— Кьяа… — выдохнула она, дрожа от восторга. — Это — мощь! Сармат прижался к земле, прикрыв глаза. Стебель травы упал, накрыв его ветвями — он не шелохнулся. Перистые «усы», проросшие из его руки, раскачивались, как тростник на ветру, улавливая потоки излучения. Гедимин ждал тревожного сигнала — но прибор молчал.
Ирренций и Квайя столкнулись, слились и сгинули…
— Уууу-оооййй!!! — вой, полный нестерпимой муки, взметнулся над поваленной травой. Сармат рывком поднялся на ноги, придерживая сломанную руку — крепления под его весом втянулись в броню, и рука вновь повисла. От травяного леса вокруг остались поломанные стебли, валяющиеся тут и там, пеньки и выдранные корни, от вражеского лагеря у скалы — холодно мерцающая серая пыль. Скала блестела от потёков расплавленного камня, огромные глыбы откололись от неё и раскатились от подножия, поваленная трава на краю пустоши уже полыхала, но ветер был тих, а стебли сочны, и огонь не набрал ещё силу. Сармату нечего было опасаться… и он даже глазом моргнуть не успел, когда его накрыл огненный шквал.
— Кто?! Кто посмел?! — отчаянно взвыло существо, невидимое за дымом от вспыхнувших стеблей и рябью на плавящемся щитке шлема.
Через долю мгновения земля под ногами размягчилась, и Гедимин провалился по колено в булькающую красную жижу, ощущая, как нарастает жар. Он рванулся, подтягиваясь на обломке стебля, вытянул себя из лавы и цапнул забытое оружие. Температура продолжала расти, как будто броня сармата стала топливом для сильнейшего пламени.
Сквозь дым проступили очертания чего-то огромного, в шипах, языках пламени и отваливающейся чешуе. «Не сработало. Досадно…» — сармат выстрелил, не целясь, плазмой поверх «бурелома», неизвестная тварь дёрнулась и взлетела в воздух, превращаясь в клубок огня и щупальцев. Гедимин быстро коснулся приклада, сменив бесполезный уже подствольник на второе сопло.
«ЭМИА, нейтроны… Чем его брать?!» Выстрел достиг цели, когда невнятный клубок был шагах в десяти от сармата. От вопля взлетели в воздух ошмётки травы, погасший сгусток размазался по земле, отбросив пару щупалец, и стремительно сменил форму. Теперь это был огненный шар, извергающий потоки пламени — такие горячие, что сталь размягчилась бы под ними. «Странна же местная фауна…» — Гедимин метнул в сгусток пару «пузырей» защитного поля и подкрепил плазменным шаром, уже опасаясь за сфалт и его реактор. Тварь отчаянно фонила, так, что хотелось закатать её в расплавленный ипрон.
— Что ты такое? Почему ты жив?! — то, что жило в огненном шаре, уже не выло, а хрипело. Броня сармата и не думала остывать, фриловые пластины уже деформировались, зелёные полосы потеряли цвет, сплавившись в единую массу с чёрными. Из-под пластин сфалта пробивались лучи — хранитель чувствовал неладное, но выпускать его сармат совсем не хотел — подозревал, что тварь умеет не только гореть и фонить, но и взрываться. Излучение било из сопла непрерывным потоком, и прок от него, кажется, был… существо ещё ползло к медленно отступающему сармату, но с каждой секундой медленнее. В какой-то момент оно замерло вовсе, и Гедимин остановился тоже — и пылающие щупальца намотались на него, как на веретено, сминая оплавленные пластины и силясь вырвать сфалт из рук.
Но длилось это не дольше мгновения… Огненный сгусток, уменьшившийся в размерах, висел в воздухе, отчаянно вырываясь из других щупальцев — белесых, мерцающих холодной зеленью. На выгоревшем поле стоял долговязый знорк в тяжёлом скафандре, но без шлема, и методично заматывал раскалённую тварь в белый кокон. Ни жар, ни излучение его, по видимости, не беспокоили.
— Шлем надень! — рявкнул Гедимин. Местная фауна была слишком странна для него, и он уже устал удивляться. Приборы показывали, что излучение стремительно слабеет, даже броня сармата начала остывать, и сейчас бы проверить состав кокона — там наверняка есть кеззий или даже ипрон… Но знорк без шлема в эпицентре взрыва смущал сармата сильнее, чем излучение. Пришелец вздрогнул, внимательно посмотрел на Гедимина и вздрогнул ещё раз. Сармат запоздало вспомнил, где он видел эти белые лохмы и зноркские доспехи, очень похожие на скафандр — и, кажется, «знорк» вспомнил тоже. Серый туман взвился из-под его ног, накрывая плотным облаком и его, и неподвижную уже тварь, и тут же развеялся, унося их с собой. Наступила тишина, только потрескивали догорающие стебли, и шипел, испаряясь, травяной сок. «И народ тут тоже странный…» — сармат пожал плечами и огляделся по сторонам. Зелёный свет вырвался из-под пластин сфалта, помедлил и втянулся обратно.
