Первое, что вызывает изумление в описании этого налета – словосочетание «неизвестные самолеты». Ведь предупреждение о возможных провокационных действиях со стороны Германии в этот день прошло в виде Директивы наркома обороны № 1, передача которой закончилась в 0.30 22 июня. По какой же причине, несмотря на это, самолеты, налетевшие в 3.00 на Севастополь, стали «неизвестными»?[62]
1. Темнота не позволила разглядеть силуэты, а уж тем более опознавательные знаки.
Хотя где-то мелькнуло сообщение, что рассвет в это время в Севастополе уже начинался. Тогда ответ: силуэты самолетов оказались незнакомыми.
2. Характеристики гула их моторов оказались неизвестными для операторов звукоуловителей ВНОС, и те не смогли их идентифицировать.
Однако простейшие расчеты показывают, что звукоуловители ЗТ-4, ЗТ-5, ЗП-2, состоявшие к 22 июня 1941 г. на вооружении РККА и ВМФ, не могли обнаружить в 3.00 самолеты, оказавшиеся в 3.07 над Севастополем. Скорость бомбардировщиков 300–420 км/ч, то есть 5–7 км/мин. Самолеты, обнаруженные за 7 мин. до подлета, находились на расстоянии 35–50 км. А дальность действия звукоуловителей 10–12 км. Тем более этого не могло произойти, если огонь по самолетам был открыт в 3.17, ибо получается, что эти самолеты были обнаружены, когда находились на расстоянии 85—119 км от Севастополя.
Значит, самолеты были обнаружены постами ВНОС и СНИС не с помощью звукоуловителей, а каким-то другим способом.
Изучение печатных изданий и сообщений Интернета, относящихся к периоду начала войны на Черном море, дало неожиданные результаты. Оказалось, что 22 июня 1941 г. в составе Черноморского флота имелся боевой корабль крейсер «Молотов»,[63] оснащенный радиолокационной станцией «Редут-К» (корабельный вариант РУС-2). Эта станция была введена в эксплуатацию 15 июня 1941 г. и наверняка, учитывая напряженную обстановку, сразу заступила на боевое дежурство. Дальность ее действия составляла 110 км (именно в пределах этого расстояния и были обнаружены «неизвестные самолеты» в 3.00 22.06.41 г.). Информация об этом имеется на интернет-сайте «Крейсер “Молотов”» (http://flot.sevastopol.info/ship/cruiser/molotov.htm).
Эта информация поставила все на свои места. Стало понятно, почему самолеты были названы «неизвестными» в первый день войны и совершенно справедливо таковыми считаются по сей день – из-за своего маршрута. Они летели оттуда, где немецких самолетов просто не могло быть – из Турции!
На индикаторе РЛС «Редут-К» оператор наблюдал отметки от них 17 (или 7) минут и наносил на карту воздушной обстановки координаты цели в виде точек. Именно эти точки дали на карте прямую линию, идущую от Турции. Оператор не политик, он лишь фиксирует происходящее. Эта карта наверняка хранится где-то в военно-морских архивах. А может быть, из-за особой секретности РЛС в те годы, она была уничтожена при сдаче Севастополя.
Результаты этой странной бомбардировки, самой первой, но почему-то самой мирной в этой жестокой войне, вызывали и продолжают вызывать недоумение. В те дни командование объяснило это так: немецкие самолеты во время самого первого налета на Севастополь сбрасывали не бомбы, а донные магнитные мины, чтобы запереть в бухте советские боевые корабли. Но такая версия ничем не была подтверждена – на этих «минах» не подорвался ни один корабль, ни одна мина не была поднята и предъявлена, нет никаких документальных свидетельств. Более того, немцы сами собирались захватить вскоре Крым, какой же смысл им был ставить донные мины, на которых могли подорваться их же корабли?!
Мне удалось найти еще одно упоминание о «неизвестных» самолетах, осуществлявших налет на советскую территорию на рассвете 22 июня. В книге В. Бабича «С морем связанные судьбы» [5] бывший дальнометрист Черноморского флота В. Н. Кириченко вспоминает о первом налете авиации 22 июня 1941 г. на остров Первомайский, находящийся на входе в Днепровско-Бугский лиман, недалеко от портов Очаков и Николаев.
На этом острове стояла батарея тяжелых 203-миллиметровых орудий (в которой служил Кириченко), закрывавшая вход в лиман для вражеских кораблей, и зенитная батарея, обеспечивавшая противовоздушную оборону. Бывший дальнометрист утверждает, что два «неизвестных самолета», шедших с пеленгом 176°, налетели 22 июня в 2.15 ночи. Бомбы они сбрасывали не на батарею, а в акваторию (потом сочли, что это были донные мины[64]). Одна из них взорвалась при ударе об воду. Никакого вреда ни орудиям, ни постройкам, ни личному составу эта бомбежка не причинила.
Я проложил на карте направление, соответствующее указанному пеленгу, и увидел, что эти самолеты либо летели из Турции, либо пролетали над нею, двигаясь с острова Кипр, где находился английский аэродром.
