- Мне жаль, что такое случилось с твоими сородичами, - в печали склонил голову Речник. – Лучше бы мы нашли их живыми. А «Идис» теперь согреется и успокоится, ты ведь поможешь ей…
- Уже помогаю, - сармат отвернулся к экрану и посмотрел на него с досадой. Там виднелись огромные и сложные механизмы, и Фрисс ничего не понимал в них.
- То-то и оно… Исгельт изобрёл, а мне теперь безоболочники запускать, - пробормотал Гедимин. – А придётся, без лучевой брони только зря корпуса поломаем. Ну, покажи, где у тебя лучевая броня…
Фрисс с интересом поглядел на экран – там было нечто вроде грозди семян Ясеня, висящей посреди пустой комнаты. На полу и потолке располагались выступы в форме широких колец. Никакой брони там не было.
- А что это? – спросил он, не очень надеясь на ответ. Сармат чем дальше взирал на сооружение и строки, сменяющие друг друга на экране, тем больше хмурился.
- А это самая мощная и неуправляемая установка на всей станции. Куэннский альнкит, он же безоболочник. Защиты нет, охлаждение не предусмотрено, окружён защитным полем, нагревается до расплавления за считанные секунды. Делает излучение… такая вот у него задача, - вздохнул Гедимин, приближая изображение на экране и во что-то вглядываясь. – И кто-то его перегрел в прошлый раз, а может, резко дёрнул. Теперь ирренций вплавился в ипрон, и всё слиплось. Даже и не знаю, чем его подогревать, чтобы вытащить из ипрона… сам не нагреется! И вообще, боюсь, не нагреется… не хватит тут на реакцию… или с накопителя попробовать разжечь?
Речник не очень понимал, о чём речь. Кажется, пять тысяч лет назад сломалась установка, и никто не починил её. Серьёзная установка… без неё наверх не поднимешься!
На экране тускло засветились сооружения на полу и потолке, еле заметная плёнка, вроде мыльного пузыря, связала их между собой. Одно кольцо… другое… теперь «безоболочник» был со всех сторон окружён плёнками. Гедимин что-то переключал, глядя на экран с некоторой надеждой. Вот яркий луч протянулся откуда-то со стороны и остановился на медленно вращающейся «грозди семян». Потом она вращаться перестала. Потом Гедимин посмотрел на боковые экраны и покачал головой.
- Всё залито ипроном. Не идёт реакция… Сходить, что ли, расцепить их вручную? Так можно до зимы облучать, это без толку…
- Гедимин, подожди, - встревожился Речник, увидев, как сармат поднимается с места и опускает тёмный щиток на глаза. – Ты что, в альнкит полезешь?!
- Работа такая – лазить в альнкиты, - буркнул тот. – Без меня ничего не трогай.
- Ну подожди же! Может, другие способы есть? Если вот сейчас он за секунды плавиться начнёт, он же и тебя расплавит… - Фрисс прижал руку сармата к щиту управления, хотя прекрасно понимал, что его так не удержишь.
- Фриссгейн, их уже нет, - Гедимин неохотно остановился и освободил руку. – Слушай, если интересно. Там есть ирренций и ипрон. Если ирренций лежит с ирренцием, они «горят» - и мы получаем наши излучения, растворяем землю и выходим на поверхность. А если между ними ипрон, они «гаснут» - установка не работает, никуда не выходим. А там было так горячо, что ипрон с ирренцием скипелись в один ком. Потом застыли. А ипрон не так легко расплавить. Придётся отрезать ипрон от ирренция вручную и затолкать, откуда опустился. Надо подумать, как оттуда быстро выбраться, а то правда расплавлюсь…
Теперь задумка Гедимина вообще выглядела самоубийственной, о чём Речник и сказал. Сармат пожал плечами.
- Фриссгейн, предложи свой способ. Думаешь, мне охота лезть в безоболочник?!
Речник понимал, что сармат смеётся над ним про себя, и даже покраснел. Но мысль у него была, и совсем уж нелепой она не выглядела. Попробовать-то можно… он, по крайней мере, не в альнкит забирается!
- Гедимин, а попробуй ещё этим лучом погреть установку с разных сторон, - задумчиво сказал он и впился взглядом в экран. Сармат выразительно вздохнул, но ирренций вместе с ипроном начали вращаться под касаниями луча. Ничего не изменилось.
- Я же сказал тебе, Фриссгейн, что энергии недостаточно, – Гедимин уже начинал злиться.
- Недостаточно?! – Речник чуть не задохнулся от возмущения, и совершенно неподдельного. – У ирренция, у сильнейшего из лучистых металлов, недостаточно энергии?! Да крупинка его может сжечь целый мир! Это живой огонь, это чистейшая мощь в обличии металла, это же тебе не кусок железа! Он тысячи лет не теряет силы, он никогда не гаснет, не остывает ни на миг! Чистая, сияющая энергия, и так много – да он должен полыхать ярче и жарче звёздного ог…
- Тихо. Термоядерным синтезом мы займёмся позже, - в азартном шёпоте сармата было и восхищение, и тревога. Гедимин склонился над щитом управления, затаив дыхание, и время от времени нажимал на кнопки или рычажки. Фрисс посидел немного на полу, пытаясь отдышаться. Гедимин очень вовремя оттолкнул его – экран полыхнул так, что Речник едва не ослеп, а поверх, из-за стены, прокатилась волна нестерпимого жара. Фрисс, задрав голову, мог увидеть участок оплавленного потолка. С подбором слов и произнесением речей у Речника было неважно, однако сработало и это. И верно – с сарматами не разбалуешься, они и такой хвалы не вознесут…
- Ну как там, хватило энергии? – спросил он с пола. – А то – в альнкит он собрался…
- Фриссгейн, вот сдам тебя на опыты «Неистовому Свету» - будешь им объяснять, кто тебя научил запускать реакторы, - сармат покосился на него, но от экрана не отошёл. – Только больше ничего не говори – и так нагрел до оплавления ипрона. Хорошо, что ирренций более тугоплавок!
