Г.К. Жуков вспоминал о 29 ноября: «Я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления. И.В. Сталин слушал внимательно, а затем спросил:
– А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию, и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
– Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться.
И.В. Сталин сказал, что он посоветуется с Генеральным штабом. Я попросил начальника штаба фронта В.Д. Соколовского, который также считал, что пора вводить в действие наши резервные армии, связаться с Генштабом и поддержать наше предложение о целесообразности начала незамедлительного контрнаступления. Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления и предлагает представить наш план контрнаступательной операции».
Немецкое наступление на Москву началось 16 ноября. И хотя из-за упорного сопротивления советских войск оно шло медленнее, чем ожидалось, спустя две недели 2-я танковая армия немцев уже заняла поселок Красная Поляна в 17 километрах от столицы Советского Союза. Но силы врага уже иссякли, ему не удалось прорвать фронт под Москвой.
Погода стояла довольно теплая, столбик термометра показывал около 0 градусов. Но 1 декабря температура стала стремительно падать. 4 декабря уже было минус 35 градусов.
В двигателях замерзло масло – самолеты, танки, автомобили не могли сдвинуться с места. Замерзла оружейная смазка – пушки и пулеметы отказывались стрелять. Замерзали немецкие солдаты, которые не имели зимнего обмундирования, – их начальство рассчитывало победоносно завершить войну до наступления холодов.
Солдат гитлеровской армии Г. Генри вспоминал: «Люди спали вповалку, друг на друге, в крохотную хату набилось с три десятка человек». Офицер поручил солдату, назначенному в караул, отогреть на печи пулемет. Караульному выдавали щепочку, чтобы он зажимал ее между обмороженными пальцами и давил на гашетку. Караульных меняли через десять-двадцать минут – иначе они замерзали вместе с пулеметом.
И в эти 30-градусные морозы советские войска начали наступление. Войска немецкого генерала Гудериана, неся большие потери, вынуждены были повернуть назад. На помощь Красной Армии пришла сама природа.
В Большом Кремлевском дворце 4 декабря 1941 года Сталин принял делегацию правительства Польши в изгнании во главе с премьер-министром Владиславом Сикорским. Член делегации польский писатель Ксаверий Прушинский вспоминал: «Я наблюдал за Сталиным несколько минут. Он говорил мало и спокойно. Внимательно слушал. Время от времени покидал группу собеседников и держался в стороне, предпочитая курить в одиночестве, в уединении. Никто не решался нарушить его молчание, уединенность. Сталин всегда сам их нарушал. Шуткой или замечанием, адресованными кому-либо поименно. Лицо, к которому он таким образом обращался, обменивалось с ним репликами, после чего Сталин возвращался к своему гостю – Сикорскому. Его манера поведения, которая характеризуется простым умением представиться: “Сталин”, казалась скромной и непретенциозной, но впечатление на тех, кто его окружал, это производило такое, какое гигант оказывал на пигмеев, либо Бог на простых смертных. Они всегда его видели, хотя и не глядели на него, думали о нем даже когда говорили о чем-нибудь постороннем. Чувствовалось, что в любой момент они готовы выполнить его приказы. Сам Сталин, казалось, был человеком, который жаждал, чтобы его мысли и желания угадывались до того, как они созреют в его голове, дабы не требовалось отдавать соответствующие распоряжения».
Контрнаступление советских войск под Москвой началось 5 декабря 1941 года. Немецкий солдат А. Фортгеймер писал 6 декабря домой: «Дорогая жена! Здесь ад, русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать, каждый час приносит страшные для нас вести. Холодно так, что стынет душа. Вечером нельзя выйти на улицу – убьют. Умоляю тебя – перестань мне писать о шелке и резиновых ботинках, которые я должен был привезти тебе из Москвы. Пойми – я погибаю, я умру, я это чувствую».
Из дневника сотрудницы Исторического музея М.М. Денисовой 9 декабря: «Вокруг Москвы кольцом вспыхивают огни, они говорят о близости боя. Целый день падал снег. Говорят, это хорошо, затрудняет путь вражеским танкам. С Москвы должно начаться поражение противника. Даже природа за Москву».
Из агентурной сводки: «Магазин № 3 – беседует группа женщин. Одна из них говорит: “После такого сообщения (о разгроме немцев под Москвой) легче на сердце. Наша Красная Армия одержала ряд побед и погнала проклятых немцев. А то раньше читаешь газеты или слушаешь радио, и страх брал, неужели они придут в Москву”. Другая женщина, на вид лет 45, говорит: “Красной Армии трудно выбивать немцев. Они делают заграждения и ледяные горы, и наши не могут их взять”. Женщина лет 35 говорит: “Хорошо, я не поехала из Москвы, понадеялась, что Москву не сдадут. И если т. Сталин подписал постановление о защите Москвы, значит, Москву должны отстоять. Так оно и вышло”».
