На слонимском направлении к исходу 24 июня противнику так и не удалось с ходу преодолеть реку ГЦару на участках 155-й и 121-я стрелковых дивизий. Юго-западнее Барановичей перешли к обороне части 143-й стрелковой дивизии. Эти соединения 47-го стрелкового корпуса были выдвинуты из глубины и включены в состав 4-й армии. Но управление корпуса и сам командир генерал Поветкин в районе боевых действий своих дивизий у Барановичи так и не появились. Сандалов утверждает, что действиями войск руководил генерал Хабаров. Но это не соответствует действительности. 26 июня командир 121-й сд генерал-майор Зыков взял на себя инициативу и отдал приказ:
«Ввиду отсутствия централизованного управления 155у 143 и 121 сд и гарнизон г. БАРАНОВИЧИ для координации действий указанных Ставкой, с сего числа с 11:00 принял Вр. командование[так в тексте. —Л.Л.] на себя с немедленным донесением Военному Совету Фронта […]» [141].
Зыков поставил задачи дивизиям на оборону. Благодаря принятым мерам противника удалось задержать на два дня. В связи с этим Гудериан был вынужден повернуть часть сил 4-й танковой дивизии на Барановичи на помощь соединениям своего 47-го моторизованного корпуса [24]. 28 июня поредевшие части этих трех дивизий все еще продолжали оказывать сопротивление врагу восточнее Несвижа.
Внезапное вторжение врага привело к срыву многих планов советского командования. В том числе были нарушены и планы введения в действие сил и средств разведки, которые на бумаге были разработаны до деталей. Подробно — по часам — расписаны порядок отмобилизования разведорганов, пополнения их личным составом и вооружением. Определен порядок сбора и доподготовки агентов оперпунктов с началом отмобилизования для ведения разведки в тылу противника, сделаны заявки на обеспечение их иностранной валютой на три месяца войны (немецкие марки, а также польские злотые, не менее 300 в месяц на человека), цивильной одеждой, а также военным обмундированием и оружием немецкого образца. Планировалось и создание партизанских отрядов для действий как на нашей территории, так и на территории противника [142].
Увы, с началом боевых действий о необходимости ведения разведки как будто забыли. Сведения о противнике добывали только в бою. Но передать их в вышестоящий штаб при отсутствии связи было невозможно. На все запросы Генерального штаба о данных наземной разведки начальник разведотдела фронта отвечал: «Повторяю — два дня штаб фронта связи со штабами армий не имеет, и никаких данных от наземной разведки не получаем. Высланы делегаты в разведотделы армий». Сведения о действиях частей противника, их передвижении в первые дни штаб фронта получал в основном только от авиации. Но и тут не все было отлажено: до 12 июля на радиоузле не было учета принятых донесений и шифрограмм, некоторые из них докладывались с опозданием от нескольких до 10 дней. Допускались даже задержки с передачей шифровок «молния».
Характерный пример: разведсводка № 7 на 22:00 25.6.41 с ценными данными о движении моторизованных частей противника была доложена адресату только 29.6.41. В ней, в частности, сообщалось:
«[…] 19.20 25.6. Движение автоколонн:
[…] 2-я — центр Миловиды — длиною 4–5 км,
3-я — головой мост через р. Грывда, хвост — ст. Косув[ст. Коссово-Полесский. — Л. Л.],
4-я — от ст. Косув на пункт Косув[г. Коссово. — Л. Л.],
5-я — мост через р. Жегулянка, хвост — ст. Гура[ст. Бронна Гура. — Л. Л.].
6-я — Ружаны — Слоним — 4–5 км […]» [143].
К тому же проверка радиоузла штаба фронта показала, что все радиостанции с начала военных действий работали без смены позывных, что, несомненно, облегчало действия радиоразведки противника.
В журнале боевых действий 4-й армии за 24 июня было отмечено, что в ходе боев «120-й гап почти не используется из-за скоротечности боев». Действительно, не успеет еще полк занять огневые позиции, как приходится опять вытягивать колонну для отхода на другой рубеж. Даже накормить личный состав было некогда. Как и в предыдущие дни, тыловики бросали с машин, а то и просто оставляли на дороге то, что успели захватить на складах в Коссово — ящики с консервами, галетами и сливочным маслом. В результате у многих красноармейцев началась диарея. Благо кустики были рядом, а трактора в колонне не могли развить скорость более 3 км в час. Но возвращались на дорогу не все. Среди отставших бойцов и младших командиров, зачисленных позднее как без вести пропавшие, было много призванных в 1940 году в западных районах Украины и Белоруссии. Почему-то они не спешили умирать за вновь обретенную Родину. Не случайно вслед за приказом об изъятии из состава действующей армии лиц немецкой национальности (для последующей отправки их в строительные части, при этом допускались исключения под ответственность командиров) последовало подобное распоряжение, касающееся эстонцев, латышей, литовцев, а также уроженцев западных областей Белоруссии и Украины [144]. Из частей и соединений посыпались запросы. Пришлось разъяснять, что родившиеся в западных областях Белоруссии и Украины, но проживавшие до 1939 года на территории СССР, изъятию не подлежат. Но немцев уже изымали всех, без исключений. Потом в частях стали искать и изымать раскулаченных и репрессированных.
