Тёплое питьё – тёмно-багровое, пахнущее подгорелым мясом – обожгло не только горло. Жар прокатился по всему телу, и Кесса медленно сползла обратно в кокон. Руки остались снаружи, и теперь она видела кусок ослепительно-белого рукава. По краю извивалась строчка алой вышивки. Никогда у Кессы не было такой рубахи…
- Подними левую руку, - жёлтоволосый зашёл с другой стороны, прокатил по запястью Кессы холодный каменный шарик и довольно хмыкнул. – Пошевели кистью. Вот так… Да, всё срослось, будто и не ломалось. Недурно…
«Ломалось?!» - Кесса изумлённо замигала. Слабость и жар отступили, и она снова поднялась на локте, вглядываясь в лицо лекаря. Странное, узкое и скуластое… и глаза цвета молодой травы… и заострённые уши под жёлтыми волосами… Кесса подпрыгнула на месте, едва не вывалившись из кокона.
- Эльф! – выдохнула она. – Подземный эльф! Ух ты…
Эльф прикусил губу, сдерживая смех.
- Что верно, то верно, - кивнул он. – Риланкоши Кен’Хизгэн, если быть точным. С пробуждением, Кесса, Чёрная Речница.
- Ох ты! Так ты знаешь… Но откуда… - Кесса поспешно прикусила язык и быстро огляделась по сторонам. Она увидела обширную залу, стены из зеленоватого камня и скамьи вдоль них, ковры из переплетённых листьев папоротника на полу и пустые коконы, подвешенные к потолку. На сводах, среди пчёл и цветов, горели яркие жёлтые цериты, а в узкую прорезь окна, забранного сетчатой рамой со множеством цветных стёкол, сочился приглушённый свет. Запах мохового леса, затопляемого дождями, наполнял залу, и что-то ещё вплеталось в него – незнакомые травы, горящая смола и кровь.
Ещё один авларин стоял у дверной завесы, но Кесса увидела его не сразу – прежде её взгляд остановился на роскошном полотнище с вытканными на нём игривыми ящерками. Эльф шевельнулся и шагнул к двери, и Кесса растерянно мигнула. Он смерил её задумчивым взглядом, едва заметно усмехнулся и вышел из залы.
- Где я? И где… где Речник Фрисс? И Флона? И Аллан со своим ящером? – прошептала Кесса, тщетно нащупывая на груди Зеркало Призраков, а на рукавах – бахрому. Кто-то снял и унёс её одежду – и куртку, и рубаху, и плосколапые ботинки.
- Ты в Меланнате. Меланнат-на-Карне, наша крепость, - медленно, по слогам, проговорил авларин. – Тебя нашли на берегу Карны, принесли сюда. Никого больше там не было. Ты помнишь, что с тобой случилось?
- Ещё бы! – Кесса вздрогнула, вспомнив, как свистел в ушах ветер, и как мчались мимо отвесные скалы. – Но… Ты ведь знаешь всё это? Ты знаешь, кто я! Вы как-то залезли мне в голову, да? Как царица демонов-пчёл, как великие змеи Мваси…
- Храни нас Кетт, - поморщился Риланкоши. – Мы не лезем в чужие головы, нам хватает и своих. Ты уже просыпалась, Чёрная Речница. Мы кормили тебя, иногда ты что-нибудь говорила и засыпала снова. Пока срастались кости, мы не хотели тебя поднимать. А теперь ты, если хочешь, можешь встать. И рука, и бедро, - всё зажило.
- Это ты спас меня? – тихо спросила Кесса. Выбраться из кокона было нелегко – шаткое сооружение раскачивалось, и надёжной опоры в нём не было, да и пол, укрытый коврами, оказался коварным – она едва не утонула в нём, провалившись по щиколотку. Риланкоши придержал её под руку и покачал головой.
- Немного привёл в порядок, так лучше сказать. Откуда бы ты ни свалилась, это мало тебе повредило. Хочешь ещё яйцо?
- Хочу! – Кесса проглотила вязкий желток и задумчиво посмотрела на пятнистую скорлупу. – А чьи это яйца? Неужели чаячьи?
- Откуда же в Тарнавеге чайки? – невесело усмехнулся Риланкоши. – Я видел их только в книгах. Красивые птицы… Это яйца чёрной харайги.
- Харайги? – Кесса недобро сощурилась, вертя скорлупу в руке. – Вот это дело…
Осёкшись, она посмотрела на свои босые ступни, на незнакомую строчку вышивки вдоль подола, и шмыгнула носом. Холод накатывал изнутри.
- Речник Фрисс… Он же не мог умереть, правда? Он отбился от скальных змей… - она с надеждой посмотрела на авларина.
