В Кремле 10 декабря состоялось заключение договора между СССР и Францией о союзе и взаимопомощи. Генерал Шарль де Голль вспоминал: «В быстром темпе шел обмен прощальными приветствиями. “Рассчитывайте на меня, – заявил Сталин. – Если вы и Франция нуждаетесь в нас, то мы поделимся с вами последним ломтиком хлеба”. Вдруг, заметив возле себя Подцероба, переводчика, который присутствовал на всех встречах и переводил все разговоры, маршал[37] мрачно и грубо сказал ему: “Ты переводишь слишком медленно! У меня большое желание отправить тебя в Сибирь”. Я со своими сопровождающими направился к выходу. Обернувшись в дверях, увидел сидящего за столом одинокого Сталина. Он снова принялся есть».
Генерал С.М. Штеменко вспоминал: «В канун Нового, 1945 года, за несколько часов до полуночи, А.И. Антонов[38] объявил:
– Только что звонил Поскребышев и передал, чтобы мы приехали на “Ближнюю”[39] к половине двенадцатого без карт и документов.
На мой вопрос, что бы это значило, Алексей Иннокентьевич ответил шутливо:
– Может быть, нас приглашают встретить Новый год? Неплохо бы…
Через несколько минут последовал звонок от командующего бронетанковыми и механизированными войсками Я.Н. Федоренко. Он, в свою очередь, спросил, не знаем ли мы, зачем его вызывают на “Ближнюю”, причем тоже налегке. Я сказал, что сами ломаем голову относительно странного приглашения.
Союзники высаживаются из десантных катеров на побережье Нормандии. 1944 г.
В 23 часа вдвоем с Антоновым, как обычно, на его машине мы выехали, продолжая теряться в догадках о цели вызова. Ежедневные наши поездки на доклад к Верховному были, как правило, более поздними, а на праздники нас никогда не приглашали. За годы войны и слово-то это забыли. На даче у Сталина мы застали еще несколько военных – А.А. Новикова, Н.Н. Воронова, Я.Н. Федоренко, А.В. Хрулева. Потом подъехал С.М. Буденный. Как выяснилось, нас действительно пригласили на встречу Нового года, о чем свидетельствовал уже накрытый стол. За несколько минут до двенадцати все вместе прибыли члены Политбюро и с ними некоторые наркомы. Я запомнил только Б.Л. Ванникова и В.А. Малышева. А всего собралось человек двадцать пять мужчин и одна-единственная женщина – жена присутствовавшего здесь же генерального секретаря Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти.
Сталин занял свое обычное место в торце стола. С правой руки, как всегда, стоял графин с чистой водой. Никаких официантов не было, и каждый брал себе в тарелку то, что ему хотелось. С ударом часов Верховный Главнокомандующий произнес краткое слово в честь советского народа, сделавшего все возможное для разгрома гитлеровской армии и приблизившего час нашей победы. Он провозгласил здравницу в честь Советских Вооруженных Сил и поздравил всех нас.
– С Новым годом, товарищи!
Мы взаимно поздравили друг друга и выпили за победоносное окончание войны в наступающем 1945 году. Некоторая скованность, чувствовавшаяся вначале, вскоре исчезла. Разговор стал общим. Хозяин не соблюдал строгого ритуала: после нескольких тостов поднялся из-за стола, закурил трубку и вступил в беседу с одним из гостей. Остальные не преминули воспользоваться свободой, разбились на группы, послышался смех, голоса стали громкими. С.М. Буденный внес из прихожей баян, сел на жесткий стул и растянул меха. Играл он мастерски. Преимущественно русские народные песни, вальсы и польки. Как всякий истый баянист, склонялся ухом к инструменту. Заметно было, что это любимое его развлечение. К Семену Михайловичу подсел К.Е. Ворошилов. Потом подошли и многие другие. Когда Буденный устал играть, Сталин завел патефон. Пластинки выбирал сам. Гости пытались танцевать, но дама была одна, и с танцами ничего не получилось. Тогда хозяин дома извлек из стопок пластинок “Барыню”. С.М. Буденный не усидел – пустился в пляс. Плясал он лихо, вприсядку, с прихлопыванием ладонями по коленям и голенищам сапог. Все от души аплодировали ему. Гвоздем музыкальной программы были записи песен в исполнении ансамбля профессора А.В. Александрова. Эти песни все мы знали и дружно стали подпевать.
Возвращались из Кунцева уже около трех часов ночи. Первая за время войны встреча Нового года не в служебной обстановке порождала раздумья. По всему чувствовался конец войны. Дышалось уже легче, хотя мы-то знали, что в самое ближайшее время начнется новое грандиозное наступление, впереди еще не одно тяжелое сражение».
Ялтинская (Крымская) конференция
В городе Ялте на Крымском полуострове с 4 по 11 февраля 1945 года проходила конференция «большой тройки»: Сталин, Рузвельт, Черчилль. Советские войска в этот момент находились в ста километрах от Берлина, война вступила в завершающую стадию. Обсуждались следующие вопросы: деятельности новой Организации Объединенных Наций (ООН), восточные границы Польши, начало военных действий СССР против Японии, устройство послевоенной Германии и сферы влияния союзников на ее территории (создание оккупационных зон).
