Он провёл когтями по затылку с таким остервенением, что Кесса испуганно замигала – вот-вот брызнет кровь! По шее хеска протянулись неглубокие царапины, но взгляд его прояснился, и он пошевелил пальцами, что-то прикидывая.
- У вас тут, под Элоком, лежат Вольтовы трубы? Те, что уложены одна в одну и стянуты обручами с камешками? Тот кусок, который мы видели, был с обручем?
- Кшш… Нашёл, что спросить, - шевельнул хохолком Улсу. – Не мой город, и трубы не мои. Хаэ-эй! Энселг! Плыви сюда!
От кормушки, услышав голоса, отошёл Тулхур. Он встал рядом с Улсу и вопросительно фыркнул. Тот негромко ответил ему и указал на подплывающих Вайганов.
- Как хорошо! – Кесса, отставив миску с недоеденным варевом, поднялась на ноги. – Наверное, они прокладывали путь для подземных рек? Тут столько русел под мостовыми…
Нингорс повернулся к ней, подобрал миску и сунул ей в руки.
- Сиди и ешь, детёныш. Тут мало еды, иди и возьми ещё. Улсу, тут есть ящер, на котором она могла бы спать? Знорки засыпают всегда, когда темнеет, и её скоро сморит.
…Мергеста, на спину которой Кесса пристроила кокон, размеренно сопела во сне, уткнувшись мордой в циновки. Остальные ящеры разбрелись по углам и легли, где пришлось, только Тулхур ещё был на ногах. Кесса сквозь прикрытые веки видела туманные силуэты ящера, летающих рыб, Венгэта и Алгана – все четверо раскладывали на полу маленькие камешки и переговаривались вполголоса. Светящаяся дверь изредка приоткрывалась, пропускала ещё одну рыбу, и та повисала под потолком, разглядывая выложенный узор – или спускалась к полу и заменяла одного из собеседников. Уже шестеро Вайганов медленно плавали под сводом залы, и по стенам бежали зеленовато-синие блики. Кесса, прикрыв глаза, слышала плеск волн и шорох листьев Ивы, склонившейся к воде. Ещё немного – и из темноты начали проступать очертания белого обрыва, изрытого пещерами, узких троп на склонах, связок луковиц, развешанных по нишам, и плотов на берегу. Кто-то вышел из пещеры, откинув плетёную завесу, на плече он нёс гарпун. Кесса вглядывалась в лицо, но мерцающий туман плыл и колыхался перед ней, - она никого не могла узнать.
Что-то приснилось и ящеру – он зашевелился, поворачиваясь другим боком к беспокоящему свету. Кесса, вздрогнув, открыла глаза и привстала, сонно щурясь на синее свечение. Короткий хриплый вой разбудил её окончательно, и она вскочила, испуганно глядя на хесков.
Камешки по-прежнему лежали на полу, но Тулхур отошёл далеко от них и прижался к земле, мерно размахивая хвостом. Сидящий на его спине Венгэт положил голову на скрещенные руки и как будто задремал, но длинные пальцы на его здоровой ноге напряглись и выгнулись, как на лапе харайги. Синие сполохи метались по потолку и стенам, на уши Кессе давило гулкое клокотание, непохожее ни на чью речь. Трое Вайганов висели над полом, широко расставив плавники, и их глаза горели синим огнём. Напротив них стоял, пригнув голову и вздыбив шерсть на загривке, Нингорс, его крылья наполовину развернулись, и он недобро скалился. Кесса, стряхнув остатки сна, спрыгнула на циновки и подбежала к хеску – он даже не заметил её. Хриплый вой вновь вырвался из его горла, и громкий плеск и шипение невидимых волн были ответом.
«Агаль!» - Кесса вздрогнула всем телом и сделала шаг вперёд. Нингорс дёрнулся от её прикосновения, резко развернулся, и Речнице очень захотелось оказаться у дальней стены – а ещё лучше, за городской стеной.
- Эм-м… Я обронила ножик на улице, - она переступила с ноги на ногу, борясь со страхом. – Я пойду поищу его.
- Эррх! – Нингорс сцапал её за шиворот. – Где обронила?
Улсу зашевелился, открыл глаза и постучал по панцирю анкехьо. Тот, помахивая хвостом, подошёл ближе.
- Там, где мы ели сироп, - ответила Кесса, округлив глаза. – Я помню дорогу и быстро вернусь. Войксы меня не тронут!
- Полетишь со мной, - буркнул Нингорс, бросив на бывших собеседников свирепый взгляд. – Откройте двери!
Невидимая глубокая вода вновь надавила Кессе на уши, Вайганы возмущённо переглянулись, но Улсу испустил громкий скрежет и замахал руками, прерывая споры.
- На улицах много света, - сказал он, когда Тулхур упёрся лбом в створки, открывая тяжёлые двери. – Светло, как днём. Когда вернёшься, громко завоешь, и я тебе открою.
Ночь не принесла прохладу на улицы Элока, но горячий, пропитанный пеплом и едкими испарениями воздух показался Кессе свежим. Она вдохнула полной грудью, взбираясь в седло. Нингорс взлетел с места, и чем дальше он улетал от дома наместника, тем спокойнее становилось его дыхание. Сделав круг над взорванной башней, он встряхнулся и повернул голову так, чтобы один его глаз смотрел на Кессу. Речница радостно усмехнулась – радужка хеска уже не казалась залитой кровью, она снова мерцала тёплым янтарным светом.
- Все твои ножи у тебя, - сказал Нингорс. – Что за игры, Шинн?
