Они долго спускались. Двое суток Гелин искал, куда поставить лапу, на неимоверно длинной лестнице с выщербленными ступенями, на изрезанной трещинами дороге, плиты которой почти уже исчезли под лишайником и пучками травы, в кустарниковых рощах, опутанных шевелящимися лианами… Иногда, привставая в седле, Фрисс видел вдалеке смутные силуэты хижин, вознесённых на высоких сваях. Вокруг не было никого – только птицы и змеи. В скалах свистел насквозь промокший ветер из болотистой долины. Фрисс кутался в плащ и с опаской оглядывался на зловещие белые ворота. Перевал уже заволокло дымкой… но если там что-то случится, внизу будет слышно. С Нирн а-Тхэннуал не доносилось ни звука, и путники старались хранить молчание. Кажется, даже Нецису было не по себе.
Когда склон стал пологим, а кустарниковые дебри отступили, вытесненные хвощевым лесом и его серебристой травой, Гелин остановился на краю широкой террасы, и путники ненадолго спешились, чтобы размять ноги. Внизу колыхалось свинцово-серое море, озаряемое синими сполохами. Низкие тучи улеглись на кронах гигантских папоротников, и Фрисс впервые увидел их сверху – он был сейчас над папоротниками и над грозовыми облаками. Он смотрел на бушующее «озеро» под ногами, тщетно разыскивая просветы в тучах, и думал о воде. Немало её, должно быть, проливается сейчас там, в долине…
- Полуденный ливень, - криво ухмыльнулся Нецис, остановившись рядом с Речником. – Нам легко будет затеряться там, Фрисс. В затопленном межгорье никто не найдёт следов. А людей там давно нет.
Речник покосился на него, но не спросил ни о чём.
На обочине древней дороги, едва заметной под пёстрым лишайником, лежал огромный валун – округлый, отчасти погружённый в землю, очень похожий на свернувшегося клубком зверя. На каменных боках были высечены круглые выпуклые глаза – сотни глаз с круглыми и вертикальными зрачками, больших и маленьких.
- Хвала могучей Этуген, держащей на себе мир, - прошептал Речник, склонив голову. – Да будет твой сон мирным…
На камне Этуген не было ни пятнышка лишайника, ни волокна мха. Но не было рядом и жертвенных чаш, и никто не сложил к валуну подношения. Фрисс долго смотрел на тысячеглазое бесформенное изваяние и вспоминал другого духа со множеством глаз… хотел бы он сейчас встретиться с хранителем «Идис»! Даже раскалённый и лучистый хранитель сарматской станции показался бы ему сейчас родным…
Далеко внизу, под пологом туч, уже не изливающихся дождём, но по-прежнему тёмных и хмурых, Речник Фрисс рубил и стаскивал в кучу мокрые ветки папоротника. С каждого дерева бежали ручьи, дорогу залило, в лужах копошились не то червяки, не то ящерицы, и какая-то лиана мерно раскачивалась на ветвях, широко раскинув лепестки красно-чёрных цветов. Перистые змеи не решались покинуть дупла, только провожали Речника недобрыми взглядами – видно, следующий дождь был не за горами.
- Нецис! – окликнул Фриссгейн Некроманта, сваливая папоротник на дорогу. Тут же сверху плюхнулся Алсаг и начал вылизывать плечо, блестящее от медузьей слизи. Гелин недовольно фыркнул и спихнул кота в лужу, прежде чем лечь на ветки самому. Он еле поместился на настиле, ушедшем под его тяжестью в дорожную грязь.
- Та-а… Фрисс, мне кажется, на лучший костёр мы можем не рассчитывать, - вздохнул чародей, кивая на творение своих рук – дымящийся ворох мокрых обрубков хвоща. Они больше чадили, чем горели, но Речник обрадовался огню.
- Алсаг! – позвал он Хинкассу. Та настороженно подошла к костру, громко чихнула и примостилась на краешке сухого камня, с которого только что поднялся Некромант. Фрисс покачал головой и накрыл кота своим плащом, присаживаясь рядом.
- Смотри, Фрисс, - маг показал Речнику пригоршню чёрных камешков. – Это базальт из Зорких Гор. Он прочный, но к утру, думаю, удастся его растолочь. Этого хватит на много зелья…
- Ты великий алхимик, - вздохнул Фрисс, - если в такую погоду и после такой дороги ещё думаешь о зельях. Ложись лучше спать. Все мы устали, а что будет завтра – даже загадывать не хочу. Здесь плохая вода – и её слишком много. Сегодня мы ехали – а завтра, Река моя Праматерь, не пришлось бы нам плыть…
Нецис сосредоточенно разглядывал осколки базальта и на Фрисса не смотрел.
- Я постою на страже, - негромко отозвался он. – Отдыхайте. Ваш сон не потревожат. Ночные дожди здесь редки.
Сверху шмякнулась большая медуза, стекла по плечу Речника и уплыла куда-то в болото. Фрисс поморщился и посмотрел, приложив ладонь ко лбу, вперёд – в темноту, быстро сгустившуюся над затопленной и заросшей мхом дорогой. Впереди склонялись полуутонувшие папоротники, чахлые и кривые, вздувались буграми стволы и корявые ветви Самуны, плавали в чёрной воде облетевшие лепестки Гхольмы, пустившей корни прямо в плиты мостовой. Болото подступало к дороге вплотную, и из темноты доносилось гулкое булькание пузырника – растение не отличало день от ночи и не умело молчать.
- На дороге вырос мох, - покачал головой Речник, направляя в темноту луч церита-фонарика. Кроме мха, он увидел на древней мостовой пузатые «бочонки» пузырника, перепахавший дорогу корень Самуны, облепленный мелкими папоротниками, и здоровенного дикого кота с багровой шерстью и сложенными за спиной крыльями. Кот, сверкнув глазами, молча сгинул во мраке.