При отходе полком, находившимся в оперативном подчинении 4-й армии, пытались командовать все, кому не лень. Некоторые старшие начальники, плохо представляя предназначение полка большой мощности и его боевые возможности, хотели использовать 203-мм гаубицы чуть ли не в качестве противотанковых средств [145]. В связи с этим было много противоречивых распоряжений. Были и попытки использовать артиллеристов полка в качестве пехоты. Из доклада командира 120-го гап: «24.6.41 г. около 11:00 от имени командующего 4-й армией полковник т. НОСОВСКИЙ[комиссар 14-го мехкорпуса И. В. Носовский погиб в этих боях — Л. Л.] приказал сформировать из артиллеристов 120 Г АП батальон для организации обороны на рубеже зап. ст. Ляховичи 10–12 км. Батальон был сформирован в составе 350–400 чел во главе с командным составом полка, но по докладу командующему армией это распоряжение было отменено» [146].
Значительно позднее, когда разобрались в обстановке, последовало строгое указание:
«…прекратить использование артиллеристов (частей и подразделений) не по прямому назначению, растаскивание командных кадров и пополнение за счет артчастей подразделений других родов войск. Уже отправленных вернуть в свои части».
В Миловидах с 4 часов 24 июня был развернут командный пункт 4-й армии. Отсюда через фронтовых связистов в Лесной наконец удалось связаться со штабом фронта. Второй эшелон штаба армии сосредоточился в Синявке. Когда стало ясно, что части 55-й сд к 14 часам на Щару выйти не успеют, командарм приказал командиру дивизии развернуть один полк севернее Миловиды, а другой — южнее. Он даже сам принял участие в рекогносцировке.
Очень простое и понятное для подчиненных решение: этому полку — справа от шоссе, другому — слева. Третий стрелковый полк только подходил к Синявке. Он все равно не успевал выдвинуться к Миловидам, чтобы составить второй эшелон дивизии. Поэтому он получил приказ развернуться в 30 км восточнее, на рубеже Русиновичи, Тельминовичи шириной 6 км, используя для обороны полотно железной дороги. Видимо, поэтому глубину обороны решили создать за счет батальона, сформированного из артиллеристов 120-го гап.
Стремление командарма понятно — создать, как и на Щаре, сплошной фронт. Но уже можно было понять, что танковые части противника наступают вдоль дорог. А южнее шоссе — заболоченная местность, сплошные мелиоративные канавы и речка Мышанка. Обход позиций 55-й сд с юга был невозможен. Напрашивалось решение: сосредоточить основные усилия обороны вдоль шоссе, поставив полки в затылок друг другу, прочно седлая Варшавское шоссе. Наскоро организовав оборону, командование армии переехало в Синявку.
К 14 часам 24 июня передовые части 24-го мк противника завязали бой с поспешно занявшими оборону частями 55-й сд, усиленных танками отряда полковника С. И. Богданова. Дивизионы 120-го гап вели огонь по подходящим колоннам противника. Проводная связь дивизионов с наблюдательными пунктами постоянно выходила из строя. Радиосвязь работала неустойчиво: эфир был забит немецкими командами и провокационными сообщениями.
Первая атака противника была отбита. Но, к сожалению, в 55-й стрелковой дивизии был лишь один боекомплект боеприпасов, долго продержаться она не смогла. К тому же так и осталось неясным, успела ли подойти к рубежу обороны артиллерия дивизии и полков. Немцы вызвали авиацию, которая подвергла позиции пехоты и артиллерии сильной бомбежке. Необстрелянные бойцы дрогнули, и оборона дивизии на стыке двух полков была прорвана. Ее боевой порядок был рассечен на две части, одна отброшена с Варшавского шоссе на север, другая начала отступать в юго-восточном направлении — в Полесье.
К 18 часам части 55-й сд отошли за Щару (26 км от Миловиды). По немецким данным, линия обороны русских на реке Щара была преодолена 24 июня силами 2-го танкового батальона 3-й танковой дивизия, который прорвался через вражеские позиции в Миловидах. Контратаки русских были отражены, при этом уничтожены 33 легких танка, и дивизия стала развивать наступление на Слуцк. Но самые большие проблемы заключались в форсировании рек с болотистыми берегами. Мосты на этих реках были в основном деревянными, и русские успешно сжигали их прежде, чем немцы успевали их захватить [22].
Когда начался массовый отход пехоты, командир 120-го гап отдал распоряжение выводить полк за реку в направлении Синявки. При неорганизованном отходе наших войск возникновению неразберихи и паники способствовали действия диверсантов. Иногда можно слышать мнение, что данные о широком применении немцами диверсионных отрядов и групп, личный состав которых был одет в советскую форму и использовал нашу технику и вооружение, сильно преувеличены. Это противоречит установленным фактам. На этот счет существовала инструкция подразделениям полка «Бра