если ты прыгнешь в реку, то можешь убежать.
Эгвейн мрачно продолжала, словно подруга ничего не говорила:
— Они дрессируют меня, Мин. Сул'дам и ай'дам дрессируют меня. Мне не удастся коснуться ничего, что я бы сочла за оружие. Несколько недель назад я раздумывала, не ударить ли мне Ринну по голове тем кувшином, и три дня я воды налить для умывания не могла. Подумав так о кувшине, мне пришлось не только перестать думать о том, чтобы ее им ударить, мне понадобилось убедить себя, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, не ударю ее этим кувшином, только после этого я до него смогла дотронуться. Ринна поняла, что случилось, и объяснила мне, что надо делать. Она не позволяла нигде умываться, кроме как в этом тазике и с этим кувшином. Тебе повезло, все случилось между твоими приходами. Ринна позаботилась, чтобы эти дни я была мокрой от пота — с того момента, как проснусь, и до того времени, как засыпала, до предела измотанная. Я пыталась им сопротивляться, но они дрессируют меня — так же, как дрессируют Пуру. — Эгвейн прижала ладонь к губам, застонав сквозь зубы. — Ее зовут Рима! Я должна помнить ее имя, а не ту кличку, что они ей дали. Она — Рима, и она из Желтой Айя, и она сопротивляется им так долго и так упорно, как может. Не ее вина, что для дальнейшей борьбы у нее не осталось сил. Жаль, я не знаю, кто та другая сестра, о которой говорила Рима. Хотела бы я узнать ее имя. Запомни оба наших имени, Мин. Рима, из Желтой Айя, и Эгвейн ал'Вир. Не Эгвейн дамани, нет — Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга! Запомнишь?
— Прекрати! — оборвала ее Мин. — Прекрати это сей же миг! Если тебя повезут на корабле в Шончан, я буду рядом с тобой. Но не думаю, что обернется так. Ты же знаешь, я читала по тебе, Эгвейн. Большая часть мне непонятна — почти никогда мне не понять, — но я видела то, что, уверена, связывает тебя с Рандом, с Перрином и с Мэтом и... да, даже с Галадом, да поможет Свет такой дуре! Как что-нибудь такое случится, если Шончан увезут тебя за океан?
— Может, они весь мир завоюют, Мин. Если они захватят весь мир, что помешает Ранду и Галаду кончить дни в Шончан?
— Ты тупоголовая дура!
— Я исхожу из реальности, — отрезала Эгвейн. — Пока дышу, я не откажусь от борьбы, но для меня нет никакой надежды, что когда-нибудь я избавлюсь от ай'дама на своей шее. Также я не надеюсь, что кто-то остановит Шончан. Мин, если тот капитан возьмет тебя на корабль, уходи с ним. Тогда хотя бы одна из нас будет на свободе.
Дверь распахнулась, через порог шагнула Ринна.
Эгвейн вскочила на ноги и резко согнулась в поклоне, как и Мин. В крохотной комнатушке после этого сразу стало тесно, но Шончан ставили правила этикета выше удобств.
— День гостей, да? — сказала Ринна. — Я и забыла. Что ж, обучению найдется время и в день, когда приходят гости.
Эгвейн пристально смотрела за тем, как сул'дам снимает браслет с крючка, открывает его и застегивает вновь на своем запястье. Девушка не сумела разглядеть, как это делается. Если б можно было прощупать Единой Силой, то она раскрыла бы секрет, но о такой попытке Ринна немедленно узнает. Едва браслет сомкнулся на запястье Ринны, как на лице сул'дам появилось выражение, от которого сердце у Эгвейн упало.
— Ты направляла. — Голос Ринны был обманчиво мягок; в глазах горели гневные искорки. — Тебе известно, это разрешено только когда мы дополнены. — Эгвейн облизнула губы. — Верно, я была чрезмерно снисходительна к тебе. Верно, ты считаешь, что раз теперь стала ценной, то тебе разрешено злоупотреблять свободой. Думаю, я допустила ошибку, позволив тебе оставить прежнее имя. В детстве у меня была кошечка по кличке Тули. Отныне твое имя — Тули. Можешь идти, Мин. Твой визит к Тули кончен.
Мин помедлила лишь для того, чтобы перед уходом бросить на Эгвейн страдальческий взгляд. Что бы Мин ни сказала и ни сделала, могло быть только хуже, но Эгвейн не удержалась от тоскливого взгляда на дверь, когда та закрылась за ее подругой.
Ринна уселась на стул, пасмурно глядя на Эгвейн.
— За этот проступок я обязана сурово наказать тебя. Нас обеих призовут ко Двору Девяти Лун — тебя за то, что ты можешь делать, а меня как твою сул'дам и инструктора, и я не позволю тебе опозорить меня перед глазами Императрицы. Я остановлюсь, когда ты скажешь мне, как безгранично нравится тебе быть дамани и какой послушной после этого будешь. И еще, Тули! Скажи это так, чтобы я поверила каждому твоему слову.
Глава 43ПЛАН
При первом крике, донесшемся из комнаты, Мин, оказавшаяся в коридоре с низким потолком, вонзила ногти в ладони. Она шагнула было обратно к двери, но, опомнившись, остановилась, и слезы хлынули из глаз. Помоги мне Свет, что бы я ни сделала, будет еще хуже. Эгвейн, прости! Прости меня!
Чувствуя себя никуда не годной, совершенно бессильной, она подобрала юбки и пустилась бежать, а крики Эгвейн преследовали ее. Мин не могла заставить себя остаться, и то, что она уходит, заставляло ее чувствовать себя трусихой. Наполовину ослепшая от слез, она очутилась на улице, что поняла не сразу. Она хотела вернуться к себе в комнату, но теперь не могла. Ей невыносима была мысль, что Эгвейн мучают, а она сидит в тепле и безопасности под крышей соседнего дома. Яростно вытирая слезы с глаз, она завернулась в плащ и зашагала вниз по улице. Как только девушка см