Чудное здание русского посольства с огромными флигелями было заполнено различными учреждениями, гражданскими и военными, и только в нижнем этаже были апартаменты Врангеля и управляющего миссией А. А. Нератова. В парадных залах помещался госпиталь. Во дворе и у ворот на улице Пера всегда стояла толпа беженцев. Все в здании было серо и загрязнено.
Русские суда были отведены к азиатскому берегу Мраморного моря за Скутари. Там долго еще томились десятки тысяч беженцев, отчасти за неимением пристанища на суше, отчасти вследствие неполучения еще разрешения властей сойти на берег. Константинополь после войны находился под управлением союзников. В межсоюзной комиссии главным образом распоряжались французы и англичане, под начальством своих верховных комиссаров. Земский союз ежедневно снабжал суда хлебом и консервами. Войска стали отбывать в Галлиполи и на остров Лемнос (казаки). Через неделю стали освобождаться и суда с беженцами; кто переехал в город, а большинство в беженские лагеря в окрестностях Константинополя на европейском и на азиатском берегу. В городе, на Принцевых островах и в других местах уже находилось много беженцев, преимущественно одесской и новороссийской эвакуации. Мне часто приходилось бывать в лагере Лан, где поселилась семья брата. Лагерь помещался в казармах кожевенного завода на берегу Мраморного моря, за старинной городской стеной, близ мрачного Семибашенного замка. Неказистое помещение, и, как и в других лагерях, обзавелись скоро церковкой, хором, а также при помощи Союза городов – читальней. Питание беженцев в лагерях производилось главным образом на счет частной американской благотворительности. Американцы широко помогали все время одеждой, пищей и в культурных начинаниях (обучение).
В городе русская речь слышалась постоянно и повсюду встречалась русская военная форма.
Бывшие офицеры торговали на улицах пончиками и другими предметами. Открывалась масса русских магазинов, столовых, ресторанов и различных учреждений до тараканьих бегов включительно. В числе русских ресторанов были и самые лучшие и дорогие в Константинополе. Во многих ресторанах служили русские дамы. Богатые интернациональные клиенты (греки, армяне, левантинцы, евреи, еспаньолы[15]) вносили наиболее соблазна среди них, и немало моральных и семейных устоев рухнуло в Константинополе, который и в обычное время представлял из себя международное торжище со свободными нравами.
Турецкая монархия доживала свои последние дни. Султан жил узником в Ильдиз-Киоске. Я был на селамлике в одну из пятниц. Какая разница с блестящими селамликами при Абдулл-Гамиде в конце прошлого столетия, с блестящей свитой, чудным войском и великолепными лошадьми. Теперь – жиденькая процессия, без карет гарема и толпы евнухов за коляской султана, а малочисленные войска пополнены пожарными. В Константинополе хозяйничают союзники, а в Малой Азии в войне с греками возвышается, хозяйничает Кемаль, который одно время подходил близко к Константинополю, а падишаху и повелителю правоверных остался один Ильдиз-Киоск.
Среди русских беженцев, разумеется, страшная нужда. Широко действует Земский союз, возглавляемый Хрипуновым, и американская помощь. В городе и лагерях устраиваются бесплатные и дешевые столовые, организуется трудовая помощь. Обладающий меньшими средствами, возглавляемый Юреневым Союз городов, в котором работаю и я, как член его комитета, удовлетворяет культурные потребности (обучение, библиотеки). Открывается гимназия, перенесенная на следующий год в Чехию. Главная заслуга в открытии гимназии принадлежит А.В. Жекулиной, удивительно способной и энергичной организаторше в школьном деле. Она и Сомова, представительница американского филантропа Уитимора, пользуются большим авторитетом у американцев, и через них получаются от них значительные средства.
Через год от совещания послов в Париже приезжал ревизовать союзы В.Д. Кузмин-Караваев. Он произвел удивительную, исключительную, по тому времени общей нервности и сумятицы, ревизию, тщательную, обстоятельную и объективную. Наряду с большими заслугами он констатировал и недочеты, у Согора – главным образом в делопроизводстве, а в Земском союзе и по существу, а именно в том, на что особенно было распространено обвинение Земского союза, – в трате им самим значительных средств, переданных через князя Львова на нужды армии и предназначавшихся командованию, и в недаче этому последнему отчета в полученной от него сумме. В этом отношении воевал с Хрипуновым и Врангель и Русский совет при нем. Земсоюз не только не возвращал Врангелю выданной ему ссуды, но и отказался дать отчет в израсходовании этой ссуды.
В Константинополе собралась значительная группа кадетов (к.-д.). Часть их устроила общежитие, где жил и мой брат и Юренев, сняв двухэтажный дом в квартале Харбие. Кроме того, летом на азиатском берегу Мраморного моря была и к.-д. дача, при школьной колонии Согора. Мы еженедельно, особенно в первое время, заседали, а члены Центрального комитета собирались изредка. Главной нашей задачей было образование, а затем и направление деятельности межпартийного объединения ПОК (Политический объединенный комитет) под председательством Юренева, в который кроме кадетов входили представители Земского союза, Согора, Торгово-промышленного союза и других организаций. Частые собрания ПОКа были многочисленны и иногда очень оживленны. Впоследствии ПОК принял на себя функции отдела Национального комитета.
