сся разочарованный скрип, чёрные силуэты бросились врассыпную, сверкая алыми хохолками. Алайга вломилась в кусты и помчалась куда-то, оставляя за собой развороченный мох и обломки веток. Кесса, проводив её взглядом, снова посмотрела на облака – Нингорс поднялся чуть выше, и туман клубился совсем рядом, встань – и дотянешься рукой…
Странница медленно приподнялась, не выпуская поводьев и стараясь не смотреть вниз, оттолкнулась от опоры – и выпрямилась во весь рост. Крылья Нингорса рассекали воздух, и мышцы на спине под Кессой непрестанно шевелились, и всё же он летел ровно, и Речницу почти не качало. Задыхаясь от восторга, она смотрела на лес, на поросли холга – маленькие моховые кочки, на пасущихся алайг – стайки ящериц среди травы и камней, и на пурпурную полосу у горизонта. «Совсем как в легендах!» - Кесса, отпустив один из ремней, широко расставила руки, ловя встречный ветер.
Солнце, так и не выглянув из-за туч, ушло в Бездну, вспыхнув алой искрой на краю неба. Другой край уже наливался лиловой мглой.
- Нингорс! – Кесса, проворно опустившись на четвереньки, потянула его за гриву. Из-под чёрных жёстких волос показался ряд чуть загнутых шипов – их Речница трогать не стала.
- Что? – отозвался хеск, чуть снизившись. Деревья тут стояли реже, папоротники на зыбком болоте не вытягивались высоко – Нингорс пролетал над ними, не коснувшись ветвей.
- Солнце село, вот-вот стемнеет!
- Вижу, - Алгана даже ухом не повел. Крылья всё так же рассекали воздух – не быстрее и не медленнее.
- Ты не приземлишься на ночь? – удивилась Кесса. – Так и будешь лететь?
- Я люблю темноту, - хеск испустил короткий вой и чуть качнул крыльями, спугнув летучего ящера-падальщика с ветки. Тот взлетел и долго кружил над деревом, не понимая, что подняло такой ветер.
- А как ты спишь? – спросила Речница, перекрикивая вопли ящера и треск ветвей. Похоже, Нингорс не услышал её – к одному напуганному летуну присоединилась стая, приземляющаяся на то же дерево. Им ответил рокочущий вздох откуда-то снизу. Кесса вздрогнула, узнав голос зурхана.
«Видно, Алгана спят на лету,» - подумала она, укладываясь на широкую спину. Трудно было найти место, где ни в бок, ни в локоть не впивались бы спинные шипы. Намотав поводья на руку, Речница прижалась щекой к мохнатой спине и прикрыла глаза. Ветер холодил лицо, шорох листьев казался шелестом речных волн. «Что ж, попробую и я…»
Проснулась она от ощутимого удара – что-то жёсткое врезалось в лопатки и поясницу, голова неловко запрокинулась. Кесса открыла глаза и охнула. Она летела над лесом, и от ветвей, тающих в утреннем тумане, её отделяли только лапы Нингорса. Заметив, что она шевелится, хеск покосился на неё, фыркнул и развернулся в воздухе, направляясь в тёмные заросли.
- Жива? – ухмыльнулся Нингорс, опустив её на берег ручья. Кесса хватала ртом воздух – земля приблизилась слишком резко.
- Вы, знорки, так часто спите? – шевельнул ухом хеск. – Так же часто, как набиваете живот. Надо было предупредить, я еле успел тебя поймать, когда ты скатилась на крыло.
- Спасибо, - пробормотала Кесса. – Вы, Алгана, вообще не спите? И ты не устанешь вот так лететь и день и ночь?
- Приятно размять крылья, - пожал плечами Нингорс. – Удобнее лететь без остановок. Но вы, знорки, так странно устроены… Ты так и будешь засыпать, едва стемнеет? Тогда надо что-то придумать. Держать тебя в лапах, пока не проснёшься?
Кесса помотала головой.
- У меня есть спальный кокон и немного авларской верёвки, - сказала она, заглянув в дорожную суму. – Если бы привязать его к тебе… например, под брюхом, чтобы не мешал полёту… я бы забиралась туда с вечера и никуда не падала.
- Авларская верёвка? – Нингорс попробовал тонкий канат на зуб. – Должна выдержать. Но сейчас-то ты выспалась, знорка?
- Да, - кивнула Кесса, забрасывая суму за плечи. – Летим.
…Стук, треск и плеск разносились по лесу – кто-то невдалеке бил по камням в пойме широкого ручья. Кесса вгляделась в переплетения ветвей и увидела у подножия гигантских папоротников склонённые фигурки. Существа, одетые, как люди, и перемазанные серым илом, копошились в русле. Они дробили каменные плиты, долго копались в осколках непрочной породы, ссыпали что-то в травяные сетки и уносили к глубокой воде. Один из них сидел у ручья, осматривая и ощупывая каменное крошево, двое усердно колотили по расколотым плитам, ещё один расчищал берег от мха и выдирал с корнями траву.
- Кладоискатели! Смотри, Нингорс, они ищут яшму!
Алгана выразительно фыркнул.
- Вольно же им баламутить болото…
- Они не в лесу живут, - Кесса вертелась, пытаясь получше рассмотреть кладоискателей, но деревья заслоняли их, а Нингорс не спешил к ним повернуть. – Они одеты, как горожане! Тут где-то город неподалёку?
- От них никуда не денешься, - угрюмо отозвался хеск и набрал высоту. Сквозь густеющий небесный туман звуки с берега ручья были почти не слышны, а существа отсюда казались совсем крохотными.