На Ялтинской конференции (слева направо): Черчилль, Рузвельт, Сталин.
Начальник охраны Сталина Н.С. Власик вспоминал: «Главное управление охраны обеспечивало всем необходимым все три делегации. Много трудов было положено на то, чтобы привести в порядок помещения, дороги, наладить телефонную связь. Крым немало пострадал от врага, который разрушал все подряд. Все три делегации были размещены следующим образом. Делегация США, возглавляемая президентом Рузвельтом, – в бывшем Ливадийском дворце в Ялте… Английская делегация, возглавляемая премьер-министром Черчиллем, – в бывшем Воронцовском дворце в Алупке. Советская делегация во главе с т. Сталиным – в Кореизе, в бывшем дворце Юсупова. Все заседания решено было проводить в Ливадийском дворце, так как президенту Рузвельту по болезни тяжело было совершать какие-либо переезды. За два года, которые прошли со дня Тегеранской конференции, Рузвельт сильно изменился. Он очень похудел и осунулся, чувствовалось, что он серьезно болен, но, несмотря на это, он был также приветлив, оживлен и доброжелателен. На конференции в Крыму присутствовали министры иностранных дел, начальники штабов и другие советники».
Из беседы Сталина и Черчилля в Воронцовском дворце 4 февраля.
Черчилль благодарит за удобства, предоставленные в его распоряжение. Сталин отвечает, что это долг гостеприимства. Большего наши работники не смогли сделать, так как у них было очень мало времени.
Черчилль спрашивает, какие вести поступают с фронта. Сталин отвечает, что неплохие.
Черчилль заявляет, что 8 февраля британская группировка войск совместно с 9-й американской армией перейдет в наступление на севере. Сталин говорит, что это хорошо. Нужно лишить немцев возможности перебрасывать свои войска с одного фронта на другой.
Черчилль говорит, что сегодня на заседании генерал Маршалл изложит планы союзников на западе. Он, Черчилль, хотел бы также, чтобы фельдмаршал Александер рассказал о положении дел на фронте в Италии.
Сталин говорит, что теперь Германия лишена Силезского угольного бассейна, и если она потеряет Рур, то есть если она лишится своих двух основных источников получения угля, то в Германии, в результате недостатка угля и хлеба, возможен внутренний крах до ее военного поражения. Черчилль отвечает, что это может случиться.
Сталин заявляет, что у немцев нет сейчас готовых резервов. Немцы построили очень мощные укрепления на востоке, но они защищались бойцами из фольксштурма[40], очень нестойкими людьми.
Черчилль заявляет, что он согласен с тем, что у немцев нет готовых резервов. В этой связи он, Черчилль, хотел бы спросить, что думает маршал Сталин о наступлении Рундштедта. Сталин отвечает, что Рундштедт поступил очень глупо, начав свое наступление в то время, когда у Германии нет сил. Это произошло потому, что Германия еще считает себя великой державой, но она уже перестала ею быть. Для новых операций нужны резервы, а у Германии их нет.
Черчилль говорит, что Гитлер приготовил паутину, но забыл про паука. Черчилль спрашивает, какого мнения маршал Сталин о Гитлере как о стратеге. Сталин говорит, что Гитлер как стратег испортился, Бок у него был гораздо умнее. Теперь же Гитлер растерял всех своих опытных генералов.
Дальнейшая беседа проходит в комнате, где развешены карты различных фронтов. Фельдмаршал Александер поясняет обстановку на своем фронте.
Сталин говорит, что немцы на итальянском фронте не будут наступать. Поэтому желательно было бы оставить часть сил союзников на фронте в Италии для обороны, а остальные перебросить через Адриатическое море для совместного наступления с Красной Армией в районе Австрии. Александер отвечает, что в настоящее время у него нет в наличии свободных сил для этой операции. Кроме того, как он думает, сейчас уже поздно приступать к ее осуществлению.
Из беседы Сталина и Рузвельта в Ливадийском дворце 4 февраля.
Рузвельт заявляет, что теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведенные немцами, он хотел бы уничтожить в два раза больше немцев, чем до сих пор. Сталин говорит, что после Тегеранской конференции дела пошли лучше.
Советский солдат срывает нацистскую свастику с ворот металлургического завода им. Войкова в освобожденной Керчи. Апрель 1944 г.
Рузвельт говорит, что это, бесспорно, верно. Один из членов его свиты поспорил с ним, Рузвельтом, о том, будет ли занят раньше Берлин или Манила. Сталин заявляет, что, по его мнению, Манила будет занята раньше Берлина. Дела там сейчас идут хорошо.
Рузвельт заявляет, что на днях на Лусон было высажено еще 20 тысяч американских солдат. Всего сейчас там 150 тысяч войск. Теперь американцы научились производить десантные операции. Сталин отвечает, что десантные операции – трудное дело. Но союзники хорошо владеют искусством этих операций.