– Да, а разве не так?
– Так и не так. Пограничником в тот день был дан приказ: на огонь не отвечать.
– И что же, они все его выполнили?
– Не выполнили процентов пятнадцать, но погибли и те и другие.
– И тому есть документальное свидетельство?
– Естественно. В этот день творилось невообразимое. Мне однажды ребята из аппарата ЦК (Рой Александрович в годы перестройки был членом ЦК. – А. О.) показали сильнейший документальный материал по первому дню войны. Когда готовились к празднованию 20-летия Победы, кто-то очень умный из ГлавПУРа отдал приказ, чтобы каждый участник войны, который еще служит в армии, написал отчет за 22 июня 1941 года – где был, что и как – и прислал им.
– И прислали?
– Конечно.
– И много?
– Я читал штук триста.
– И что же там?
– Белиберда, бред сумасшедшего…
Я вспомнил поразивший меня случай из книги «Я это видел» [63. C. 321], который процитировал и в своей, и спросил:
– Что-нибудь типа: «Ночью 22-го июня нас разбудил политрук и с наганом в руке приказал срывать и сжигать портреты вождей?»
– Вот-вот, почти дословно. Так что, когда эту ахинею увидели в ЦК, они приказали все засекретить и убрать куда подальше.
– Но вы-то успели до этого кое-что для себя скопировать?
– Само собой.
– Рой Александрович, – взмолился я, – пожалуйста, поделитесь, для меня это самый бесценный материал!
– Хорошо, я посмотрю.
После этого мы несколько раз пересекались с Роем Александровичем, и я всегда скромно напоминал о его обещании. Во время одного из наших телефонных разговоров он сказал, что ошибся, что у него оказался не тот материал, о котором он мне рассказывал, но этот материал существует и в ближайшее время будет у него на руках. Когда я потерял уже всяческую надежду, из издательства сообщили, что к ним привезли пакет от Медведева для меня. Я сразу же поблагодарил Роя Александровича за царский подарок. «Не стоит благодарности, – ответил он, – у меня до него руки не доходят, а вам это будет кстати. Правда, главпуровский материал я не нашел, но этот вам тоже будет интересен. Публикуйте его, как сочтете нужным». К этому моменту он уже прочитал мою книгу и сказал, что читать ему было интересно. Я расценил его слова и передачу мне ценного материала как самую высокую оценку – вряд ли он стал бы делать это для человека, занимающегося чепухой или проводящего какую-то неприемлимую для него линию.
Для начала я должен немного рассказать об авторе предоставленного мне источника М. Д. Рабиновиче и его работе. О себе в тексте он сообщил лишь то, что он профессиональный архивист, с 1942-го до конца войны воевал на фронтах Великой Отечественной, а после войны преподавал историю в учебных заведениях, где училось много фронтовиков. Он оказался настолько скромен, что даже не указал свое имя и отчество полностью, лишь инициалы и ученую степень – кандидат исторических наук. Набрав эти скудные данные в Google, я нашел единственную книгу автора с таким именем – «Полки петровской армии 1698–1725: Краткий справочник» (М.: Сов. Россия, 1977. Тр. Государственного ордена Ленина Исторического музея). Полный текст этой книги я тоже нашел в Интернете. Увидев, что в ней собраны и проклассифицированы все 637(!) петровских полков и кратко даны все необходимые сведения о каждом из них, я окончательно убедился, что ее автор конечно же настоящий архивист, а значит, и есть тот самый историк, который собрал воспоминания ветеранов войны о ее первом дне.
Я позвонил в Исторический музей, где мне любезно сообщили данные о Моисее Давидовиче Рабиновиче, который работал там с 1967 по 1978 год. Он родился в 1914 г. в Одессе в интеллигентной семье (отец – бухгалтер, мать – врач). В 1937 г. окончил Историко-архивный институт, в 1940 г. – аспирантуру при нем, после чего был направлен в г. Фрунзе начальником Архивного управления НКВД Киргизии. Воевал с 1942 по 1945 г. на Калининском, 2-м, 3-м и 4-м Украинских фронтах, был трижды ранен, войну закончил старшим лейтенантом, награжден орденом Отечественной войны II степени и тремя медалями. После демобилизации преподавал историю в военных училищах, заочном пединституте, в вечерних и даже обычных средних школах, затем до ухода на пенсию работал в Историческом музее. (Через два года после ухода на пенсию в 1980 г. Моисей Давидович Рабинович умер – об этом мне позже сообщил его сын Игорь Моисеевич Иртеньев, известный российский поэт.)
