Сталин так часто — обращаем внимание! — открыто говорил о немецкой угрозе, не опасаясь, что его слова через прибалтийские делегации могут быть известны в Берлине, потому что такой тактический маневр при расширении сфер влияния был оговорен с Риббентропом еще 23 августа и подтвержден 28 сентября. Сталин пошел литовцам на единственную уступку — снизил количество советских войск в Литве до 35 тысяч человек. А в итоге согласился разместить на территории Литвы 20 тысяч красноармейцев.
Тяжба об условиях договора продолжалась до 10 октября. Окончательный текст договора Молотов скомпоновал из различных статей советских и литовских проектов. 10 октября договор о передаче Литве Вильно и о взаимопомощи был подписан.
Демонстрация, посвященная принятию Эстонии в состав СССР. Таллинн. Август, 1940 г.
После подписания трех договоров с прибалтийскими странами в них создалось неадекватное восприятие навязанных Москвой пактов. Конечно же, эти народы единодушно не хлопали в ладоши по поводу ввода советских войск. Как отмечали даже западные наблюдатели из посольств, пакты вызвали энтузиазм в среде просоветски настроенной интеллигенции и рабочих активистов. Советские войска приветствовали национальные меньшинства: русские, белорусы, евреи — но опять же это были лица не из зажиточного слоя. В Литве было больше одобряющих, поскольку маленькой стране вернули Виленскую область. Но основная масса населения встретила пакты сдержанно, если не настороженно. Скорее всего, это было вызвано тем, что в октябре 1939 года в разгар западноевропейской войны Германии против Франции и Англии уже мало кто в Прибалтике верил в возможность полностью независимого существования. Такими людьми пакты оценивались, на радость правительств, как необходимая уступка обстоятельствам.
Примечательно, что первоначально СССР в отношении прибалтийских стран действительно проводил политику полного невмешательства в их внутренние дела. Как следует из архивных документов тех лет, Москва выжидала прояснения ситуации на Западном фронте, где Германия активно громила французскую армию и теснила английские части.
В приказе наркома обороны от 25 октября 1939 года, отданном войскам, вступившим в Прибалтику, в частности говорилось: «Разговоры о «советизации» прибалтийских республик в корне противоречат политике нашей партии и правительства и являются безусловно провокаторскими…». И опять же это было временное обещание, но — выполнялось оно… честно. Выполнение Советским Союзом обязательств не вмешиваться во внутренние дела прибалтийских республик отмечалось на декабрьской конференции Балтийской Антанты. По словам литовского посла в Эстонии П. Дсилидс, «все страны констатировали честное выполнение СССР пакта».
Так продолжалось несколько месяцев. Даже критически настроенная к большевизму швейцарская газета «Баслер Нахрихтен» писала 21 марта 1940 года, что «внутренняя политика трех балтийских стран в своих основных принципах не изменилась. Она, так же как и раньше, носит исключительно антикоммунистический характер…» Антикоммунистический характер заключался отнюдь не в антисоветской открытой агитации, а в сохранении буржуазных принципов хозяйствования.
18 марта 1940 года английский еженедельник «Трибюн» отмечал, что балтийским странам пакт «обеспечил реальные экономические ВЫГОДЫ». Страны получили возможность пользоваться Беломорско-Балтийским каналом для экспорта своих товаров и широко обменивать свое сырье и сельхозпродукцию на советские машины и оборудование, на сырье, необходимое прибалтийской промышленности.
Однако уважение Москвы к подписанному договору «вскоре иссякло», как в конце мая едко отметил тот же английский еженедельник «Трибюн». 25 мая 1940 года Молотов от имени советского правительства сделал заявление литовскому послу о случаях исчезновения советских военнослужащих из частей, расположенных в Литве. Речь шла о двух красноармейцах. Молотов утверждал, что это — похищения, осуществленные с ведома литовского правительства. Москва расцепила этот акт как провокацию. Куда на самом деле делись красноармейцы — так и осталось неизвестно по сей день. По одной из версий, это были агенты НКВД, специально сбежавшие из расположения частей по приказу высшего начальства, чтобы инсценировать похищение и свалить всю вину на Вильнюс. На самом деле причиной стремительной перемены отношений Москвы к прибалтийцам была быстрая победа Германии в весенней кампании 1940 года на Западном фронте.
По успехам Гитлера в Москве быстро поняли, что через несколько недель падет Париж, а экспедиционная армия англичан будет полностью изгнана с материка. Именно так и произошло. А в мае в Кремле пришли к выводу, что с победой на Западе у Германии будут развязаны руки против СССР. Сам готовый к нарушению пактов, подписанных с прибалтами, Сталин, естественно, опасался, что и Гитлер может быть не менее вероломным. Фашистская опасность возросла и на Балтике, где германский флот с каждым месяцем чувствовал себя все вольнее. А с Литвой у немцев была граница. Это означало, что надо как следует укрепить западные советские рубежи. И без полного включения прибалтийских стран в состав СССР это было невозможно, поскольку пакты с Балтийской Антантой ограничивали количество советских войск на их территории. Тут с оборонительной точки зрения Москву можно понять и в наши дни. Трудно сказать, как бы сложился ход Отечественной войны, если бы в Прибалтике к июню 1941 года не содержалось значительное количество советских частей, которые тоже сыграли свою оборонительную роль при наступлении Гитлера на Москву.
