— Как там Алсаг? — осторожно спросил Речник. — Поел чего-нибудь?
— Я его покормил, — кивнул Нецис. — Если всё пойдёт, как задумано, завтра подниму его на лапы — два-три шага он сможет пройти. Дал ему на ночь сильное зелье, попробую восстановить плечо и хвост. Он окреп немного, но…
Некромант покачал головой.
— Та-а, ассинхи… По уму, его надо бы оставить в тишине на неделю-две. Поить понемногу зельями, подкармливать, иногда ставить на лапы. А так я боюсь — не растворить бы ему кости в такой спешке…
— Тебе виднее, Нецис, — пожал плечами Речник. — Если нужна моя помощь, говори, — я в алхимии и целительстве не силён.
— Помощь нужна, вот только… илкор ан Сарк… нужна помощь алхимика, — нахмурился маг. — А таковых здесь нет. Я весь Мвиалтиш обошёл — кроме горстки реагентов, не нашёл ничего и никого. Посмотрим, как подействует моё самодельное зелье… но лучше бы его готовил настоящий алхимик.
— Тут уже ничего не сделаешь, Нецис, — невесело усмехнулся Фрисс. — Ты — сильнейший алхимик в Мвиалтише… и не только в Мвиалтише. Нам с Алсагом повезло, что ты здесь. Но вот Квэнгины…
Он поморщился.
— Крысы правы — таких свирепых тварей я давно не видел. Если бы я знал, что Инмес может стать таким, ни за что не оставил бы его в своей пещере. Алсаг-то не заразился от них? Он же укусил одного, наглотался крови…
— Заранее не скажешь, Фрисс, — вздохнул Некромант. — Хока — болезнь коварная… Попроси богиню о защите — эта хворь по её части. Две недели, илкор ан Ургул… Две недели. Где же взять-то их, когти Каимы?!
Стены хижины были плотно сплетены, обшиты снаружи листьями Арлакса, — ни один луч не просачивался в закуток, где рядом с Алсагом растянулся на полу Фриссгейн. Низенькое плетёное ложе над полом едва приподнималось, под тяжестью Речника прогнулось до каменного основания, — Фрисс подумал сквозь дрёму, что делали его для легковесных крыс, а не для нормальных людей. Снизу тянуло земляной прохладой, подземными ручьями, пробирающимися к реке, и прелой листвой. Алсаг спал спокойно — Фрисс проснулся разок, чтобы долить воды в миску у его морды, посмотрел, как кот во сне шевелит ушами, и снова закрыл глаза. Дозиметр, ещё с вечера извлечённый из сумки, лежал под его ладонью. Экран был тёмен, и стрелка-указатель задумчиво покачивалась, выбирая между множеством источников слабого излучения — такого слабого, что и измерять его не стоило.
«Путные маги умеют проходить сквозь сны,» — с досадой вздохнул Речник, переворачиваясь с боку на бок и прижимая дозиметр к груди. «А мне и не заснуть толком. Что же там со станцией, интересно… почему Гедимин больше не приходит в сны? Может, приходить уже некому?»
…Он закашлялся от запаха жжёного фрила и окалины — и почувствовал на губах привкус крови. Вокруг громоздились обломки стен и перекрытий, развороченных сильнейшим взрывом, с неба падал пепел, осколки тёмно-синего стекла под ногами шипели, распространяя жар и резкий тревожащий запах, и земля под ними клокотала, вскипая, и пускала пузыри. Свист, треск и шипение слышались с разных сторон, над развалинами поднимались к небу столбы чёрного дыма. Речник помотал головой, бросил взгляд на свои руки — серо-зелёный скирлин покрывал их, подобие лёгкого сарматского скафандра со странными застёжками и заклёпками. Фрисс провёл ладонью по лицу, неосторожным движением сдёрнул маску и вдохнул пыльный дымный воздух полной грудью. Привкус крови и металла был на языке, и всё вокруг пахло гарью и чем-то ещё — неживым, но пугающим. Рука нащупала что-то холодное и громоздкое у пояса, Речник покосился на бластер — куда, интересно, делись мечи?! — и убрал руку подальше от опасной штуковины.
Земля мягко дрогнула, от гула заложило уши, ещё порция раскалённых осколков, плавящихся на лету, просвистела мимо Речника. Он прижался к устоявшей стене, высматривая безопасный путь, потом рискнул подтянуться на ней и посмотреть по сторонам.
— Бездна!
Это место он видел много раз — и наяву, и в тревожных видениях, и каждый раз оно было немного другим, но никогда не выглядело безопасным. Накренившиеся высоченные башни — в каждой могли бы поселиться жители любого из городов, и там не стало бы тесно — ещё возвышались над бесформенными грудами обломков, но сквозь дождь из пепла их трудно было разглядеть. На другой стороне тянулись к небу, раскинув пылающие «ветви», мачты-передатчики сарматской станции, и огромные тёмно-синие купола под ними просели и потрескались. Из трещин валил дым, и сочилось едва заметное белесое свечение. Фрисс зажмурился и сполз обратно за стену — глаза мигом заслезились.
«Станция… Взрыв… Прокляни меня Река!» — Речник, забыв обо всём, вылетел из-за стены на площадку, засыпанную обломками рилкара, и замер — где-то совсем рядом раздался негромкий скрежет, а за ним — знакомые голоса.
— Не поддаётся, — с досадой сказал сармат, и под его ногами захрустели осколки. — Застряло между рёбер — намертво. Прости, командир.
— Опять? — тяжело вздохнул второй. — Какие однообразные у него фантазии… Ничего, Кейденс. Пусть торчит.
