13.
В этом свидетельстве речь явно идет о московском визите специального эмиссара ставки полковника Роженко, состоявшемся в первой декаде августа. Согласно Деникину, «в апартаментах видного кадетского лидера прошло совещание влиятельных членов Думы и других политических вождей». После очень поверхностного доклада Роженко о назревшем конфликте между Корниловым и Керенским, возможном использовании кавалерийского корпуса для предотвращения большевистского путча, ликвидации Советов, а заодно и правительства стало ясно, что «все сочувствовали, но никто не верил в успех или не желал связывать с ним себя или политическую группу, которую он представлял». Через несколько дней дискуссия возобновилась «в более широком кругу либеральных и консервативных гражданских лидеров». Милюков от имени партии кадетов выразил «сердечное сочувствие намерению ставки положить конец засилью Советов и разогнать их, но чувства масс таковы, что партия не может оказать ставке никакой помощи». Родзянко также заявил, что Государственная дума абсолютно «бессильна», но в случае успеха может быть «гальванизирована» и сумеет принять участие в «организации правительства».
Корниловские офицеры не были удовлетворены приемом, который встретили в этих кругах. Симпатии мятежу выражались сугубо платонические. Выслушав их, один офицер заключил: «Как ни прискорбно, но приходится признать: мы одни». Вывод был правильным. В критический момент политические круги, приветствовавшие переворот, не смогли бы вывести на улицу ни одного человека. У этого политического штаба уже давно не было и намека на армию, которая могла бы ответить на его призыв. Контрдемонстрация в защиту Милюкова перед его отставкой, прозванная «демонстрацией котелков», была предпоследней попыткой оживить эти силы. Последней стала попытка организовать приветственную встречу Корнилова, прибывшего на московское Государственное совещание; но на эту встречу собрались почти исключительно молодые офицеры – те самые, которые тщетно искали эффективной поддержки со стороны гражданского населения. Корниловское движение приобрело фасад, который украшали имена вчерашних звезд «высокой политики»; этот фасад обладал большими связями и влиянием, пользовался авторитетом у союзников и журналистов и имел деньги. Он мог оказать моральную поддержку, выдвинуть лозунг государственного переворота, создать для него благоприятную общественную и политическую атмосферу, «нажать» на правительство – вот и все. Если бы заговор удался, эти круги утвердили бы его результаты, увенчали лаврами его лидеров и двинулись вперед с открытым забралом; но в случае неудачи они попытались бы спасти свою шкуру и вновь затаиться до лучших времен.
В таких условиях фасад начал действовать. Он сделал попытку мобилизовать практически те же силы, которые когда-то мобилизовал против самодержавия, всего-навсего сдвинув свой фронт слегка налево. Все несоциалистические силы объединились в общий антисоциалистический блок. Как и раньше, его душой стал Милюков, а формальным лидером – Родзянко. Блок был создан на «малом совещании гражданских лидеров», предшествовавшем московскому Государственному совещанию. «Участвовавшие в нем три с небольшим сотни человек, – пишет Милюков, – представляли самые разные политические группы и тенденции, от лидера кооперативного движения Чаянова до землевладельца князя Кропоткина». Его положительная платформа была определена как «создание сильного национального правительства для спасения единства России» (формула князя Трубецкого); отрицательная – как «борьба с влиянием Советов на правительство»14. Керенский рвал и метал. Он говорил Кокошкину: «Милюков организовал «прогрессивный блок» против Временного правительства так же, как однажды организовал его против Николая II». Деникин соглашался с Керенским: «Если многие представители нового «прогрессивного блока» – каким в сущности было «совещание гражданских лидеров» – не были поставлены в известность о точных датах, то они, по крайней мере, сочувствовали идее диктатуры; одни догадывались, другие знали о предстоящих событиях».
Состав нового блока практически совпадал с составом старого; его лидеры были теми же. Но на сей раз это был либерально-консервативный блок. Например, главной на совещании была речь Алексеева; этот человек, выдвинувший идею военной диктатуры еще при царизме, в старом «прогрессивном блоке» был бы невозможен. То же самое можно сказать о лидере Союза землевладельцев князе Кропоткине (которого не следует путать со знаменитым теоретиком революции). Теперь, когда этот блок выступал не против Николая, а против Временного правительства, его следовало бы называть не «прогрессивным», а «регрессивным».
Во время «малого совещания» распространился слух, что между Керенским и Корниловым произошел конфликт и что Корнилову грозит увольнение. Это расстроило бы все планы заговорщиков. Союз офицеров ставки уже назвал «врагами народа» всех, кто смел критиковать Корнилова, и поклялся поддерживать его «до последней капли крови». Совет Союза казачьих частей объявил Корнилова «бессменным» командующим; в случае его увольнения совет угрожал «снять с себя всякую ответственность за поведение казачьих частей на фронте и в тылу». Союз георгиевских кавалеров высказался еще более воинственно: «Это станет сигналом, после которого все георгиевские кавалеры присоединятся к казакам». «Малое совещание» поторопилось «добавить свой голос к голосам офицеров, георгиевских кавалеров и казаков». Его обращение к Корнилову звучит как призыв к действию: «В этот грозный час суровых испытаний вся Россия смотрит на вас с надеждой и верой».