Если бы удалось найти бортовой журнал крейсера «Молотов» с записями оператора РЛС «Редут-К» с проложенным на карте курсом обнаруженных «неизвестных самолетов», то стало бы ясно, летели ли они с одного или с разных английских аэродромов.
То, что это были не немецкие самолеты, косвенно подверждает время их появления над советской территорией. Над Севастополем они появились в 3.07 (или 3.17), то есть в 2.07 (или 2.17) по берлинскому времени, так как двухчасовая разница во времени между Москвой и Берлином в июне 1941 г. сократилась на час из-за перехода Германии на летнее время. Следует принять во внимание также расстояние от румынской границы до Севастополя (приблизительно 200 км), что при скорости самолета даже 400 км/ч требовало еще полчаса полета. Таким образом, для того чтобы появиться над Севастополем в 3.07, немецкий самолет должен был перелететь границу за 1,5 часа до этого (1 час плюс 30 мин.), то есть в 1.30 по берлинскому времени.
Однако в соответствии с указанием ОКХ по плану «Барбаросса» было установлено единое время перелета немецкими самолетами германо-советской границы: сначала 3.00, а затем 3.30 по берлинскому времени. Кстати, в обоих известных сегодня случаях обнаружения на рассвете 22 июня 1941 г. неопознанных самолетов советскими РЛС ПВО с момента их обнаружения до выхода на позицию бомбометания оставалось 17–20 мин. За это время посты ВНОС вполне успевали сообщить о налете своему непосредственному начальнику, а тот – доложить в Москву.
Но при этом на западной границе почему-то запретили не только атаковать приближающиеся самолеты возможного противника, но даже просто поднять в воздух свои самолеты на приграничных аэродромах ЗапОВО, чтобы защитить их от бомб и пулеметных очередей, в результате чего огромное количество советских самолетов было уничтожено на земле.
А на юге, в Севастополе, почему-то, ничего не опасаясь, дали команду открыть огонь, и налет был отбит, не пострадал ни один корабль, ни одно здание.
Что из этого следует? Видимо, подлетающую ночью к западной границе армаду самолетов высшее командование считало дружественной, осуществляющей по тайной договоренности между руководством СССР и Германии передислокацию через нашу территорию. А «неизвестные» (что может, кстати, означать и «летящие к нашей территории с неизвестной целью») самолеты, приближающиеся с юга, сочло за вражеские и разрешило открыть огонь, что и было сделано.
Но последствия оказались прямо противоположными соображениям высшего начальства. На западе «дружественные» самолеты не стали садиться на любезно подготовленные для этого советские аэродромы, а нанесли по ним жестокие удары. Потом вернулись на свои аэродромы, восстановили боекомплект, вновь пересекли границу и ударили уже по другим аэродромам. И так несколько раз в тот роковой день.
На юге же никакого урона советской стороне в первый день войны «неизвестные» самолеты не нанесли. Но поскольку об их пролете никакой договоренности не было, их назвали в первом боевом донесении в 03.00 22 июня «неизвестными», и там без колебаний дали команду: «Открыть огонь!» А куда же делось опасение спровоцировать противника на военные действия? Его не было, так как это был другой противник, против которого, возможно, и готовились начать боевые действия.
А вот одно из объяснений странностей самой первой бомбардировки 22 июня 1941 г. – удара по Севастополю – современными «самыми популярными отечественными историками» (так они названы в аннотации к цитируемой книге):
К Севастополю подходили бомбардировщики «Хейнкель-111»… Их было меньше десятка, от пяти до девяти, по разным данным. Некоторые самолеты из-за затемнения цели просто не нашли. Разумеется, выделенных для удара по Севастополю сил немецкой авиации было недостаточно для погрома, подобного устроенному 7 декабря 1941 г. в Перл-Харборе, даже с учетом разницы в размерах флотов. У немецких ВВС в тот момент были куда более важные задачи на сухопутном фронте, и пытаться уничтожить советские корабли было бы просто безумием. Советский ВМФ был все же куда менее опасен, чем многочисленные самолеты приграничных округов. Немецкое командование поставило перед летчиками задачу напугать противника, а не нанести уже первым ударом непоправимый ущерб. Вместо бомб «Хейнкели» несли мины, которые нужно было сбросить на выходе из Северной бухты. Для усиления психологического эффекта использовались парашютные мины…, а не беспарашютные[65]<… > То есть мины сбрасывались так, чтобы их видели. Расчет, что их увидят, оправдался: от постов СНиС поступило множество сообщений о парашютистах. Затемнение существенно дезориентировало немецких пилотов, и две мины были сброшены на сушу. В 3.48 и 3.52 они самоликвидировались. Среди жителей города появились первые жертвы. О том, что на город и гавань были сброшены мины, а не парашютисты или бомбы, в штабе флота догадались очень быстро. Уже в 4.35 командующий флотом Ф. С. Октябрьский приказал провести траление в бухтах и на выходном фарватере. Однако результат был разочаровывающим и даже пугающим: никаких мин обнаружено не было (вполне возможно, что их и не было там. –