кого хаоса уничтожившая немецкий средний класс, а также смирение перед французской и британской оккупацией и политикой репараций задевали национальную гордость, играли на руку экстремистским силам, которым противостояло правительство. В 20-х годах прошлого столетия немецкая либеральная демократия свысока смотрела на два противоположных течения — марксистское и национал-социалистическое, а между тем последнему было суждено её свергнуть.
Освобождение народов Восточной Европы от немецких династий Гогенцоллернов и Габсбургов не принесло спокойствия в новые государства, которые они основали. Ни одно из них — ни Польша, ни Чехословакия, ни Королевство сербов, хорватов и словенцев, которое в 1929 году переименовали в Югославию, — при получении самостоятельности не было достаточно однородным для устоявшейся политической жизни. Независимость Польши почти сразу оказалась под угрозой из-за попыток отодвинуть границу как можно дальше на восток, за пределы исторически обоснованной линии. В последовавшей войне с Советской Россией её армия едва избежала поражения. Неожиданный успех, хотя и рассматривался как национальный триумф, принёс новой стране национальные меньшинства, в основном украинцев, которые уменьшили долю поляков до 60%. Более того, включение в состав Польши исторических немецких земель на западе, а также Восточной Пруссии — колыбели немецких воителей — в 1939 году дало Гитлеру повод для повторения агрессии 1914-го. Чехословакия также унаследовала от империи Габсбургов этническое меньшинство, судетских немцев, что обострило межнациональные отношения в молодом государстве, с гибельными последствиями для его целостности в 1938-м. Национальные противоречия в Югославии при желании можно было сгладить, но, как показали дальнейшие события, стремление православных сербов к доминированию, особенно над исповедовавшими католицизм хорватами, с самого начала подрывало единство страны. Внутренние конфликты ослабили способность Югославии сопротивляться итальянскому и немецкому вторжению в 1941 году.
Две проигравших европейских страны, Венгрия и Болгария, были избавлены от межнациональных противоречий из-за утраты части территорий. Потери Венгрии оказались настолько велики, что после войны она испытывала острую неприязнь ко всем соседям, которые выиграли от изменения границ. Главный выгодоприобретатель, Румыния, с лихвой компенсировала закончившееся военной катастрофой вступление в войну на стороне союзников в 1916 году. Правда, при этом она получила в наследство постоянный источник разногласий с Венгрией (в будущем и с Советским Союзом), а также национальные меньшинства, составлявшие более четверти её населения.
Греция также приобрела новых граждан, но ценой катастрофически неразумной военной кампании против якобы ослабленных турок. Придя к убеждению, что наступил подходящий момент для реализации «великой идеи» — воссоединения всех исторических эллинских поселений, бывшего главенствующим принципом национализма страны после получения независимости в 1832 году, Греция в июне 1919-го вторглась в Малую Азию. Сначала кампания была успешной, и греческая армия дошла почти до Анкары, будущей столицы Турецкой республики, но затем Кемаль, триумфатор сражения на Галлиполи, сумел организовать контрнаступление и в сентябре 1922 года нанёс греческой армии поражение. Согласно Лозаннскому мирному договору, подписанному побеждённой Грецией и победившей Турцией в 1923-м, страны обменивались национальными меньшинствами, населявшими их территории. В результате греки покинули прибрежные города в восточной части Эгейского моря, где они жили со времён Гомера и даже раньше, и более 1.000.000 беженцев присоединились к 4.000.000 греков, проживавших на основной территории страны, причём для многих переселенцев, давно потерявших связь с греческой культурой, родным языком был турецкий. Бедность, в которую они погрузились, и недовольство, которое принесли с собой, стали причинами классовой ненависти, вылившейся в 1944–1947 годах в гражданскую войну.
Таким образом, одна балканская проблема, собственно и спровоцировавшая Первую мировую войну, после её окончания трансформировалась в другие балканские проблемы, сохранившиеся до начала Второй мировой и не исчезнувшие даже в наши дни. Если бы кто-то из Габсбургов сегодня воскрес, он имел бы основания спросить, что изменилось. Конечно, в Восточной Европе — колыбели Первой мировой войны — произошли большие перемены, хотя в основном в результате безжалостного территориального и этнического перекраивания региона, которой осуществил Сталин на волне побед советской армии в 1945 году. В конце концов империи исчезли, и последней из них стал СССР. Одни национальные меньшинства ушли с территорий Польши, а также современных Чехии и Словакии, но другие остались, в первую очередь в тех странах, где Сталин не сделал всю свою «работу», — в Румынии, Венгрии и бывшей Югославии. Впрочем, и сегодня иностранные правительства требуют от сербских властей наказывать своих политических преступников, точно так же, как этого требовали Габсбурги в 1914-м. Иностранные войска присутствуют в долинах рек Сава и Дрина, как в 1915-м. Это не поддаётся объяснению.