Ещё один отряд попался путникам после полудня – десяток хесков, одетых по-рабочему, возился у ручейка с каменистым дном. Весь ил был вскопан и свален в сторонке, серая плита под ним – раскрошена, и существа перебирали её осколки. Один из копателей со странным трёхзубым копьём ходил по берегу, поддевая мох и заглядывая под каждую кочку.
- Нингорс, не взлетай! – попросила Кесса. – Посмотрим на них!
- На что там смотреть? – буркнул Алгана, но в туман нырять не стал и замедлил полёт. Между ним и копателями раскинуло замшелые ветви старое дерево – целый город пернатых ящеров и летучих рыб, обиталище канзис и проворных микрин. Они роями кружили над каждым сучком, выглядывали из трещин в коре, одна даже врезалась Кессе в живот, и Речница охнула и потёрла ушибленное место.
Один из кладоискателей содрал моховой ковёр с бугорка и ударил по обнажившемуся камню киркой. Посыпались камешки, и он, отбросив кирку, с радостным воплем склонился над ними. Тут же радостный вопль сменился истошным воем – зубастая пасть сомкнулась на его руке и потащила его в воду. Тёмная промоина, до того прикрытая мхом и травой, вдруг распахнулась, выпустив водяную ящерицу. Житель закричал, упираясь в камни, и ударил напавшего по макушке. Тот, кто ходил с копьём, кинулся на помощь, но второе водяное окно открылось в трёх шагах от него, и кладоискатель шарахнулся в сторону. Мгновение спустя пять ящериц выбрались на берег, и жители, побросав камешки, похватали кирки и копья. У ямы окровавленный хеск на четвереньках уползал под корни дерева, ящерица пускала кровавую слюну, но упорно ползла за ним, а воин с копьём пытался отогнать её.
- Ну вот, - буркнул Нингорс. – Докопались.
Две Куаймы, щёлкая зубами, прижали кладоискателей к дереву. Их кололи копьями, били кирками, но редкий удар достигал цели, и ящерицы будто не замечали боли. Раненый житель вскарабкался на выступ в десятке локтей над землёй и оттуда кричал и кидался кусками коры. Кто-то зазевался, и ящерица вцепилась ему в ногу и подмяла его под себя.
- Нингорс! – Кесса вцепилась в жёсткую гриву, и хеск сердито зарычал. – Их сожрут!
- Горе какое, - фыркнул Алгана, встряхиваясь всем телом. В руке Речницы остался пучок чёрной шерсти. За деревом хлюпал мокрый мох – ещё две ящерицы выбрались из болота и сели поодаль, часто дыша и раздувая горло. Куайма, подмявшая под себя ещё живого хеска, вцепилась зубами в древко копья и вырвала оружие из рук воина, тот, растерянно оглядевшись, отступил, и как раз вовремя – пасть сомкнулась там, где только что была его нога. Кесса взглянула на спокойно летящего Нингорса, на проносящиеся мимо ветки старого дерева – и, схватившись за свисающую ветвь, сорвалась в бездну.
- Лаканха!
Ветка, на её счастье, не треснула, и Кесса, цепляясь за сучки и побеги, скатилась вниз и повисла над землёй. Ящерицы извергли белесую липкую жижу, один плевок расплескался по стволу дерева, второй, распавшись на паутинные нити, затянул поляну и залепил пасть Куайме. Та, поражённая водяной стрелой, хрипела и покрывалась багровыми полосами, но никак не могла собраться с силами для плевка.
- А ну, прочь! – Кесса кинула вторую стрелу в ящера, щёлкающего зубами у ног жителей. Вода бесполезно разбрызгалась по поляне – стрела разбилась о прочную шкуру, и Куайма только ощерилась. Тусклые глаза уставились на Кессу.
- Ал-лииши! – водяное окно задрожало, и ящерица, раздувающая горло на краю поляны, полетела вниз. Запоздало выплюнутая жижа опутала голый камень. Внизу захрустели кости – житель удачно попал киркой по черепу Куаймы, но ещё четыре подступили к нему. Ветка, за которую цеплялась Кесса, дрогнула и надломилась, сбросив Речницу к корням. Та, не успев и охнуть, увидела перед собой разинутую пасть ящера и всадила в неё водяную стрелу. Куайма проворно отпрянула, заплевав Кессу зловонной пеной. Речница прикрылась щитом, и тут же лёгкое дерево затрещало от удара чешуйчатой морды. Ком липкой жижи просвистел над головами, ударился о ствол и рассыпался на тысячи белых нитей. Кесса пригнулась, но «паутина» уже прилепила руку к щиту, а щит – к груди. Ящерицы, переглянувшись, бросились вперёд.
Всё вокруг на мгновение побелело, и Кесса зажмурилась – слёзы катились градом, красные круги плыли перед глазами. Боль и жар прокатились по телу волной – запястья жгло. Запахло горелым мясом и кипящей болотной жижей. Сквозь алую пелену Речница видела, как ящерицы с яростным шипением кинулись в воду. Их кожа полопалась и почернела, от неё шёл дым, но бежали они быстро – Кесса ещё и подняться не успела, как последний хвост исчез в водяном окне. Паутина, дымясь, распадалась на клочья, два чешуйчатых тела лежали на почерневшем мху. Их хвосты ещё дёргались, но мясо уже не держалось на обугленных костях. Хески-кладоискатели жались к стволу, не выпуская из рук оружие. Их трясло.
Нингорс упал откуда-то сверху, спрыгнул в мох, на лету складывая крылья.
- Шинн! – он навис над Кессой, схватил её за плечи и крепко встряхнул. – Куда ты лезешь?! Ни крыльев, ни зубов, а туда же…