Защитное поле всё-таки восстановилось и уместило в себя жар и свет безоболочника, но даже без волн, от которых плавится потолок, Фрисс чувствовал огромную силу, разлившуюся по телу «Идис». Он слышал, как оживают двигатели, и притираются друг к другу детали подъёмных опор, как раскалённая сияющая корона окружает станцию под землёй… и как всё тут нетерпеливо ждёт подъёма.
- На опыты так на опыты, но скажи – вставать уже можно? – спросил Речник, опасливо глядя на потолок. Сармат со вздохом поднял его за шиворот и поставил на ноги.
- Нужно, Фриссгейн. Достроим лучистую броню – и начнём плавить не ипрон, а реальность. Я как-то видел, как поднимают станцию… главное, чтобы выдержали опоры. А их ЭМИА-излучение успело изъесть…
На экране снова появились странные громоздкие механизмы, только теперь по ним кое-где струилось сияние, а кое-где ровно горели кольца и пластины накопителя. Фрисс быстро забрался в кресло и затаил дыхание.
- Альнкиты готовы к подъёму. Внутренние системы готовы к подъёму. Внешние системы готовы к подъёму. Полная готовность! – объявил металлический голос.
- Ну так поднимай, - сармат пожал плечами и передвинул самый причудливый и странно украшенный переключатель на всём пульте. Фрисс даже подозревал, что не сарматы сделали эту штуковину. Украшать переключатели – точно не их обычай!
Снизу и с боков давно уже слышался ровный тихий гул. Что-то негромко заскрежетало, комната еле заметно вздрогнула – и начался подъём. Быстрый – Фрисс даже оглох на секунду – но такой плавный, что не качнулась даже сумка с вещами, которую Речник повесил на кресло. Гедимин что-то переключил, и на центральном экране появилась вся громада станции – как гигантская тёмно-синяя рыба, окутанная сияющим облаком, она всплывала из-под земли. Фрисс не слышал грохота и треска, не слышал воя машин, всверливающихся в камень. Станция просто плыла вертикально вверх, по мере подъёма выпуская дополнительные опоры и утапливая их в стены гигантского колодца. Фрисс не был уверен, но ему показалось, что земля, пропустив «Идис», смыкается за ней…
- Исгельт довёл свой проект до конца… Самых мощных альнкитов ему в Пустошах Васка! – услышал Речник тихий шёпот Гедимина. Сармат уже не управлял подъёмом, станция сама знала, что ей делать.
- Я пойду в наши Архивы и напишу про Исгельта Марци в летопись! – сказал Фрисс, надеясь, что это если не обрадует сармата, то хотя бы не обидит.
- Запиши, только от себя не придумывай, - разрешил Гедимин. – А то завернёшь такую тираду, как для безоболочников, и будет у вас в Архивах ядерный взрыв. Зачем?!
- Гедимин, оно же не каждый раз так работает! – немного обиделся Речник. – Ох… А правда, что ты когда-то собрал такую бомбу из двух кусков гранита? Деркин со станции «Эриэл» говорит, что это уже легенда в Ураниуме.
- Деркин преувеличил, как всегда, и это был не гранит, - ответил Гедимин, и больше ничего на эту тему Фрисс не услышал. А станция неторопливо всплывала, далеко было до поверхности, и лучевая броня горела всё ярче – безоболочники, по своему обычаю, нагревались сильнее с каждой секундой, а остужать их было нечем. Гедимин снова засунул в них оплавленный ипрон – броня слегка потускнела.
- Мы становимся как раз между четырьмя улицами – Центральной, Сарматской, Восточной и Конара. Стинку придётся кого-нибудь завоевать, если он переживёт наш подъём, - усмехнулся Гедимин. На экране уже виден был Старый Город. Лучи «брони» станции пронизывали его руины, и остатки зданий таяли, рассеивались в воздухе, бесшумно и бесследно. «Реальность плавится,» - вспомнил Фрисс слова сармата. Он видел, как разбегаются от тающих развалин сотни и тысячи крыс, некоторых настигает смертоносный свет, другие убегают невредимыми, а кто-то умудряется унести с собой старые трофеи. Речник прислушался к себе – ничего он не чувствовал, даже намёка на злорадство, скорее жалость.
- Гедимин, а что ты будешь делать с городом? С крысами, Фойстами, Клоа? Ты ведь теперь тут самый главный… - спросил Речник. «Так и скажу Астанену. Правитель Старого Города – Гедимин Кет, благороднейший из сарматов. Удивится же Король…» - думал он.
- До весны – ничего, а там видно будет, - сармат пожал плечами. – Клоа, как видишь, уже заинтересовались… С крысами у меня счётов нет, если сами не сунутся на станцию – будут жить. Может, поскромнеют без дармовой Би-плазмы… А поселение Фойстов по весне начну чистить – и от ирренция, и от населения. С ними, так подозреваю, мира не получится…