«Гедимин?! Живой?!» — Речник тихо засмеялся, но тут же одёрнул себя и прислушался. В лабиринте перекошенных стен голоса дробились и перекатывались от обломка к обломку. Кажется, сарматы разговаривали вон за теми развалинами…
— Придётся досматривать эту галлюцинацию. По третьему разу, — снова вздохнул Гедимин. — Кейденс, ты тут с какой легендой?
— А-а, — что-то легко шлёпнуло по стене. — Судя по ощущениям, умираю от ожогов и лучевой болезни. Секунду…
Послышались тяжёлые шаги, что-то забулькало и захрипело.
— Э-эх, — сочувственно вздохнул Гедимин. — Знаю я эти ощущения. Садись, ни к чему стоять столбом.
Снова захрустели обломки.
— Ещё и скафандр приплавился к телу, — с досадой вздохнул Кейденс. — Дрянная легенда. Мне осталось ещё пол-Акена — или три четверти, если не повезёт.
— Значит, ты проснёшься первым, — отозвался Древний Сармат. — Сделай одолжение, разбуди меня. Я под куполом третьего блока, сразу у санпропускника.
Земля тяжело содрогнулась — раз, другой — раскалённый вихрь пролетел над головой Речника, дождь пепла стал гуще. Фрисс поднял взгляд и увидел над руинами высокий дымовой столб, расходящийся в вышине клубящимся облаком. Обломок, увлечённый вихрем, ударился в стену и пробил её насквозь, но Речник не чувствовал ветра и почти не чувствовал жара — только видел капли, выступившие на рилкаровых плитах.
— Что там показывают? — зашевелился Кейденс.
— Как обычно — взрыв безоболочников, — в голосе Древнего чувствовались усталость и досада. — И снова неправильно. Хочешь взглянуть на грибок?
— Опять грибок? — вздохнул Кейденс. — Хоть бы не повторялся… Гедимин, тебя хоть немного обожгло?
— Да как же, — сердито буркнул Древний. — Ничего не чувствую. Мне тут ещё висеть и висеть. Придётся досматривать до конца. Так… Знорки с дубьём, разбитый щит управления, взрывы разнообразные, разлёт стержней и колец… Ничего не пропустил?
— Не хватает только Фриссгейна с бластером, — невесело хмыкнул младший сармат. — Первые два раза он был.
— Кейденс, спал бы ты в шлеме! — тяжело вздохнул Гедимин. — Была охота смотреть всякий бред…
Речник протиснулся между покосившимися плитами и вылез в широкий коридор. Рыжие линии и завитки ещё виднелись на тёмно-синей стене, хоть и пошли пузырями, а частично стекли на пол. Сидящий на полу сармат в синем скафандре, клочками прикипевшем к телу, тяжело поднялся на ноги, опираясь на стену, и вывалился наружу, сгибаясь пополам.
— Вот и Фриссгейн, — бесстрастно заметил Гедимин, прижавшийся спиной к другой стене. Брони на нём не было — только тонкая чёрная плёнка скирлина, посечённая мелкими осколками. Древний стоял, сложив руки на груди, и спокойно рассматривал развалины — вторая стена не закрывала их от него, тем более не могла она спрятать высоченный дымовой столб, медленно тающий в белом небе.
— Гедимин! — выдохнул Речник и шагнул к Древнему. Он видел уже, почему сармат стоит неподвижно и не может отойти от стены. Из груди Гедимина, чуть ниже двух круглых шрамов под сердцем, торчал толстый металлический штырь. Крови на нём почти не было.
— Уран и торий, — буркнул сармат, прикрывая железку ладонью. — Фриссгейн, как ты сюда попал?
— Пришёл, — отмахнулся Речник, осторожно отодвигая ладонь Древнего и хватаясь за хвостовик штыря. — Потерпи, Гедимин, сейчас вытащу…
Железяка заскрежетала, но не поддалась и на волос. На губах сармата выступила чёрная пена, он сглотнул и смерил человека хмурым взглядом.
— Оставь, Фриссгейн. На две трети длины этот стержень в стене. Тебе не вытащить.
— Стержень?! — Речник охнул, отдёрнул руку и невольно попятился, едва не налетев на Кейденса. Оба сармата хмыкнули.
— Даже Фриссгейн знает, что это за стержни, — пробормотал Кейденс, усаживаясь на пол. — Это действительно он. Знорк, как тебя занесло в нашу галлюцинацию?
Речник оглянулся на странный звук. Младший сармат сидел у стены, утирая кровь с подбородка. Скафандр висел оплавленными лохмотьями, на лице, не прикрытом щитком, виднелись глубокие порезы и багровые пятна ожогов. Фрисс охнул.
— Бездна! Гедимин, Кейденс… Ваша станция… «Идис» взорвали?! Боги… Что с вами теперь? Чем помочь?!
Сарматы переглянулись. В их глазах не было боли — только лёгкая досада, а сейчас их что-то позабавило.
— Ничем, знорк, — отозвался Гедимин, снова складывая руки на груди. — Мы с Кейденсом заснули где попало. Теперь смотрим фантазии Тзангола на тему взрыва энергостанции. Можешь посмотреть с нами, но самое весёлое ты пропустил.
Речник судорожно вздохнул, огляделся в растерянности — развалины станции всё так же громоздились от горизонта до горизонта, но Древний смотрел на них спокойно, без малейшей тревоги, как на скверно нарисованную картину. Фрисс неуверенно усмехнулся.
— Так на самом деле ничего не взорвалось? «Идис» в порядке, всё цело? И вы все живы, никто не ранен? Не было взрыва?