Для того чтобы собирать в течение долгих лет материалы о первом дне войны, нужно было иметь мужество. В годы войны и после ее окончания это было не только рискованно для члена партии, к тому же архивиста и преподавателя истории, проработавшего несколько лет в Архиве Киргизского НКВД, но и опасно для жизни. Но сделанное им показывает, что он был настоящим гражданином и патриотом, понимавшим, что «Порт-Артуры и Пирл-Харборы повторяются» и истинную картину событий необходимо восстановить для того, чтобы 22 июня 1941 г. никогда не повторилось в нашей стране. Как профессиональный историк он учел метод Дельбрюка и Куля, впервые использованный в книге «Катастрофа 8 августа 1918 г.» для выяснения обстоятельств начала Первой мировой войны, и нашел свой способ постижения истины, поскольку понимал, что сталинские трактовки событий и существовавший тогда режим не дадут даже приблизиться к ней. Свою методику он подробно описывает в предисловии, поэтому не буду останавливаться на этом. Скажу лишь о том, как некоторые приведенные им воспоминания участников событий первого дня войны и предшествовавших ему недель подтвердили мою гипотезу.
Одно из них свидетельствует о том, что самые первые бомбардировки 22 июня 1941 г. вели не немецкие, а неизвестные самолеты, причем весьма странным образом – не топя наши корабли, а якобы минируя выходы из военно-морских баз. Так, оказывается, действовали и самолеты, совершившие в этот день на рассвете налет на Кронштадт (для меня это первое сообщение о столь необычной бомбежке Кронштадта).
Обнаружен еще один факт появления странных плакатов, с которыми через всю Москву ехали 19 июня 1941 г. на грузовике на вокзал призванные запасники: «Войны не хотим, но в бой готовы». Как-то это не стыкуется с «тайным призывом резервистов», о котором обычно пишут историки, и что означает подобная демонстрация?
А про обучение плаванию в частях Прибалтийского округа за несколько дней до начала войны разве где-нибудь когда-нибудь писали? А подробности ареста генерала Павлова из уст непосредственных его участников сообщали? Очень интересен никогда ранее не упоминавшийся факт передачи по радио приказа о начале войны в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. за подписью Ворошилова (он ведь был председателем предвоенного Комитета обороны).
Важны воспоминания заведующего 1-м Европейским Отделом НКИД Кузнецова о результатах поездки Молотова в Берлин. Оказывается, сотрудниками наркомата она оценивалась в то время как крайне удачная и даже позволяла считать, что благодаря ее результатам «теперь немцы нам отдадут все, что угодно, вплоть до Индии».
Таких моментов в материале М. Д. Рабиновича очень много, и каждый читатель найдет в нем для себя немало интересного. Общее ощущение от прочитанного – ну, очень готовились, но совсем не к той войне, которая началась.
Конечно же в некоторых приведенных ниже воспоминаниях участников войны есть и неточности, и даже недостоверности, в основном связанные с мифами первых дней войны, которыми люди пытались тогда объяснить происходившие невероятные события. Я старался как можно реже и лаконичней такие места отмечать и по мере возможности объяснять в примечаниях.
В отличие от большинства историков, считающих, что их работа должна проходить только в архивах, и в основном с печатными материалами, да еще хорошо бы, чтоб заверенными печатью, М. Д. Рабинович работал и с живыми свидетелями страстно интересующих его событий, в результате чего появился бесценный документ. Наверное, именно о таком я мечтал, собирая по крохам материал для раздела «Калейдоскоп предвоенного театра абсурда» для трех своих книг. Поэтому вначале, следуя стилю, выбранному для первых двух книг, я собирался вставить материалы М. Д. Рабиновича отдельными фрагментами в таком же разделе третьей, завершающей трилогию книге. Но потом понял, что их надо привести целиком – не только как собрание фактов, но и как достойный глубокого уважения и подражания пример работы настоящего историка-патриота, подвижника «живой истории», который не по заданию, а по велению души ищет истину. Я позволил себе опустить пересказ Рабиновича неопубликованного во время его работы над этим материалом доклада Хрущева на ХХ съезде партии, а также фрагмент воспоминаний В. А. Новобранца (они тогда ходили в списках). Последний я цитирую в Приложении 3 из изданной наконец-то книги В. А. Новобранца «Я предупреждал Сталина о войне. Записки военного разведчика», вышедшей в 2009 г.
С любезного разрешения сына М. Д. Рабиновича Игоря Иртеньева я публикую предоставленные мне материалы полностью (кроме упомянутых выше изъятий), в редакции оригинала, иногда в квадратных скобках расшифровываю сокращения и кое-что поясняю в примечаниях. Мною исправлены лишь опечатки и кое-где внесены изменения в пунктуацию.
Вместо предисловия
Начало войны застало меня в Киргизии, где я руководил тамошним архивным управлением. Сразу же мне пришлось по заданию Фрунзенского Горкома партии включиться в большую пропагандистскую работу среди местного и эвакуированного населения, личного состава военных училищ и формировавшихся воинских частей. Моих слушателей, да и самого меня, волновал вопрос о причинах нашей неудачи летом 1941 года. Официальная версия о внезапности нападения и плане активной обороны находилась в явном противоречии с тем, что мне рассказывали пережившие ужасы войны люди, оказавшиеся в Киргизии, и внушала мало доверия. Оказавшись с осени 1942 г. в армии, я постоянно пытался уяснить для себя, что же произошло 22 июня 1941 г. и в чем причины катастрофы. К сожалению, круг информации людей, с которым