Кремль же в этой критической ситуации — в мае 1940 года — разговаривал с прибалтийскими правительствами не языком дружбы и убеждения, а языком диктата. 29 мая в «Известиях» появилось сообщение Наркоминдела «о провокационных действиях литовских властей». Как ни странно, но командование советских войск в Литве не обратилось ни с какими запросами к литовским войскам по поводу исчезновения двух красноармейцев. Этот факт еще раз наводит на мысль, что «исчезновение» спланировали в НКВД.
Когда Литва начала упрямо отрицать свою причастность к этому факту. Молотов вдруг заявил премьер-министру А. Меркису, что помимо исчезновения советских красноармейцев имеется куда более важная проблема — участие Литвы в военном союзе с Эстонией и Латвией, направленном против СССР И опять вызывает удивление, что при заключении пактов с прибалтийскими республиками Москва ранее не протестовала против их тройственного союза, созданного 12 сентября 1934 года. Теперь же Прибалтийский тройственный союз послужил поводом для выражения Москвой серьезного недовольства, грозившего прибалтам полной потерей независимости. Читатель не без интереса прочтет и задумается с современных цивилизованных позиций: а возможно ли было в то время советскому правительству поступить иначе? Да! Возможно… если бы у власти был не диктатор Сталин, если бы Россия была более демократической, если бы в дипломатии часто не действовали воровски, исподтишка и лицемерно. Можно было — как считают некоторые современные эксперты — на условиях взаимного доверия для создания пояса безопасности в Прибалтике разместить контингенты советских войск и затем совместно с прибалтийскими частями если не отразить, то надолго задержать продвижение фашистов.
Военные специалисты в области истории тоже считают возможным подобный вариант. Однако Германия была тогда диктаторской, под диктатурой находилась и Россия. А у диктаторов — и это без натяжки! — свои, диктаторские методы правления и варианты решения проблем защиты государства. Словом, Сталин не мог поступить иначе, потому что он был… Сталиным со своими выработанными привычными манерами руководства и со своим видением задачи укрепления и сохранения государства…
Для начала Молотов навязал Литве отставку министра внутренних дел К. Скучаса и начальника департамента полиции А. Повилайтиса, а затем потребовал их отдачи под суд. Затем Молотов добился формирования в Литве правительства, которое «было бы способно и готово обеспечить частное проведение в жизнь советско-литовского договора и… решительное обуздание договора». Это означало отставку буржуазного правительства и создание просоветского. На наш взгляд, такую акцию можно назвать бескровным переворотом, совершенным извне и по согласию… свергаемого правительства. Впрочем, история знает и не такие парадоксы внешней политики. Молотов поставил жесткий срок для ответа — до 10 часов утра 15 июня. Задержка ответа означала немедленные силовые действия с советской стороны. Это был ультиматум, и Урбшис дал удовлетворяющий Молотова ответ за 15 минут до истечения назначенного времени.
А 16 июня Молотов сделал латвийскому и эстонскому посланникам аналогичные заявления. Поздно вечером 16 июня правительства поставленных на колени двух республик дали положительные ответы. Для видимости соблюдения международного законодательства Сталин и Молотов назначили комиссию для переговоров при формировании новых правительств. Эта комиссия действовала совместно с советскими посланниками, заранее проинструктированными. Уполномоченными в этом деле были: в Литве — В. Г. Деканозов, в Эстонии — А. А. Жданов, в Латвии — А. Я. Вышинский. Все — одиозные личности, верные подручные Сталина, активные распорядители террора в СССР.
Уполномоченные привезли из Москвы заранее утвержденные списки кандидатов в члены будущих правительств. Эти кандидатуры были также обсуждены с советскими полпредами в Прибалтике, хорошо знавшими местные просоветские кадры, Для видимости с президентами Литвы, Латвии и Эстонии были устроены обсуждения этих кандидатов на власть. Носили они чисто формальный характер, так как спорить против неугодных кандидатур загнанные в угол президенты не имели никакой возможности: представители Москвы дали им сразу понять, что вопрос предрешен. Предрешена судьба каждой из небольших балтийских стран.
После «одобрения» кандидатур министром-президентом Латвии стал А. Кирхенштейн, премьер-министром, а затем исполняющим обязанности президента Литвы — Ю. Палецкис и премьер-министром Эстонии — И. Варес. В соответствии с «договоренностью», более крупные советские воинские силы вошли в Литву 15-го, а в Латвию и Эстонию — 17 июня 1940 г.