- И не только мох, - пробормотал Фрисс, убирая светильник. – Нецис! Ты видел когда-нибудь, как по этой дороге идёт караван? Вот мне было бы интересно на это посмотреть…
Нецис поднял голову и криво ухмыльнулся, ссыпая камешки в карман.
- Здесь двадцать два века не ходят караваны, - отозвался он. – Здесь, в межгорье, три дороги. Караваны ходят по двум другим. Сюда, на тропу Нирн а-Тхэннуал, спускаются те, кто хочет укрыться. Это путь на Тешамген, Фрисс. С тех пор, как Тешамген пал, эта тропа заброшена.
«Ещё один город мертвяков…» - Речник тяжело вздохнул. «Но хоть бы они за дорогой следили! Не проснуться бы ночью по шею в трясине…»
И всё-таки под замшелыми плитами мостовой была высокая насыпь. Фрисс не верил в неё, пока пробирался по папоротниковым чащам и прорубался сквозь заросли сырой менессы, но тут он убедился – насыпь всё-таки была. А вот теперь она закончилась.
Впереди, поглотив и менессу, и переплетённую поросль пурпурного холга, медленно колыхалось чёрное озеро. Ряска уже всплыла на его поверхность, белые волокнистые «тарелки» плавучих грибов распластались среди верхушек утопленного мха, папоротники накренились, и листья их поникли. Только могучие Самуны, как скалы, возвышались над бескрайним болотом, и птицы со всей округи галдели в их ветвях. Трескучие стрекозы и пузатые фамсы сновали над водой, гоняясь за мошками. Фрисс смотрел в чёрную воду и не видел дна. «Вода и грязь… грязь до самых корней земли,» - растерянно думал он. Тут было настоящее живое озеро, не морок из слизи и папоротникового сока, и Речник слышал, как под зыбкой гладью движутся мощные течения… но дна у него не было.
Мощёная дорога обрывалась над водой. Её плиты были расколоты и медленно, год за годом, сползали с насыпи, сейчас её подмыло, и Гелин не подходил близко к краю. Прямо под дорогой начинался омут.
- Этого я и боялся, - Нецис нахохлился и спрятал руки в рукава, как будто в удушливом жарком тумане его пронзил озноб. – Имгвуэйна вышла из берегов. Нам надо как-то пересечь её, Фрисс. Другой дороги тут нет. Я попробую призвать хищный туман, но не уверен, что он сможет тебя нести… хотя, если тут найдётся несколько черепов, то можно будет…
- Нецис, погоди созывать мертвяков, - поморщился Речник. – Если бы вон с той Самуны оторвать пару листьев и кусок коры… Можешь забраться на дерево и срезать тот лист? Я поищу, из чего сделать шест…
Округлый плот, обшитый кожистыми листьями, бесшумно скользил по чёрной воде, разгоняя ряску и белесый мох. Невидимое, не слишком сильное, но уверенное течение несло его, как рыба, на спине. Фрисс с шестом в руках стоял на слегка заострённом «носу», нащупывал под водой корни Самуны и затопленные коряги, смотрел на далёкие деревья – их кроны смыкались над озером, погружая его в зыбкую тень – и вспоминал, куда и зачем он отправился… и как давно это было. Пурпурный Лес странно влиял на память – иногда Фриссу казалось, что он вошёл сюда вечность назад.
Он проснулся от судороги, пробежавшей по телу, и ледяного дуновения, распахнул глаза и попытался вскочить, но край плота ускользнул из-под ног, и Речник наступил в холодную воду. Он лежал на спине, головой на коленях Нециса, и над ним неровно мерцал зелёными искрами медальон-звезда. Впереди – за носом плота, за странной тварью из серо-жёлтых костей, устроившейся у воды – быстро тонули и расплывались мутной слизью огромные чёрно-жёлтые цветы, похожие на распахнутые пасти. Зелёные искры дрожали на их разлагающихся останках.
- Тише, Фрисс, - Некромант прикрыл медальон ладонью. – Мы заплыли в заросли Х’тарр Кси. Обычная напасть озёр, которые некому чистить… Они больше не нападут. Спи спокойно.
- Что у нас на носу? – пробормотал Речник, скосив глаз. Ему не привиделось – на плоту действительно сидел костяной голем – тело из черепа, множество когтей, пара лап, крепко сжимающих шест. Мертвяк вёл плот по озеру, ловко отталкиваясь от невидимого дна.
- Тхэйга… Ты когда успел её сделать? – спросил Фрисс и зевнул. Усталость была сильнее любопытства.
- Это недолго, Фрисс, - Некромант усмехнулся краем рта. – Ничего странного не происходит. Спи…
Два десятка шагов они прошлёпали в воде – сперва по колено, потом по щиколотку. Плот остался на краю затопленной насыпи – дальше было не проплыть. Фрисс думал даже, не взять ли его с собой, но потом потряс головой, отгоняя болотный морок, и решительно взобрался на обломок неразмытой мостовой и протянул руку Нецису. Некромант выбрался из озера и по-кошачьи встряхнулся.
- Гостеприимная гавань Тешамген, - пробормотал он с блуждающей улыбкой. – Фрисс, скажи, я ещё отличаюсь от умертвия?
- Ещё как отличаешься, - заверил Речник, вытряхивая из волос кладку фамсовой икры, живую стрекозу и клочья тины. Во всех карманах что-то шевелилось, в некоторых – шипело или квакало. Сняв сапог, полный воды, и отпустив на волю Водяное Око, случайно в него заплывшее, Фрисс помахал озеру на