Но тогда невозможно объяснить и Первую мировую войну. Причины её непонятны. Точно так же, как и развитие. Почему процветающий континент на вершине своего успеха как источника и носителя мирового богатства и силы, переживавший расцвет интеллектуальной и культурной жизни, решил рискнуть всем? Чего добился для себя и что мог предложить миру в лотерее жестокого междоусобного конфликта? Почему, когда через несколько недель после начала этого конфликта возникла надежда быстро и решительно его разрешить, воюющие стороны тем не менее настаивали на военных мерах, мобилизовались для тотальной войны и в конечном счете бросили свою молодёжь в мясорубку взаимного уничтожения, совершенно бессмысленного? Возможно, это было дело принципа, однако принцип святости международного договора, вынудивший Британию вступить в войну, не стоил той цены, которую пришлось заплатить за его соблюдение. Другим принципом была защита национальной территории, и за него сражалась Франция, невзирая на почти невосполнимый ущерб для страны. Договоры о взаимной безопасности — именно этот принцип лежал в основе заявлений Германии и России — защищались до такой степени, что потеряло смысл само понятие безопасности. Казалось бы, удовлетворение очевидного государственного интереса — мотив Австрии и самая старая из причин войны — привело к прямо противоположному результату, поскольку империя Габсбургов рухнула и, стало быть, интересов у неё не осталось.
Естественно, никто не мог предвидеть последствия, однако приобретённый опыт вполне можно было спроецировать на будущее. Перспективы первых солдат 1914–1918 годов — вероятность ранения или гибели — быстро становились неизбежностью. Их поведение — тоже загадка. Почему миллионы безымянных людей, неразличимо бесцветных, лишённых тех крупиц славы, которые традиционно скрашивали жизнь воинов, нашли в себе силы продолжать войну и верить в её цели? А они верили. Это одна из неоспоримых истин Великой войны. В лабиринте окопов на Западном и Восточном фронте господствовал дух товарищества, превращавший незнакомых людей в братьев, а верность своему подразделению становилась кровными узами, которые связывали солдат до самой смерти. Людей, сидевших рядом в окопах, взаимозависимость и готовность к самопожертвованию соединяли сильнее, чем самых близких друзей в мирное время. Это самая большая загадка Первой мировой войны. Если бы мы могли понять любовь и ненависть, которые в ней проявились, это приблизило бы нас к разгадке тайны человеческой жизни.
Библиография
Ни в России, ни в Турции не была опубликована официальная история Первой мировой войны, поскольку вследствие её и последующей гражданской войны государственная структура обеих империй оказалась разрушенной. Не существует и американской истории Первой мировой, хотя правительство Соединённых Штатов способствовало выпуску нескольких томов, посвящённых её отдельным аспектам. Самыми ценными являются официальные истории, вышедшие в Великобритании, Франции, Германии, Австрии и Австралии. Французская история Первой мировой войны подробна, но написана слишком сухо. Самый полезный — её десятый том, разделённый на две части и содержащий перечень сражений, а также отражающий изменения в командном составе дивизий и более крупных формирований. В австрийской официальной истории войны тоже содержатся ценные сведения о сражениях. В ней события изложены менее бесстрастно, чем во французской. Шестнадцать томов официальной немецкой истории войны с описанием наземных операций созданы в отстранённом, штабном стиле, но там имеются бесценные сведения о действиях немецкой армии. Полезны и дополнительные выпуски неофициальных описаний сражений (в частности, битв при Ипре, Горлице и других). Официальная британская серия охватывает подробные описания операций армии на всех театрах военных действий, историю авиации и военно-морского флота, включает несколько специальных томов (медицина, транспорт), а также дополнительный, очень полезный список боевых приказов, абсолютно необходимый для понимания роли Британии в войне. Автор австралийской официальной истории войны, К.У.И. Бин, собрал воспоминания многих участников боёв. В результате его книги отличает, что называется, человеческое измерение. Этого нет ни у одной другой официальной истории Первой мировой войны. Кстати, данный подход успешно применён в официальной американской истории Второй мировой. Ниже приводятся названия книг, считающихся официальной историей Первой мировой войны.
Edmonds J. Military Operations, France and Belgium, 1914–1918. London, 1925–1948, и работы других авторов, посвященные операциям в Италии, Македонии, Египте и Палестине, Дарданеллах, Персии, Восточной и Западной Африке.
История военно-морского флота — Corbett J., Newbolt H. Naval Operations. London, 1920–1931.