Тем не менее утром 25 августа Гинденбургу улыбнулась удача. Перед самым отъездом из штаба 8-й армии генералу передали расшифровку полного текста приказа по 1-й армии русских о наступлении и дальнейшей осаде Кёнигсберга, из которого следовало, что на следующий день, 26 августа, части Ренненкампфа остановятся на некотором расстоянии от города, но достаточно близко к любой позиции, чтобы прийти на помощь 2-й армии в сражении, которое, по имеющимся данным, начнёт он, Гинденбург[265]. Искушение было велико. Гинденбург встретил фон Франсуа, корпус которого только что начал занимать позиции напротив армии Самсонова, в отличном настроении. Теперь на них работало не только расстояние — расстояние, разделявшее армии Самсонова и Ренненкампфа, но и время в виде намеренного промедления последнего. А между тем, если бы Ренненкампф поторопился, он вывел бы 1-ю армию за озёра — на позиции, с которых мог бы двинуться на юг, на помощь Самсонову.
Но фон Франсуа, чьё упрямство подчас принимало форму сознательного неповиновения, нарушил последовательное исполнение плана, согласно которому его 1-й корпус, а также 17 и 20-й корпуса должны были последовательно вступить в бой с флангами Самсонова. Заявив, что ожидает прибытия артиллерии по железной дороге, фон Франсуа медлил с наступлением 25 августа и весь следующий день. Прибывший Людендорф быстро привёл его в чувство, но демарш Франсуа имел неожиданные последствия — более чем благоприятные. Не встретив сопротивления, Самсонов двинул центр своей армии вперёд, по направлению к Висле (он намеревался прижать немцев), и… подставил растянутые фланги как Франсуа, который теперь находился к югу от него, так и Макензену с Шольцем — их корпуса, 17 и 20-й, приближались с севера. Стало быть, 27 августа Франсуа перестал упрямиться и начал наступление. Самсонов, не обращая внимания на угрозу с тыла, тоже двигался вперёд. 28 августа его авангард разгромил разрозненные немецкие части, встретившиеся на пути, и прорвался на открытую местность. Впереди была Висла. У обычно бесстрастного Людендорфа случился нервный срыв. Немного придя в себя, он приказал Франсуа немедленно отправить дивизию на помощь разбитым подразделениям. Строптивый командир 1-го корпуса снова проявил самостоятельность. Приказ Франсуа не выполнил, а максимально быстро двинул все свои батальоны на восток. Безусловно, это были слишком малые силы по сравнению с армией Самсонова, перемещавшейся разными путями на запад, но утром 29 августа передовые отряды русской пехоты подошли к Вилленбергу — городу, расположенному недалеко от их собственной границы, и столкнулись с немецкими войсками, двигавшимися навстречу. Это были части 17-го корпуса Макензена, участвовавшие в боях к югу от Мазурских озёр и весь предыдущий день наступавшие в южном направлении. Когда 151-я эрмландская пехотная дивизия 1-го корпуса и 5-я гусарская дивизия 17-го корпуса под командованием Блюхера соединились, клещи сомкнулись. Это означало, что Самсонов окружён[266].
Бои в котле были характерной особенностью сражений Второй мировой, особенно на востоке, где в 1941 году части вермахта раз за разом окружали сотни тысяч русских, но в ходе Первой мировой войны добиться этого не удавалось почти никогда. Именно поэтому Танненбергская кампания — так Гинденбург решил назвать сражение в память о поражении, которое на этом месте потерпели тевтонские рыцари от славян, — была особенной. Только пленными немцы взяли 92.000 человек, а убитыми и ранеными русские потеряли 50.000. Потери самих немцев, во много раз меньшие, чем на Западном фронте, были не особенно велики по меркам будущих сражений. В Германии победу в Танненбергской кампании посчитали выдающейся. Она не только спасла сердце Восточной Пруссии от оккупации, но и предотвратила угрозу наступления в промышленно развитую Силезию и на Берлин[267]. Немецкие пропагандисты теперь все чаще называли русских варварами — совершенно незаслуженно, поскольку командиры царской армии, многие из которых были балтийскими немцами, имевшими родственников в Восточной Пруссии, поддерживали дисциплину и не позволяли вольностей своим солдатам. Словом, Танненберг посчитали спасением Германии и праздновали повсеместно. После войны знамёна полков, участвовавших в этой битве, были выставлены в величественном одноимённом мемориале, стилизованном под Стоунхендж. Здесь же в 1934 году с президентскими почестями похоронили Гинденбурга. В 1945-м, когда русские снова появились в Восточной Пруссии, мемориал был разрушен, а памятник рейхспрезиденту взорван. Сейчас знамёна полков, сражавшихся при Танненберге, вывешены в Гамбургской кадетской школе, а прах Пауля фон Гинденбурга перезахоронен в замке Гогенцоллернов, где погребены члены императорской фамилии.
Военное значение Танненберга намного серьёзнее, чем символическое. Одержанная победа заставила немцев пересмотреть стратегический план. До этого перед ними стояла задача всеми силами удерживать фронт на востоке, в то время как на западе они рассчитывали на триумф. После Танненберга всё изменилось — угроза катастрофы на востоке была устранена, а вот на западе победа ускользала.