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1941 года о возвращении аппарата ЦК ВКП(б) из Куйбышева в Москву.
В Москве 16 и 17 декабря 1941 года проходили советско-британские переговоры в Москве (миссия министра иностранных дел Великобритании Антони Идена). В ходе встреч Идена со Сталиным и Молотовым состоялся обмен мнениями по проблемам совместного участия в войне против Германии.
Дипломат И.М. Майский вспоминал: «Сталин устроил в честь Идена большой обед в Кремлевском дворце. За длинным столом кроме английской делегации сидели члены Политбюро, наркомы, генералы. Председательское место занимал Сталин. Справа от Сталина сидел Иден, рядом с Иденом сидел я и являлся для них обоих переводчиком. Сталин произнес главный тост в честь британского министра иностранных дел. В конце обеда отвечал Иден тостом за хозяев. В самом начале обеда произошел забавный инцидент. На столе перед Иденом в числе других вин стола большая бутылка перцовки. Желтоватый цвет жидкости несколько напоминал шотландское виски. Иден заинтересовался этой бутылкой и спросил Сталина:
– Что это такое? Я до сих пор не видал такого русского напитка.
Сталин усмехнулся и с искринкой в глазах ответил:
– А это наше русское виски.
– Вот как? – живо откликнулся Иден. – Я хочу его попробовать.
– Пожалуйста.
Сталин взял бутылку, налил Идену бокал. Иден сделал большой глоток. Боже, что с ним сталось! Когда Иден несколько отдышался и пришел в себя, Сталин заметил:
– Такой напиток может пить только крепкий народ. Гитлер начинает это чувствовать».
Из беседы Сталина с Энтони Иденом 16 декабря (на беседе присутствовали также нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов, посол СССР в Великобритании Иван Майский, посол Великобритании в СССР Стаффорд Криппс):
После взаимных приветствий и выражения удовольствия со стороны Идена вновь оказаться в Москве[18] и встретиться с товарищем Сталиным. Сталин предложил Идену проекты двух договоров – о военной взаимопомощи и о разрешении послевоенных проблем. Бегло ознакомившись с названными текстами, Иден заявил, что каких-либо принципиальных возражений против такого рода договоров у него нет, но что он хотел бы, конечно, несколько внимательнее изучить предложенные тексты и, может быть, внести в них те или иные небольшие поправки.
Сталин и Молотов не возражали против намерения Идена. Затем Сталин заявил, что, по его мнению, было бы желательно приложить ко второму договору секретный протокол, в котором была бы намечена общая схема реорганизации европейских границ после войны. Схема эта сводилась к следующему.
Польша. Западная граница Польши должна включать Восточную Пруссию и Корридор, причем немецкое население этих районов должно быть эвакуировано в Германию. Восточная граница Польши (граница с СССР) должна идти по реке Неман, причем Тильзит должен находиться в руках Литвы, составляющей часть СССР. Далее к югу эта граница, в основном, должна идти примерно по линии Керзона[19], которая может быть в известных пунктах частично модифицирована.
Чехословакия должна быть восстановлена в своих старых границах, включая Судеты. Этот последний район, ввиду его стратегической важности, ни в коем случае не может быть передан в руки Германии. Сверх того, территория Чехословакии должна быть увеличена на юге за счет Венгрии, которая должна понести надлежащее возмездие за свое поведение в ходе этой войны.
Югославия должны быть восстановлена в своих старых границах и несколько расширена за счет Италии (Триест, Фиуме, острова в Адриатическом море и т. д.).
Албания может быть восстановлена как независимое государство при гарантии ее независимости другими державами.
Турция в виде компенсации за соблюдение ею нейтралитета может получить Додеканес, населенный турками район Болгарии к югу от Бургаса и, может быть, какие-либо территории в Сирии. Полезно было бы также передать Турции некоторые острова Эгейского моря, закрывающие выходы из ее важнейших портов, вроде Смирны.
По этому поводу Иден заметил, что на Додеканес давно уже претендуют греки, ибо население названных островов является греческим, однако признал необходимость обсуждения и того или иного урегулирования данного вопроса.
Сталин, со своей стороны, прибавил, что отход от Болгарии Бургасского района явился бы наказанием за поведение Болгарии во время войны. Болгария должна была бы также несколько пострадать территориально и на своей югославской границе. Для Болгарии совершенно достаточно иметь один морской порт в виде Варны.
Греция должна быть восстановлена в своих старых границах. То же должно быть сделано и в отношении всех остальных оккупированных Германией стран.