Когда Корнилов приехал в Москву, бард кадетов Родичев закончил свое приветствие следующими подстрекательскими словами: «Спасите Россию, и благодарный народ коронует вас».
Деникин правильно пишет: «Не приходится удивляться тому, что эти люди иногда испытывали угрызения совести. Маклаков говорил Новосильцеву: «Скажите генералу Корнилову, что мы подталкиваем его к действию, особенно М. Но если что-нибудь пойдет не так, никто из них не поддержит Корнилова, они все убегут и попрячутся»15.
Маклаков говорил горькую правду. Первым убежал формальный лидер нового блока Родзянко. Как только стало ясно, что замысел Корнилова провалился, Родзянко через газету «Русское слово» тут же отрекся от всякого участия в движении.
Позиция Милюкова была более трудной. Во время паники, поднятой мятежом Корнилова, он едва не поднял забрало. В кадетской газете «Речь» от 30 августа вместо его обычной редакционной статьи красовалась купюра. Но наборщики тут же принесли в Совет доказательство того, что статья была спешно убрана, когда поступила последняя новость об изменении ситуации. В ней Милюков чрезвычайно тепло приветствовал нового диктатора. Позже кадетская пресса писала о «преступных» методах корниловского движения, смягчая это утверждение упоминанием о его благородных целях. Красивым такое поведение не назовешь. Сам Милюков предпочел на время покинуть политическую арену и уехал в Крым.
В начале июня 1917 г. В.Н. Львова пригласил к себе на квартиру Шульгин, который еще в марте мечтал расстрелять толпу из пулеметов. При этой встрече присутствовал полковник Новосильцев, один из вождей заговора. «Шульгин ошеломил меня, сказав, что для переворота все готово; он хотел предупредить меня, что после 15 августа я должен немедленно подать в отставку». Львов сразу же согласился последовать совету. 21 августа, когда он уже не был членом правительства, такое же предупреждение через него доставили одному из кадетских министров. Инициатива исходила от генерала Лукомского. Кадетам было рекомендовано подать в отставку к 27 августа, чтобы затруднить позицию правительства и спасти собственные шкуры. Слова Львова подтверждает В.Д. Набоков, бывший генеральный секретарь Временного правительства. Он передал предупреждение Львова трем кадетским министрам – Кокошкину, принцу Ольденбургскому и Карташеву. Другим членам правительства таких предупреждений не поступило: именно это называлось у кадетов «практичной коалицией». Все четыре министра-кадета подали в отставку вечером 25 августа, буквально выполнив указание ставки. Правда, Кокошкин еще до того по собственной инициативе испробовал метод «подрыва правительства». 11 августа, накануне московского Государственного совещания, он внезапно сказал Керенскому, что «подаст в отставку, если программа Корнилова не будет принята сегодня же». Керенский «был ошеломлен». Уход кадетов из правительства «сделал бы дальнейшее поддержание равновесия в стране невозможным». После этого Государственное совещание стало бы ареной ожесточенной борьбы; можно было бы ожидать какой-нибудь авантюрной выходки со стороны правых вроде требования создать «сильное правительство» – иными словами, установить диктатуру.
Корнилов считал, что в его движении принимает участие вся кадетская партия. После провала мятежа генерал, находившийся в могилевском госпитале под охраной, передал через князя Трубецкого следующий приказ: «Скажите им, что ни один кадет не должен войти в правительство». Деникин излагает содержание беседы между князем Трубецким и Корниловым: «Политику и публичному оратору пришлось потратить много времени, чтобы убедить военного, что предъявить такое требование может только человек, получивший от партии кадетов очень конкретные обещания». Такие обещания давались только Корнилову-победителю, но не Корнилову-неудачнику.
Борьба между Корниловым и Керенским началась. Третий элемент, Савинков, включился в нее с самого старта.
Савинков и его «второе я» Филоненко утверждали, что «Корнилова создали они». Корнилов должен был стать тем мечом, который разрубит гордиев узел восстановления боеспособности армии и решения вопроса войны и мира. Савинков со своей громкой славой революционера и террориста должен был стать «демократическим щитом» Корнилова и защищать его от ударов слева. Во-вторых, Савинков и Филоненко, имевшие влияние на Керенского, могли легко добиться выполнения требований Корнилова. Без Керенского успех становился сомнительным. Его участие должно было устранить все препятствия. Савинков рассчитывал, что выполнение главных пунктов программы Корнилова с помощью Керенского (как члена триумвирата) и поддержки, обещанной кадетами, «заставит меньшинство, включая Чернова, подать в отставку. Кроме того, проголосовав за законопроект, Керенский бы