Русских разгром при Танненберге на какое-то время обескуражил. Самсонов был буквально раздавлен сознанием разразившейся катастрофы. Ему самому чудом удалось избежать гибели и вырваться из окружения. Пережить позор он не смог. Самсонов всё время говорил своим офицерам: «Император верил мне. Как же я смогу посмотреть ему в лицо после такого несчастья?»[268] Улучив момент, когда его оставили одного, генерал Самсонов застрелился. Это была лёгкая смерть по сравнению с той, которая ждала многих его солдат, умиравших в прусских лесах от ран, не получавших никакой помощи и оставшихся неизвестными. Их кости лежат там и сегодня, а сообщения об их гибели родственники получали после того, как исчезала всякая надежда найти их живыми. Танненберг стал началом долгой агонии царской армии, которая закончилась её полным крахом в 1917 году.
Тем не менее, несмотря на спорность решений командования царской армии и то, что применяемые им при боевых действиях средства подчас оставляли желать много лучшего, русские сохранили способность восстанавливать свою боеспособность — они неоднократно это доказывали в кампаниях 1915 и 1916 годов. События 1914-го потребовали от них продемонстрировать это качество очень быстро. Да, Самсонов был разгромлен, но Ренненкампф не желал соглашаться с тем, что Танненберг стал катастрофой. Когда Гинденбург обрушился на него всей мощью 8-й армии, к тому же усиленной двумя корпусами — 9-м и резервным гвардейским, Ренненкампф блестяще организовал манёвр своих войск. На этот раз численное превосходство было на стороне немцев, хотя к русским подошла из тыла 10-я армия. 1-я армия — цель Гинденбурга — насчитывала всего девять дивизий, а у немцев их было 18. Тем не менее в сражении у Мазурских озёр, которое началось 7 сентября — в тот же день, что и битва на Марне, Ренненкампф отбил все атаки, и попытки Гинденбурга окружить его соединения успехом не увенчались. Франсуа, руководивший первым этапом немецкого наступления, сумел отрезать часть армии противника в Лётцене, в самом сердце озёрного края. Ренненкампф отступал, но отступал с боями через озёра и выше, при необходимости перебрасывая силы с фланга на фланг. 13 сентября ему пришлось, выводя из-под удара всю свою армию, пересечь российскую границу… Но меньше чем через две недели, 25 сентября, воспользовавшись паузой в боях, Ренненкампф сумел организовать контрнаступление силами своей и 10-й армии — она тоже пошла вперёд. Русские смогли выбить немцев с их позиций и вернуть большую часть потерянной территории, а на некоторых участках выйти на рубежи у реки Ангерап, достигнутые в результате августовского наступления.
Галиция и Сербия
Как бы то ни было, успех наступления в Мазурском крае был скорее тактическим, чем стратегическим, поскольку в нём участвовала лишь небольшая часть русской армии. Основные силы были сосредоточены в южной части «польского балкона», против австрийцев, главная линия обороны которых проходила через вершины Карпат — стратегически важные перевалы через них вели на Венгерскую равнину, к Дунаю и в самое сердце Австрии. Это был огромный фронт — почти 500 километров, от точки, где заканчивалась русско-австрийская граница и начиналась территория нейтральной Румынии, и до Кракова, в Австрийской Польше. По всей его линии были возведены мощные укрепления, а фортификационные сооружения в Лемберге и Пшемысле недавно были модернизированы. По плану, разработанному в русском Генеральном штабе, в этом секторе предусматривалось сосредоточить четыре армии — 3, 4, 5 и 8-ю. Все вместе они становились Юго-Западным фронтом, командовать которым поручили генералу Николаю Иванову. Сразу после окончания развёртывания им предписывалось перейти в наступление. Австрийцы тоже планировали наступательные действия после завершения мобилизации, однако они долго не могли определиться в выборе приоритетного направления — Галиция или Сербия. Словом, австрийцы запаздывали, а русские — вопреки ожиданиям австрийских и немецких штабов — действовали быстрее. Австрия и Германия почему-то не приняли во внимание то, что две пятых русской армии мирного времени размещались сейчас на территории «польского балкона», а также то, что командование русских может начать операции в Польше ещё до конца всеобщей мобилизации. Эта разница в тактике современной войны оказалась решающей. Офицеры немецкого Генерального штаба, последний раз участвовавшие в боевых действиях больше 40 лет назад, не могли представить себе, что широкомасштабные действия могут начаться до реализации всех мероприятий, предусмотренных планами. Менее педантичные русские, имевшие опыт недавней войны с Японией и более долгосрочный — десятилетий — приграничных сражений в Средней Азии, были готовы к импровизации. Так или иначе, в конце августа они сосредоточили против австрийцев 53 пехотные и 18 кавалерийских дивизий, тогда как противник имел в своём распоряжении только 37 пехотных и 10 кавалерийских. Важно и то, что русские подразделения по численности были больше, чем австрийские. На этом этапе Россия испытывала давление со стороны Франции, настаивавшей на скорейшем начале боевых действий, которые заставили бы немцев перебросить значительные силы с запада на восток, но давление на Австрию оказалось ещё большим — оно диктовалось необходимостью оказывать поддержку численно превосходящей противника германской 8-й армии в Восточной Пруссии.