Становление Украины как современной нации служит ярким примером того, что нации представляют собой целенаправленно созданные социальные конструкции, порождение истории, разворачивающейся в условиях огромного разнообразия, прерывности и изменений, на основе которых национал-активисты стремятся построить связный, устойчивый и полезный пространственно-временной – географический и исторический – нарратив и воплотить его в политической жизни[530]. Российские должностные лица и большая часть русского общества видели в Украине не отдельную и тем более не равноправную нацию, а всего лишь второстепенную ветвь (наряду с Белоруссией) того, что определялось как «всероссийская» нация: украинские активисты все чаще воспринимали это понятие как империалистическую категорию, отрицавшую право украинцев на собственную национальную историю, культуру и права. Для большинства русских украинцы были «малороссами» или «малорусами», а их язык (а соответственно, и их культура) – «диалектом» великорусского языка. Географический термин «Украина» воспринимался большинством русских в его буквальном смысле: как «пограничье», «рубеж», окраина чего-то иного. Земли, где жило большинство носителей украинского языка, действительно являлись пограничьем в важном смысле этого слова: местом, куда приходили новые народы, где изменялись границы и где по этой причине царили разнообразие и нестабильность. Кроме того, пограничное положение Украины подчеркивалось и еще сильнее осложнялось имперскими границами. Из-за этих границ многие украинцы, а также территории с преобладанием украиноязычного населения находились за рубежом, в Австро-Венгерской империи (главным образом, в восточной Галиции). В свою очередь Украина служила домом для многих других народов – одни из них обладали местными привилегиями и влиянием, другие были еще сильнее маргинализованы. В девяти преимущественно украинских губерниях Российской империи-главным образом, в крупных и малых городах, где коренные украинцы составляли меньшинство (большинство их тех, кто говорил на «малороссийском» языке, проживало в деревне и работало в сельском хозяйстве), – жили значительные меньшинства, включая русских, евреев, поляков, немцев, татар и прочих. Например, в «столице» Украины Киеве украинцы составляли 22 % населения (согласно данным переписи 1897 г. о численности носителей коренных языков) по сравнению с 53 % русских, 13 % евреев и 7 % поляков. В портовом городе Одесса лишь десятая часть жителей назвала своим родным языком украинский[531].
В первые десятилетия XX в. широкий размах принял процесс национального «культурного пробуждения» среди украинских элит. Европейские представления о нации как о глубинной и врожденной первооснове человека, память о которой сохраняется в народных традициях, вдохновляли многих образованных украинцев – пусть даже зачастую обрусевших или полонизированных – на то, чтобы открывать для себя «подлинную» украинскую национальную идентичность в культуре и языке крестьянства. Эти «украинофилы», как их иногда называли (с вполне явственным оттенком презрения), стремились выявить и возродить подавленную и преданную забвению идентичность Украины как «нации» [532]. Разумеется, корни всякой национальной идентичности лежат в истории. А самым влиятельным автором, разрабатывавшим этот новый подход к национальной украинской истории, был историк Михаил Грушевский (1866–1934)[533]. В 1894 г. он стал профессором восточноевропейской и украинской истории в университете г. Львова в австрийской Галиции, представлявшем собой важный центр крепнущего украинского национального движения, поскольку Австро-Венгерская монархия предоставляла украинцам больше свобод, включая разрешение преподавать и издаваться на украинском языке, что было запрещено в Российской империи. Грушевский четко осознавал политические задачи, стоявшие перед ним во Львове: воспитать новое поколение молодых украинских ученых, которые будут способны продолжить борьбу за дело национального освобождения и воспользоваться большей свободой, существовавшей в Галиции, чтобы создавать украинские культурные, научные и политические институты для всей Украины. В не меньшей степени его задача состояла и в построении истории, которая смогла бы преодолеть русский имперский нарратив. Грушевский полагал, что движущей силой украинского национального развития служат не действия, предпринимаемые элитами или государственными институтами, а история простых людей – и в первую очередь их экономическая, культурная и духовная жизнь. Как утверждал Грушевский в своей вступительной лекции, лишь при изучении истории народа можно понять, что Украина, по сути, уже существует как нация, пусть еще и не оформившаяся политически. В своей преподавательской работе, в публичных лекциях, в статьях для журналов и газет, в своих научных трудах (особенно в его основательной «Истории Украины-Руси») Грушевский повторял этот ясный урок: в истории Украины просматривается непрерывная история единой нации, в течение столетий менявшей границы и господ – от средневековой Киевской Руси через казачье государство (гетманство) XVII в. и вплоть до нынешней эпохи[534].