— Всё спокойно, хранитель. Больше некому тебя пугать, — Гедимин похлопал по прикладу и забросил сфалт за спину. Правая рука немного ослабла за недели неподвижности, но привязывать её к броне было уже ни к чему. Сармат огляделся ещё раз — и следа не осталось там, где только что клокотала жидкая лава… только горки пепла на том месте, куда упала раскалённая тварь. Гедимин покосился на дозиметр — уцелел ли после внезапного нагрева? — и осторожно направился к подножию Хойвула. Вся эта местность требовала изучения…
Кожух затрещал в последний раз и порвался надвое. Сустав крыла с душераздирающим скрипом разомкнулся, разметав искры Квайи, и перепонка, лишённая опоры, захлопала, как плащ на ветру. Тхэйга накренилась ещё сильнее, Кесса навалилась на левый борт, пытаясь её выровнять. Корабль неумолимо терял высоту. В сполохах Квайи, капающей из разломанного крыла, Речница видела верхушки трав — серебристые, зреющие колосья злаков и широко раскрытые лепестки Золотой Чаши встречали её, и Кесса точно знала, что после посадки в Высокую Траву и корабль, и саму её по костям не соберут. Она надавила на рычаги, полностью расправив оба крыла, падение замедлилось, зато усилился крен. Теперь тхэйга пыталась сесть кверху килем. Близилась к рассвету вторая ночь. Костяной корабль не касался земли с тех пор, как покинул Нэйн, лишь однажды Кесса рискнула повиснуть в воздухе и немного поспать. Что осталось от запасов Илэркеса, Речница не знала — до сих пор она находила еду, сунув руку в приоткрытый сундук. Судя по весу, он ещё не опустел… Кесса не могла сказать, куда её занесло. Все степи были на одно лицо — что Суния, что Олдания, что Приречье… С каждым Акеном она улетала всё дальше на запад — навстречу яркой звезде Акарин, оставив за спиной багровый Ургул, прочь от рассветного солнца, лицом к закатному. В какой-то момент, как ей показалось, слева от корабля промелькнула выжженная плешь. Рассмотреть её Кесса не смогла — корабль в этот момент потерял первую кость… С того дня крыло успело сильно разболтаться, кости уже не держались в пазах, а теперь тхэйга надумала разбиться вдребезги.
— А-а-а-а-а!!! — закричала Речница. Она лавировала, пытаясь найти место для посадки, но трава поднялась непроходимой стеной. «Если сесть на ветки Золотой Чаши, что будет?» — думала она, разыскивая взглядом достаточно ветвистую Чашу, но в глаза, как назло, лезла то Руула, то высоченная Стрякава. Только этого не хватало!
— А-а-а-а-а!!! — крик потонул в темноте. Тхэйга дёрнулась, выпуская костяные лапки в тщетной надежде повиснуть на ветвях. Потом раздался негромкий хлопок, и корабль слегка подпрыгнул. Кесса зажмурилась — превратиться в нетопыря она уже не успевала… Разломанное крыло по-прежнему трещало и хлопало, и Речница быстро открыла глаза. Вокруг корабля тускло мерцал радужный пузырь, пружинящий от верхушек травы. Тхэйга махала крыльями и лапами и кое-как держалась в воздухе, нелепыми прыжками передвигаясь по макушкам растений. Что-то сверкнуло впереди — яркий белый луч подрезал стебли, будто коса, оставив маленькую поляну посреди травяного леса. С отчаянным воплем Речница прижала крылья и пошла к земле. Вокруг тхэйги был мрак, теснились гигантские злаки, и стояла глухая тишина — даже листья не шуршали на ветру. Блестящий пузырь куда-то исчез. Речница огляделась и осторожно спустилась на землю.
Корабль лёг на брюхо, поджав лапы. Разбитое крыло, смятое и свернувшееся почти в трубку, валялось на земле. По крайней мере, кости не потерялись — так и висели на ремнях, поддерживающих перепонку…
— Хаэ-э-эй! — крикнула Речница, вглядываясь в темноту. Ни стрёкота цикад, ни уханья сов, ни тявканья шакалов… Тишина и мрак.
— Хаэ-э-эй! Кто здесь? Не бойтесь, я вас не обижу… — Кесса замолчала — тихий, но отчётливый треск раздался из темноты. Крыло тхэйги взметнуло фонтан искр, и зелёные сполохи отразились от матово-чёрной брони огромного существа. Оно протянуло к кораблю закованную в панцирь руку, из которой прорастали не то ветвистые усы, не то стальные побеги с тонкой резной листвой. Речница отступила на шаг, завороженно глядя на существо.
Глава 24. Мирная осень
Они встретились вновь, спустя несколько дней, наполненных заботами до краёв, и древние своды на Острове Аста оказались им тесны.
Десятки хиндикс реяли над переполненной пристанью, драконы укладывались на берегах крыло к крылу. Гигантская Аметистовая — Офира Грозовая Туча — с севера островка гневно перерыкивалась с огромным Рубиновым, улёгшимся на юге. Двор пестрел от плащей и доспехов — чёрных, красных, белых, зелёных, флаги реяли над башнями — тёмно-синий с огненным котом и приспущенный чёрный с тройкой черепов. Костяной корабль Кессы спрятали за спиной Аметистового Дракона — хрупкое судно перенесло полёт, падение, научный интерес Древнего Сармата и ощупывание полусотней Речников, и Кесса за него уже боялась.
— Кому ещё мы не задолжали в этом году?.. — грустила Сирилин Ир'инеррин. Морионовый перстень Санети-Рейкса ехидно подмигивал ей — древний артефакт ещё не обжился на тонкой руке чародейки. Кесса сочувственно кивала. Она отмылась уже от белой краски и с радостью надела родную полосатую броню, и ни на шаг не отходила от Речника Фрисса. Алсаг, более чем довольный, что во всей этой заварухе остался жив и почти невредим, вертелся под ногами и чудом никого не уронил. Никто не гонял его — Остров Аста кишел сейчас боевыми кошками, днём и ночью в шатрах на берегу варили для них икенур, все были рады им — кроме Некромантов, опасливо косящихся на больших зверей. Вся семёрка новых властителей Нэйна собралась в эти дни на острове, оставив страну под присмотром Идмина-Некроманта — он с Реки уже улетел. На Остров Аста он заглядывал, но Фрисс и Кесса не застали его, и вообще мало кому повезло увидеть его своими глазами.