- Тут не до игр, - поёжилась Кесса. – Ещё немного, и ты бы на них набросился. Или они на тебя. У них нет аметистов… у Улсу есть, но он один, а все ящеры спали, и я тоже… Нингорс, ты не слушай, что говорит Агаль! Он хорошего не скажет. Сейчас он тише стал?
Хеск встряхнулся всем телом, протяжно взвыл, с силой ударил крыльями по воздуху и снова встряхнулся.
- Тише, - признал он. – Но ещё слишком громко. А-ау-у-уоррх!
Ослепительный луч вонзился в землю. Осколки мостовой взлетели в воздух, соседняя башня с тяжким грохотом накренилась, цериты, вмурованные в стены и заливавшие улицу ровным синеватым светом, полопались, и на башни упал мрак. Нингорс завыл.
- Тебе так легче? – Кесса, намотав поводья на руку, выползла из седла и вытянулась на спине хеска вдоль шипов. Теперь она выглядывала из-за его плеча и могла дотянуться до уха.
- Тогда взорви что-нибудь! Тут много башен, они хорошо взорвутся!
- Толково придумано, детёныш, - широко ухмыльнулся хеск. – У-у-уррх!
Верхушка нетронутой башни, на долю секунды охваченная зелёным огнём, разлетелась вдребезги, Кесса схватилась за уши – грохот был оглушительным. Нингорс, не медля, всадил луч в башню по соседству, и ещё один взрыв прогремел над заброшенным городом. Войксы, потревоженные громовыми раскатами и сполохами, дружно завыли, и хеск ответил им.
Светильники, с тонким звоном полопавшись, в последний миг успели вспыхнуть и подсветить тёмный дым, тянущийся над взорванным кварталом. Нингорс пролетел над развалинами, выписывая круг за кругом в дымном облаке. Он к чему-то принюхивался – усы мелко дрожали, даже пасть приоткрылась.
- Приятный дым, - пробормотал хеск, расправляя крылья во всю ширь – теперь он медленно и плавно чертил круги, опускаясь всё ниже.
- Вот видишь – они хорошо взорвались! – сказала Кесса, пытаясь что-нибудь высмотреть в темноте. Невидимый горький дым клубился вокруг, обжигая глаза.
- Если ты ещё злой, летим дальше – тут много развалин!
- Постой, - хеск шумно втянул воздух. – Это не из-за взрывов. Очень приятный дым… Ты знаешь этот запах, Шинн?
Кесса старательно принюхалась и пожала плечами.
- Ничего непонятно. Раскалённый камень и горелое дерево… может, солома и тряпки.
- Не только… - Нингорс ещё раз глубоко вдохнул и сложил крылья, опускаясь на остатки взорванной башни.
Её третий этаж как ветром сдуло, но второй ещё держался. Взрыв пробил в потолке дыру, искрошил стены, разметал жалкие остатки утвари по углам – они темнели там неразличимой грудой. Нингорс принюхался и выловил из неё что-то длинное, слабо позвякивающее. На свету двух лун оно блеснуло белым металлом.
- Ух ты! Покажи! – Кесса влезла на плечо Нингорса и воззрилась на покорёженный медальон. На короткой серебряной цепи толщиной с полмизинца болтался тёмно-бурый, почти чёрный блестящий камешек. Его оправа погнулась и почернела, и сам он дымился.
- Ал-лийн! – прошептала Кесса, роняя на горячий медальон маленький водяной шарик. Вода, и без того неприятно-желтоватая, побурела. Нингорс выловил камень и лизнул.
- Это оно, - сказал хеск, сжимая медальон в ладони. – То, что заставило Агаль замолчать, - вот этот камень.
- Река моя Праматерь! – воскликнула Кесса, едва не свалившись в груду обломков. – Ты уверен? Это не аметист… а что это такое? Почему он, камень, горит?
- Какая разница? – пожал плечами хеск, обматывая цепочку вокруг плеча. – Эта штука прочищает мозги даже издалека. Я возьму её себе.
Долго выть под дверью не пришлось – обитатели дома наместника не спали, и тяжёлые створки тут же распахнулись. Под пристальными взглядами десятка Вайганов, Улсу и проснувшихся панцирных ящеров Нингорс вышел на середину залы, туда, где остался лежать выложенный камешками чертёж.
- Мы закончим сегодня или нет? – спросил он, глядя на летающих рыб. – Если вам нужны эти трубы, то на рассвете отправляйтесь за глиной и песком. Если нет, то с рассветом улетим мы.
- Я слышу разумные речи, - проговорил, не открывая пасти, самый крупный Вайган. – У тебя будут глина, песок и циновки, будет анкехьо для перевозок и двое помощников. Если Улсу захочет, он тоже пойдёт с тобой. Печи и круги мы освободим для твоих нужд. Завтра утром приступай к работе.
Хеск втащил пару циновок на спину анкехьо и растянулся во весь рост, опустив голову на сложенные руки. Тёмный камешек, привязанный к плечу, тускло поблескивал. Кесса, закусив губу, осторожно поднесла к нему Зеркало Призраков и увидела, как за рябящей гладью проступают высоко вознесённые ветви, и крылатые тени скользят в них. Ей почудились хвостатые силуэты ящеров, живущих на небесном своде, потом всё заслонила колючая ветка и быстро сгущающийся мрак. Речница мигнула.
«Ничего не понимаю,» - думала она, сворачиваясь на спине сонной мергесты. «Что за ёлки, причём тут камень… Может, это каменное дерево? На таком живут Амариски… Кого бы спросить, чтобы ответил?»
…Высокая, в рост Нингорса, толстостенная глиняная труба неторопливо кружилась на жёрнове. Хеск, забравшийся в неё, уже спрятался с головой, и она всё вытягивалась – стенки, разминаемые с двух сторон плавниками и ладонями, становились всё тоньше.