Яцек Сульга лежал, нелепо раскинув руки, и осколки стали, раскрошившейся, как стекло, лежали вокруг него в луже замёрзшей крови, а рукояти мечей примёрзли к пальцам намертво, слившись с ними в единые комки покрасневшего льда. Страшный удар рассёк его тело от шеи до пояса, вдребезги расколов пластины брони, взломал рёбра и вырвал внутренности. Кесса содрогнулась и на негнущихся ногах подошла и потянула за края разодранной одежды, чтобы закрыть жуткую рану. Одежда не поддалась — всё пропиталось льдом, и он спечатал кожу, броню и мех. Глаза Речника были открыты, иней выбелил их, и ничего уже в них не отражалось. Лёгкая досада ещё читалась на его застывшем лице.
— Яцек… — простонала Речница, опускаясь на колени в мокрый снег и дрожащей рукой прикасаясь к заиндевевшему лицу. — Но как, как же…
— Он сражался, — прошептал Хагван, один за другим подбирая осколки мечей и выкладывая их в ряд. — Он убил эту тварь, убил Амарока. Отродья льда напали на него, отвергли мир. И некому было его защитить…
Что-то хрустнуло под его коленом. Он смахнул окровавленный снег и вскрикнул. Койя, высунув мокрые уши, протяжно мяукнула.
В снегу тускло блестели синевато-зелёные осколки стекла, а среди них желтел разодранный в мелкие клочки лист велата. Вода и кровь размыли письмена, но аквамариновый свет ещё поднимался над обрывками и колыхался, как волны Реки.
За оградой из чёрных валунов нестройно взвыли гуделки, громадный белый зверь вылетел из-за повозки и остановился, стряхнув седока на снег. Хийкиммиги, фыркая и мотая головами, медленно окружали растёрзанное тело, солмики спешивались и становились рядом. Кто-то приглушённо охнул.
— Кровь Амарока холоднее льда, — незнакомый голос раздался над головой Речницы, крепкие руки подняли её с земли и завернули в меховое покрывало. — Разожгите огонь, отогрейте живых! Мы отнесём в повозку мёртвого воина. Анкалин, где шкура, которую он тебе дал? Только он может на ней лежать. Огонь тулугов скоро погаснет, хватит пучить глаза, как Иситоки у костра!..
— Согласно инструкции, Деркин, — Гедимин посмотрел на сармата в упор, и тот медленно склонил голову, поскрипывая пластинами тяжёлой брони. — И ни на шаг от неё не отступая.
Он отвернулся и услышал за спиной тихий щелчок — тёмный щиток скрыл глаза младшего сармата, броневые пластины сомкнулись намертво. Второй, встретив взгляд Гедимина, поспешно поднял руку к лицу, смыкая пластины на своём шлеме. Древний повторил его движение.
— Последний объект, — объявил Гедимин. — «Фриссова Башня», подстанция Стеклянного Города. Действуем так же.
Он посмотрел на сарматов. Сейчас тёмные пластины скрывали их лица, но Древний чувствовал, как они хмурятся и стискивают зубы. На двух подстанциях знорки и сиригны бледнели и пятились к стенам, встретившись взглядом со спутниками Гедимина, и едва удерживались, чтобы не шарахнуться от него самого. С самого вылета что-то было не так, и не в примитивном устройстве накопительных сборок и принимающих мачт — они, слабо затронутые вредоносным излучением с востока, работали отменно… что-то не так было в сарматах. И сам Гедимин чувствовал, как в черепе колышется тяжёлая хмарь — неудивительно, он так и не отоспался нормально с весны, и вчера лёг чуть ли не на рассвете, увлёкшись опытами с ирренцием… что-то скверное приснилось ему под утро, незадолго до пробуждения, и он подозревал, что из-за этого в черепе и плещется туман. Вспоминать сон не хотелось — и так до сих пор ныли пальцы и время от времени перехватывало дыхание. Тогда, когда это происходило вживе — на исходе Третьей Сарматской — его, наверное, забили бы до смерти, если бы их же командир не выстрелил поверх голов. Если бы не силовое поле, придавившее сармата к земле, он дотянулся бы…
— Командир! — Деркин окликнул его, заглядывая в лицо. — Мы готовы.
— На взлёт, — кивнул Древний, отгоняя бессмысленные воспоминания.
Свет «лучистых крыльев» погас над булыжной мостовой зноркского поселения. Их тут уже ждали. Знорки и многорукие сиригны столпились вокруг башни подстанции и молча смотрели на серебристые стены. Увидев сарматов, они беззвучно отступили в переулки. Толпа растаяла в один миг. Двое сиригнов в хуллаковых робах со Звездой Урана на груди стояли у приоткрытой двери, а рядом с ними — Драган Тсека, градоправитель, встревоженный и подавленный.
— Командир Гедимин! Твоё послание… мы прочли его, и всё же… это в самом деле необходимо?
Древний кивнул.
— Это опасно, Драган. Даже для нашего оборудования. Тут же защита ничтожна. Когда опасность минует, мы возместим вам убытки от простоя. То, что осталось на накопителях, можете использовать, но только ночью, после захода солнца и до рассвета.
— Понимаю, — склонил голову Драган. — Солнечный змей… Мы все готовы сражаться, если он подойдёт к городу. Мы будем защищать Фриссову Башню, даже если всё остальное рухнет. Я слышал, огненная тварь даже угрожала тебе… Вы сделаете то, что нужно, прямо сейчас?
— Немедленно, — отозвался Гедимин.