Революция 1905 г. открыла беспрецедентные возможности перед антиимперскими и национальными движениями. В украинских городах, как и по всей империи, наблюдался настоящий взрыв митингов, демонстраций, забастовок, количества изданий и организаций. Националисты получили исключительную возможность быть услышанными, а также аудиторию, готовую услышать их призывы. Грушевский был в состоянии широко издаваться в Российской империи и на русском, и на украинском. Во всех своих выступлениях он ясно и решительно давал понять: Украина – историческая и этническая нация, имеющая естественное право на автономию. Этот урок был адресован не только украинцам, но и русским и способствовал тому, что «украинский вопрос» был включен в повестку дня русских либералов и социалистов, начавших осознавать, что освобождение России должно включать в себя и преодоление наследия, оставленного имперским правлением[535]. Грушевский указывал, что Россия в качестве «империи народов», среди которых правящая нация является лишь меньшинством, не сможет «развиваться свободно и успешно», пока народы, входящие в состав империи, не в состоянии вести «свободное и нестесненное существование». Более того, – утверждал он, – до тех пор, пока Россия не превратится в «свободный союз народов[,] немыслимо полное обновление ее, полное освобождение от мрачных пережитков прошлого»[536].
В 1917 г., после свержения царской власти, Грушевский вернулся в Киев, где был избран председателем украинской Центральной Рады, вскоре превратившейся в протопарламент зарождавшегося украинского национального государства. Грушевский занимал ту же политическую позицию, на которой в тот момент стояло большинство антиимперских активистов в Украине и по всей Российской империи: не отделение, а «автономия», «свободная Украина в свободной России». Но в то же время он разделял всеобщее убеждение в том, что если русские воспротивятся требованиям об автономии, то единственным возможным исходом останется независимость. «Флаг независимой Украины пока что свернут», – напоминал он и предупреждал, что тот будет развернут, если «всероссийские централисты» не прислушаются к справедливым требованиям национальных меньшинств империи[537].
Вице-председателем Центральной Рады при Грушевском был Владимир Винниченко (1880–1951)[538].
РИС. 10. Владимир Винниченко, 1920 г.
Общественное достояние
В отличие от родовитого профессора-председателя Винниченко (рис. 10) был сыном крестьян, переселившихся в центрально-украинский город Елисаветград. Благодаря финансовой поддержке со стороны старшего брата, работавшего в городе печатником, он учился в местной гимназии, но был исключен, не успев ее закончить, – судя по всему, за сочинение сатирических стихов политической направленности. Скитаясь по южной Украине и переменив множество профессий, он продолжал заниматься самообразованием и сумел сдать экзамены на аттестат зрелости, позволивший ему в 1900 г. поступить в Киевский университет на юридический факультет. Как и многих других киевских студентов, политика интересовала Винниченко сильнее, чем учеба. Он вступил в подпольную Революционную украинскую партию (РУП), в 1900 г. основанную студентами в Харькове и имеющую репутацию «первой украинской политической партии в Российской империи»[539]. В идеологическом плане РУП придерживалась социализма наряду с борьбой за национальную идентичность и национальное освобождение, хотя баланс между социализмом и национализмом с течением времени превращался в яблоко раздора, особенно по мере того, как смутные народнические позиции партии превращались в идеологически более строгий марксизм. В 1902 г. Винниченко был арестован за участие в студенческих демонстрациях, исключен из университета и отправлен служить в армию. Не выдержав тягот армейской жизни, вскоре он бежал через границу в Галицию, где стал членом зарубежного отделения РУП; пользуясь фальшивым паспортом, время от времени он нелегально доставлял в Россию революционные издания, хотя в 1903 г. был схвачен и больше чем на год попал в тюрьму.
Согласно самому Винниченко его политическое пробуждение произошло на пересечении его социального и национального опыта и чувств. В 1919 г. он вспоминал в дневниковой записи: «с тех времен, когда помещик Бодиско избивал у себя в поместье моего отца, обманывал его, эксплуатировал, прогнал с его надела в поле, где я пас скот, – уже с той поры я нес в своей душе семя ненависти к социальной эксплуатации, к всевозможным бодиско»