- Речник Фрисс? Воин, о котором рассказывали, что он шёл с тобой? – Риланкоши сощурился, что-то припоминая. – В тех слухах, что доходят до меня, правды столько же, сколько в стократно отражённом эхе. Его видели ещё несколько раз, уже одного. Он был там, где знорк-Некромант открыл врата в Запределье, и ещё говорят, что маленький панцирный ящер и его всадник-мечник спаслись от Чёрного Дракона. Это один и тот же воитель?
- Да! – Кесса сверкнула глазами. – Это Речник Фрисс и Флона! Они живы! И Некромант… Это был Саркес, верно? Фриссгейн покончил с его пакостями?
- Они закончились сами, естественным путём, - усмехнулся эльф – без особого, впрочем, веселья в глазах. – Запределье поглотило его. Врата, к счастью, удалось закрыть, и мы даже их не видели. Тебе пора сесть, Чёрная Речница. Твои силы ещё не вполне восстановились.
Это чувствовала уже и сама Кесса – она дрожала мелкой дрожью, и ноги подкашивались. Сердце колотилось под самым горлом. «Саркес мёртв. Жаль, что не мы догнали его, и он успел нагадить,» - думала «Речница», разглядывая зелёную стену. «И как хорошо, что Речник Фрисс жив, и Флона тоже жива! Может, я ещё догоню их… расскажу, как попала в эльфийскую крепость, - они не поверят!»
- Ты скоро наберёшься сил, - сказал Риланкоши, наблюдая за ней. – Здесь в еде нет недостатка, и здесь спокойно. Вечером, если ты будешь готова, княгиня Миннэн придёт к тебе. У неё много вопросов, но мы постараемся не утомлять тебя чрезмерно.
- Княгиня? Она правит всеми эльфами? – Кесса оглядела свою рубаху и нахмурилась. – Тогда мне нужна моя одежда. Вся, и куртка тоже.
- Миннэн придёт к тебе, а не к твоей одежде, - покачал головой Риланкоши, но всё же открыл длинный сундук, покрытый причудливой резьбой. И куртка, и обе рубахи, и штаны, и башмаки, и все обмотки и повязки, - всё было тут. Кесса прижала к себе чёрную истёртую броню и уткнулась в неё лицом. Та пахла странно – незнакомыми пряными травами, и крохотные белые лепестки сыпались с неё.
- Теперь я Чёрная Речница, - довольно усмехнулась странница, когда последний ремешок был затянут, а пуговица – застёгнута. Риланкоши не мешал ей – всё так же наблюдал, стоя поодаль, как за неведомым зверьком.
- Ты всё время – Чёрная Речница, - строго заметил он. – Поэтому ты здесь. Твоё появление породило в Меланнате немало слухов. Многим интересно будет на тебя взглянуть. Очень давно никто из Чёрной Реки сюда не приходил.
- Давно? – эхом повторила Кесса, поднимаясь со скамьи. – И никого из Чёрных Речников нет сейчас в крепости? Но… они ведь приходят сюда? Здесь собираются Чёрные Речники… это все знают!
- Очень давно никто не приходит, - покачал головой Риланкоши. – Ты – первая за… да, за четыреста лет, может, годом больше или меньше. Последней была Ксилия Болотный Огонёк, после неё не приходил никто.
- Я слышала о ней, - прошептала Кесса, склонив голову. – У меня её лук. Можно с ней увидеться? Надо отдать ей оружие…
- Она умерла, - вздохнул авларин. – И, как говорят, ей не хотелось задерживаться среди живых. Она прожила тут четыре года… Не слишком весёлый разговор, так? Хватит скверных новостей на сегодня. Я здесь, если захочешь ещё о чём-нибудь спросить.
Он подошёл к большой глиняной чаше, чья ножка, причудливо изогнувшись, врастала в стену. Над сосудом нависала выступающая из камня рыбья голова – серебристая, блестящая, с маленькими плавничками по бокам и выпученными глазами. Из пасти рыбы потекла вода, и эльф подставил под струю каменный шарик, опутанный тесёмками.
«Вода приходит сюда сама,» - покачала головой Кесса. «Кто-то проложил ей дорогу в камне. Удобно…»
Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, - и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, - там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белесой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.
- Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?
- Первый день Маринни, - отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. – Ты проспала тринадцатый Семпаль.
- Маринни?! – Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. – Была же середина Айкени!
- Да, помню, - Риланкоши с трудом сдерживал смех. – А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге… Хорошее время для сна.
- Первый день Маринни, - прошептала Кесса. – И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы… и все они вернулись в Фейр… все, кроме меня!
Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. «Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился…»
Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол – так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся – и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.
- Беда! – выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре – два побольше, два поменьше – и на каждом – по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.
- Вот даже как? – нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. «Харайга!» - теперь она вспомнила, на что похоже это создание. «Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!»