Много времени общественные организации посвящали выяснению своего отношения к армии и Врангелю. В самом начале константинопольская общественность (в том числе Юренев, Хрипунов и др.) письменно выразила Врангелю готовность всецело поддерживать его преемственную власть как главнокомандующего. Потом, когда зарождался Русский совет, стали предъявлять всякие условия при выработке взаимоотношений. Было много совещаний в посольстве и на «Лукулле», которые ни к чему не привели, между общественностью и Врангелем установились холодные отношения, и Русский совет потом многими бойкотировался.
Теперь я думаю, что тогда из-за пустяков ломали копья. Я лично, не придавая большого значения параграфам выработанной конституции, решил для себя всецело поддерживать армию, как политическую и национальную силу, и думаю, что моей непосредственной работой при ней я внес свою скромную лепту для конечной правильной оценки эмиграцией армии с политической точки зрения.
Кроме политического объединения ПОКа дружно и плодотворно работал ЦОК (Центральный объединенный комитет) благотворительных учреждений (Красный Крест, Союз городов, Земский союз) под председательством Б.Е. Иваницкого.
О левых политических организациях не было слышно. Сформировалась монархическая группа.
В редакции одной из турецких газет в Стамбуле я присутствовал на ряде бесед с турецкими редакторами и публицистами. Турки в общем замечательно хорошо относились к русским и ненавидели французов и особенно англичан. Например, без установленных пропусков они ни за что их не пропускали в Святую Софию, а меня, узнав, что я русский, пропускали без всяких билетов. Беженцам они помогали насколько могли. Недалеко от посольства, на маленькой площадке, возвышавшейся над улицей, среди трех стен, устроились беженцы наподобие табора, в котором они жили и мерзли зимой. Я сам видел, как сгорбленный старик мулла раздавал им деньги. И это далеко не единичный пример.
Я получил телеграфный вызов от Коновалова из Парижа в Учредиловку, как член Учредительного собрания. Как ни соблазнительно было поехать в Париж с даровым проездом и оплатой пребывания там, я не поехал, так как считал ненужной затею поднимать тень Учредительного собрания с его С. Р-ско-большевистским подавляющим большинством, выборы в которое производились уже при большевиках, в смутное время ноября 1917 года. Небольшая кучка его членов за границей не могла ни у кого пользоваться авторитетом. И действительно, этот пустоцвет через некоторое время завял, ничего не сделав и поглотив зря известное количество труда и денег.
В большом вестибюле парадной посольской лестницы торжественно состоялось открытие Русского совета в присутствии многочисленных гостей. Врангель и некоторые из нас произнесли речи. Всего членов Русского совета было человек 45; председательствовал Врангель. Несколько человек было по назначению (я, Шульгин), остальные по выборам общественных (не политических) групп: земских гласных, городских гласных, парламентского комитета, Торгово-промышленного союза, а впоследствии и территориальные представители от Болгарии и Сербии. Русский совет был финансово-контрольным аппаратом при армии; кроме того, он должен был быть посредником между армией и гражданской эмиграцией, быть истолкователем нужд армии и ее политического значения, облегчая главнокомандующему его роль в трудном международном положении, то есть косвенно функции Русского совета были и политические. При этом считалось нужным поддерживать моральную связь и преемственность армии от Добрармии и преемственность власти Врангеля как главнокомандующего от Корнилова. Заседали мы или в кабинете Врангеля внизу, или в одной из зал посольства, оставаясь из-за холода в пальто и шапках.
Казалось бы, что такие задачи были вполне естественны и надо было идти навстречу главнокомандующему, раз он искал общественной опоры, но Русский совет встретил враждебное отношение не только среди левых партий, не признававших армию, но и среди большей части Политического центра, который не знал и не понимал армии.
К сожалению, долгие переговоры не привели и к представительству казаков. Соединенный совет Дона, Кубани и Терека потребовал около половины мест своим представителям и предъявил ряд требований, до права самостоятельного сношения с иностранными державами включительно (!). Как ни странно было это последнее требование, препираться из-за этого, по-моему, не стоило. Бог с ними, пускай сносились бы, все равно ничего из этого не вышло бы.
Для популяризации условий жизни армии на чужбине я взялся выпускать гектографированную официозную еженедельную информацию «Д. и Л.» (инициалы мои и Львова, который предполагал сначала сотрудничать). Сведения я получал из штаба и из частей, а информацию посылали в русские газеты, некоторым учреждениям и лицам во все страны. За два года ведения мной этого дела было выпущено в Константинополе и Белграде более ста бюллетеней, и, при оторванности Лемноса, Галлиполи и Балканских стран от прочей эмиграции, они сыграли известную роль в усвоении этой последней истинного положения и задач переброшенных и сохраненных остатков армии, что, особенно в начале, мало кому было известно и ясно. Из газет всецело поддерживало армию и печатало мою информацию «Общее дело» Бурцева, которое в 1921 году прекратило свое существование, а также несколько маленьких провинциальных газет, в том числе «Новое время», газета монархическая и националистическая. «Руль» систематически информацию не печатал и вообще почти игнорировал армию, а левая пресса была клеветническо-враждебна армии. Отсутствие внепартийной национальной газеты, стоящей на платформе армии, нами очень болезненно ощущалось. Теперь этот пробел в значительной мере пополнен выходом «Возрождения», на которое армия может вполне рассчитывать.