— Мы уйдём, — кивнул человек. — Малькель — дежурный этого дня. Может быть, ты дашь ему указания, что делать теперь?
Один из сиригнов смущённо посмотрел на сармата и осторожно коснулся стены.
— Пусть ждёт на безопасном расстоянии, — Гедимин указал на ближайший переулок. — Деркин, Хаген, — к делу.
Стены из серебристого рилкара сходились и расходились почти бесшумно, с тихими щелчками втягивались ветви мачты, уходя под глухой купол и снова выглядывая багровыми огнями в единственный проём, затянутый свинцовым рилкаром. Подстанция слегка просела — настолько, насколько позволила глубина фундамента, теперь вход в неё превратился в спуск, а гладкие округлые стены — в ребристые, скошенные, угловатые. Погас и окончательно почернел экран на щите управления. Клоа, прилипшие к окрестным стенам, покачивались, и их безглазые морды, как казалось Гедимину, выражали недоумение. Источник пищи, несколько лет неизменно бывший тут, вдруг исчез. Пожиратели энергии тыкали друг друга хвостами, как будто надеялись, что им это снится.
Древний смотрел на дозиметр. Излучение тут было несколько сильнее, чем вдали от подстанции, и излучала не она. Да и во время перелёта Гедимин замечал, что фон возрос — несильно, но заметно. Тот излучатель, на востоке… Слишком мощный для примитивного зноркского механизма…
— Если накопители внезапно начнут остывать, опусти до упора мачту, выйди из башни и больше ничего не делай, — бесстрастно говорил он, глядя на сиригна-дежурного. — Если начнётся нагрев — независимо от того, резкий или плавный — оставь всё и беги. Предупреди, чтобы никто не подходил к подстанции, особенно после того, как раздастся хлопок.
Малькель, с опаской глядя на просевшую башню, часто моргал и кивал на каждое слово. Гедимин подозревал, что сиригн не понимает и не запоминает ровно ничего — и не начнёт понимать, пока не успокоится, но Древний не знал, как успокаивать сиригнов.
— Командир Гедимин, — Малькель наконец перестал мигать и поднял голову. — Она же не взорвётся? Не исчезнет насовсем?
Древний, помедлив, кивнул.
— Насовсем не исчезнет. Иди на пост. И…
Он сам не понял, почему вздрогнул, услышав за спиной негромкий щелчок и шипение — и от чего намерен был закрыть Малькеля, шагнув к нему и резко обернувшись. Луч бластера сверкнул, оставив оплавленную полосу на боку, за спиной вскрикнул и застонал сиригн — и тут же лязгнула дверь подстанции.
— Фау! — крикнул Деркин, отступая в сторону. Бластер в его руках искал мишень за спиной Древнего. На тревожный крик дёрнулся и выхватил оружие Хаген, до того неподвижно стоявший в стороне. Сопло поднялось кверху, выцеливая что-то на крышах.
— Фа… — снова закричал Деркин, но тут же замолчал — рука Гедимина сомкнулась на его запястье.
— Хэта! — Древний с силой вывернул сармату руку. Бластер полетел на мостовую, что-то громко захрустело, Деркин дёрнулся и странно обмяк. Гедимин еле успел подхватить его. Отпущенная рука бессильно повисла, её локоть был развёрнут в обратную сторону.
— Командир, — прохрипел сармат, вырываясь из рук Древнего. — Он взорвёт сборку… всё взорвёт…
— Что?! — Гедимин развернулся, впился взглядом в здание подстанции — никаких признаков опасности не было и близко.
— Фа… — в третий раз выдохнул Деркин, но ладонь Древнего запечатала фильтр его шлема.
— Хэта! — повторил Гедимин сигнал, отменяющий любую тревогу, и шагнул к Хагену. Сармат, опустив бластер, смотрел на Древнего и стонущего Деркина, и оружие вздрагивало в его руке.
— Деркин ранен. Уходите! Я остаюсь, — Гедимин подтолкнул Деркина к Хагену, младший сармат поспешно подхватил его. — К Огдену, живо!
Зелёная вспышка поглотила обоих сарматов. Гедимин провёл пальцем по фрилу, вздувшемуся пузырями на боку, и повернулся к подстанции.
— Малькель! — окликнул он. Изнутри вцепились в дверь и повисли на ней — так, что захрустел прочный фрил. Что-то скрипнуло на краю площади.
— Это совмещённый ожог — тепловой и лучевой. Если тебя задело вскользь, то лучше…
Древний Сармат замолчал, глядя на окрестные крыши. На каждой стояла заряженная баллиста, и стеклянные наконечники снарядов смотрели на него. Знорки, пригибаясь к крышам, следили за сарматом.
— Не нужно, — Гедимин с трудом остановил руку, потянувшуюся к сфалту, и показал тем, кто на крышах, пустые ладони. — Я уйду. Это несчастный случай, и я о нём сожалею. Если нет лекаря, знакомого с такими ранами, то удалите обожжённый участок — так заживёт быстрее.
Знорки молчали. Тишина была и в башне подстанции. Древний помедлил и отвернулся, приводя в действие «лучистое крыло». Он не удивился бы выстрелу в спину, но никто не стал стрелять.
Глава 25. Хукунгейя
— Сегодня пятый день Иттау — вернее, пятая ночь, — Фрисс устраивал себе постель из сена, припасённого для Двухвостки, и рассуждал вполголоса сам с собой — он не уверен был, что Нецис, застывший на обочине, слышит хоть что-нибудь, а не спит с открытыми глазами. — И Праздник Крыс уже не за горами. Вайнег знает, сколько уже лет я не встречал его по-человечески.